Герой

(История любви)

Никто еще не говорил так искренне, как она в свои двенадцать лет: «Он меня любит!»

Он, тринадцатилетний подросток, стоя перед зеркалом, в свою очередь, также с гордостью произносил: «Она меня любит!» Вот он засунул в карман пистолет с бумажными пистонами и отправился на свидание, сказав своему ворчливому дядюшке, что идет к товарищу учить геометрию.
На Вышеградской улице она уже ждала его (под шапочкой новая прическа), а в подъезде дома напротив ждали две ее школьные подружки, которых она привела, чтобы показать им это чудо — своего возлюбленного.
Ой, как они будут злиться, заранее предвкушала она удовольствие, ведь у Марженки никого нет, а та, другая, — Лона — гуляет с одним мальчишкой из городского училища, который и курить-то еще не умеет да к тому же шепелявит.
А вот ее герой... Он уже принял боевое крещение курильщика, и даже в ее присутствии, когда они встретились еще во второй раз. Учится он во втором классе гимназии, значит, уже ученый, и на щеке у него родинка. Правда, родинки могут быть у кого угодно, но у него на ней растут три волоска. Это украшение казалось ей особенно привлекательным и красивым как некий зачаток усов. Так он выглядел солиднее, почти совсем как их швейцар, у которого тоже есть родинка и под нею солидная борода.
Держался он также в высшей степени мужественно. Однажды он ей сказал:
— Посмотрите, как я далеко доплюну, — и доплюнул с тротуара до трамвайных путей перед самым носом какого-то близорукого господина, который тотчас же машинально раскрыл зонтик, полагая, что пошел дождь.
— Как-то раз, — сказал он тогда, гордо выпрямившись, — я доплюнул с Вышеграда до Влтавы¹, ка-ак засвистит! А и ветра-то совсем не было.
Он умел и ругаться, и так красиво! Одним словом, он был в ее глазах настоящим кавалером. Сегодня она решила сделать его еще и ревнивым кавалером.
И вот он появился в дверях трамвая, готовя в кармане пистоны для пистолета и мечтая о том, как пойдет с нею на Вышеград, к старым укреплениям, и там выстрелит. Он ни капельки не сомневался, что она полюбит его еще сильнее и будет смотреть на него с еще большим обожанием.
Он подошел к ней.
— Вот и я. Чуть было не задержался. Наша кошка принесла котят, и я должен был пойти их утопить.
— Ой, ой!
— Но я решил, что топить не стоит, отдам лучше собакам. Они их с удовольствием слопают.
Она не осмеливалась даже взглянуть на него: таким он ей казался мужественным и таким прекрасно беспощадным.
— А котята мяукают, когда их собаки едят?
Он махнул рукой.
— Мяукают не мяукают — какая разница, барышня! Черт с ними! Не стоит больше об этом говорить.
— Но они такие чистоплотные животные!.. — попробовала она заступиться.
— Этого еще недоставало, чтобы кошки не знали... что к чему...
Он чуть было не сказал нечто более сильное, смутился и неожиданно выпалил:
— В нашем доме сегодня утром был пожар!
Каждый день он сообщал ей какую-нибудь трагическую новость, которую усиленно придумывал ночью. Однажды у них повесилась дворничиха, в другой раз у жильцов на первом этаже упал в кастрюлю с горячим супом грудной ребенок. А то как-то пан Малек вскрыл себе жилы на руке. Но на другой день тот же пан Малек погиб уже вторично, причем самым фантастическим образом. Он надел на водопроводный кран в кухне резиновую трубку, а другой ее конец вставил в рот. Затем открыл кран... Представляете себе, что случилось и какая это была ужасная смерть! Самоубийца утопился в кухне, сидя на диване, и никто даже ничего не подозревал. Прежде всего он затопил желудок...
Ну, а сегодня у них не больше не меньше, как пожар в доме.
— Огонь взметнулся со страшной силой, — начал он рассказывать тоном репортера. — В подвале находился владелец лавки...
Он рассмеялся и начал пыхтеть, изображая автомобиль: «па-па-па».
— Здорово у меня получается, барышня?
— Здорово!
— Я умею еще косить глазами и вращать ими.
И он начал устрашающе гримасничать. На счастье, они подошли уже к вышеградским воротам.
«Теперь пора», — подумал он и, не переставая скрежетать зубами и скашивать глаза, вынул пистолет и сказал:
— Заткните себе уши!
Она послушалась, и он выстрелил. Раздался еле слышный звук.
— Ну как, не гремело у вас в ушах?
Она сказала, что гремело и что это был, вероятно, ужасный взрыв. Он засунул пистолет и произнес серьезно, перестав косить глазами:
— Однажды при выстреле разорвалась пушка и убила пятерых канониров. Мой дядя был при этом.
— Вы умеете ловить птиц? — спросила она, глядя на него преданными глазами.
— Как угодно: руками, при помощи лассо, подбить камнем. Как-то раз я убил камнем индюка. Мы его съели. Потом полицейские отвели меня в тюрьму. Оттуда я бежал с помощью Каролины. Это была самоотверженная женщина. Она достала мне одежду и через потайную дверь, которая вела в подземелье, спустила меня в ров. Сторож ее за это выгнал. Но я еще отомщу!
Все это было заимствовано из авантюрного романа «Карасек и Штюльпнер, два прославленных разбойника из Рудогоржи». Сто восемьдесят шестой выпуск этого романа только что приобрел его дядюшка.
Она смотрела на него с обожанием. Его речи сплелись у нее в голове в целостный образ: мой возлюбленный — герой.
— А есть вам давали что-нибудь в тюрьме?
— Что вы! Если бы не было самоотверженной Йозефины (вначале это была Каролина), я был бы вынужден питаться собственным телом, как тот капитан с Длинной улицы.
И капитана и Длинную улицу он выдумал. Вдруг провозгласил:
— А вообще я — евангелист².
Какая-то удивительная теплота разлилась по всему ее телу. Так он евангелист! Это делало его еще более необыкновенным. А сам евангелист в тот момент молил в душе пана законоучителя отпустить ему этот грех — что он ради девчонки отрекся от святой католической церкви.
Из школы она вынесла представление о евангелистах, как о людях, которые, хотя и христиане, но в бога не веруют. Теперь же ей стало казаться, что каждый евангелист — герой.
— А много на свете евангелистов?
Чтобы выглядеть еще более оригинальным, он ответил:
— В Чехии всего несколько человек.
— А веруют они в бога?
— Иногда... но мало. (Господи, отец наш небесный, прости и помилуй!)
Его познания о евангелистах были весьма туманными: кто их знает, чем они вообще занимаются и как обстоит дело с их верой.
— Все полководцы были евангелистами, — завершил он изложение своего вероучения.
Она не спускала с него преданных глаз.
— Вы похожи на тюленя, — сказал он ласково, глядя ей в глаза.
Недавно на уроке зоологии учитель показал им в кабинете молодого тюленя с бархатной кожей и такими же, как у нее, глазами.
— Тюлень обитает в северных морях, — добавил он ученым тоном, — и ползает так же медленно, как и вы. Не можете, что ли, идти побыстрее?
Она чуть было не расплакалась, но одновременно ей и понравилось, что он такой по-мужски грубый. Возбужденная, она крикнула: «Ловите меня!» — и помчалась вверх к укреплениям. Он схватил ее за косу и ударил по спине.
— Давайте играть в жмурки, — предложила она.
— Все это глупости! Я лучше расскажу вам, как делаются витражи.
И начал рассказывать о витражах, которые разрисовывает его дядя, о его мастерской и о пане Тепере, который изобрел аппарат для поджаривания каштанов. Его фантазия работала необычайно бурно: он выдумал и витражи и пана Теперу, а в заключение сообщил, что у его постели стоит нарисованный святой Петр. Это целое костельное окно. И когда светит месяц, святой Петр оказывается на самой постели, бледный, красный, зеленый. И это очень страшно, потому что он вращает своими золотыми глазами.
— А вы ночевали когда-нибудь на кладбище? — спросила она, трясясь от страха.
— Только один раз, в мертвецкой, — небрежно бросил он. — Это я поспорил с могильщиком из Еждины у Крумлова. Могильщик со страху за меня за ночь поседел, а я спал, как на перине.
— Мне это будет сниться теперь, — прошептала она.
— А вы напейтесь на ночь коралки³, — посоветовал
героический возлюбленный, — как это делают негры...
Он не знал, что еще добавить, поэтому изменил тему и, указывая вниз, на Подол, сообщил:
— Я сюда доплывал со смиховской купальни.
Перед ними внизу лежал Подол. Долина простиралась под их ногами до самого Збраслава и лесов на Зависти, окаймлявших горизонт.
— Вы были там когда-нибудь?
— Был, на лодке. Я ее взял на Вышеграде и греб до тех пор, пока кровь не потекла из ладоней. А там водятся гадюки...
Она стала вдруг необычайно разговорчивой и начала рассказывать о своей тете, которая гадает по домам на картах. Служанкам за шесть крейцеров, а дамам и барышням — за десять. Служанкам карты предсказывают, что за свои шесть крейцеров они получат в мужья ремесленников, а барышням — что за свои десять крейцеров удостоятся учителя или графа.
Глядя на него, она неожиданно предложила:
— Давайте убежим вместе!
— Давайте, — согласился он, — только куда-нибудь подальше. Я возьму с собой нож и школьное свидетельство. А деньги у вас есть?
— Я продам свой географический атлас и молитвенник, — быстро ответила она, не желая отставать от него в отваге.
Они спустились с крепостных укреплений, договариваясь дорогой встретиться завтра вечером у богадельни и ехать затем поездом далеко, далеко... Где-нибудь в лесу они переспят, а утром напьются воды из родника и пойдут дальше. Потом он зарежет курицу, и они ее изжарят в лесу, а святой пустынник их обвенчает. По дорогам они будут нападать на купцов, везущих в город товары...
Так они промечтали до самого расставания, условившись встретиться завтра. И она даже забыла, что собиралась возбудить в нем ревность, хотя девчонки в школе ей советовали: пусть скажет, что с ней всегда здоровается один молодой человек из их дома.
Распрощались...
Она долго смотрела ему вслед, как он удалялся к Троицкой улице. А на следующий день продала атлас...
С той поры она его не видела.
Встретились спустя уже несколько месяцев на катке.
— Я тогда вечером не мог прийти, — пробормотал герой. — У нас было трудное задание по чешскому языку...
Она отвернулась от него, а через час уже победоносно мчалась мимо с кадетом из первого класса кадетского училища. И когда она была совсем близко от своего первого возлюбленного, подставила ему ножку...

Примечания

1. Вышеград — скалистый холм в Праге над рекой Влтавой. В прошлом крепость и резиденция чешских князей.
2. Евангелисты — христианская протестантская секта, близкая баптистам. Важнейшая часть их вероучения — проповедь евангелия.
3. Коралка — водка.