Антонов С. Ярослав Гашек на Урале

В статье рассказывается об уфимском периоде жизни писателя. В 1960 году вышла в свет небольшая книжка Антонова "Ярослав Гашек в Башкирии", где более подробно изложены указанные в статье сведения. Тем не менее, публикую статью, поскольку текст публикации все же отличается, плюс приводятся редкие фотографии (например, фото А. Львовой в 1958 году).

Источник публикации: Антонов С. Ярослав Гашек на Урале. // Уральский следопыт, №6, 1959. С.54-59.

 

1

30 апреля 1958 года все прогрессивное человечество отмечало 75-летие со дня рождения выдающегося чешского писателя-сатирика Ярослава Гашека, автора романа «Похождения бравого солдата Швейка». В этот день в газете «Советская Башкирия» появилась небольшая заметка. Она называлась «Фронтовые друзья Ярослава Гашека». В ней старые уфимцы, типографские работники Иван Григорьевич Мурашов и Иван Яковлевич Агапитов, поделились своими воспоминаниями о совместной работе с Я. Гашеком в Башкирии во время гражданской войны в армейской типографии. Они также рассказали, что в Уфе писатель полюбил накладчицу типографии Шуру Львову, на которой впоследствии женился и уехал с ней в Чехословакию. «Из газеты «Советская Россия» от 11 июня 1957 года,— сообщали они,— мы с большим интересом узнали, что Александра Гавриловна и сейчас в добром здравии живет в Чехословакии».
Через несколько дней, ранним майским утром, когда работа еще только начиналась, в редакцию «Советской Башкирии» пришла старушка и, сильно волнуясь, сказала:
— Помогите мне найти мою сестру.
Этой просьбе никто не удивился. Ведь за последнее время многие нашли своих родственников с помощью газеты.
— Когда вы ее потеряли? Где?
Старушка неожиданно заплакала и, ни слова не говоря, подала номер газеты, где была напечатана заметка о Гашеке.
— Вот тут написано про мою сестру. Мне нужен ее адрес.
Через минуту все стало ясно. Татьяна Ивановна Зюзина, так звали пришедшую,— родная сестра А. Г. Львовой по матери. Вот уже почти сорок лет, то есть с того времени, как Шура уехала за границу, она не имела о ней никаких известий.
— Я уже считала ее давно погибшей. И вдруг... эта заметка.
В этот же день удалось выяснить адрес чехословацкого журналиста Зденека Штястного, который сообщал в советской печати о жене Гашека.
В Прагу были отправлены два письма на его имя: от редакции и от Татьяны Ивановны.
Ответа долго ждать не пришлось. Зденек Штястны сообщал, что А. Г. Львова-Гашекова жива, хорошо помнит Уфу, своих родственников.
В письмо была вложена фотография Гашека и Шуры 1922 года.
Может быть, на этом все и кончилось, если бы еще не одно обстоятельство.
Вскоре после получения первого письма из Чехословакии в редакцию пришел капитан Советской Армии.
— Моя фамилия Нефедов,— отрекомендовался он.— Я к вам по поручению своей тещи.
У многих на лицах появилась невольная улыбка. Но пришедший серьезно продолжал:
— Она сама больна сейчас и не могла прийти. Просила меня узнать адрес жены Ярослава Гашека.
— А ей, собственно, зачем это?
— Видите ли, она сестра Шуры Львовой.
— Сестра?! А как ее имя, отчество, фамилия?
— Зоя Васильевна Молева.
— Позвольте. Какая же она сестра, двоюродная или троюродная?
— Это лучше у нее спросить, я не знаю. Она работает заведующей учебной части школы № 24. Сейчас дома.
После разговора с 3. В. Молевой все сомнения и неясности отошли в сторону. Оказывается, Шура родилась в одной семье, а когда ей было 3 года, во время Всероссийской переписи населения в 1897 году, из-за голода и нищеты ее отдали на воспитание в другую. Так вот Татьяна Ивановна — родная сестра, а Зоя Васильевна — сестра по семье, где с малых лет жила и воспитывалась Шура. Из этой семьи она уехала в Чехословакию.
Вскоре в газете «Советская Башкирия» была напечатана статья 3. Штястного о некоторых фактах личной жизни Гашека в Уфе, о его отношениях с Шурой. Статья вызвала живые отклики у читателей. В редакцию приходили письма, раздавались телефонные звонки... Все хотели узнать, не нашлось ли что-либо нового о Гашеке.
Как-то однажды сотрудника газеты встретил на улице комсомольский активист Ирик Гайнетдинов.
— Вы разыскиваете тех, кто был знаком с Гашеком? У нас в артели «Новый быт» работал до недавнего времени один из них. Хороший приятель писателя.
— Кто? Где он сейчас?
— Ганцеров Степан. Недавно на пенсию ушел.
И снова в «Советской Башкирии» — воспоминания: «Встречи с Ярославом Гашеком».
Просматривая подшивки газет «Наш путь», «Красный стрелок», которые печатались в типографии, где заведующим был Гашек, удалось выяснить, что чешский писатель жил не только в Уфе, но и в городе Белебее (БАССР) и в некоторых других населенных пунктах бывшей Уфимской губернии.
Так, шаг за шагом, день за днем все ясней и отчетливей вырисовывалась картина жизни и кипучей деятельности Гашека на территории нынешней Башкирии.

 

2

... Революционный военный Совет и политический отдел Пятой армии решили издавать большую ежедневную газету для красноармейцев и жителей прифронтовой полосы. В первых числах января 1919 года, сразу же после занятия Уфы красными войсками, в политотдел явился по вызову один из комиссаров 26-й стрелковой дивизии 23-летний коммунист Василий Сорокин. Несмотря на молодость, за его плечами был большой и трудный жизненный путь.

 

Здание в Уфе, где в 1919 году помещалась типография, которой заведовал Ярослав Гашек
Здание в Уфе, где в 1919 году помещалась типография, которой заведовал Ярослав Гашек

— Вот какое дело, — сказал ему начальник политотдела, питерский рабочий-металлист Иван Дмитриевич Чугурин.— Поручаем тебе редактирование новой газеты. Подбери людей, найди типографию. Понадобится помощь — окажем. Только дело это серьезное и решить его надо как можно скорее. Время, сам понимаешь, военное, оно не терпит отсрочки.
— Сразу же прошу помощь, — четко заявил Сорокин. — Нужен опытный человек для руководства типографией.
Иван Дмитриевич немного подумал, а потом, улыбнувшись, ответил:
— Видишь, начинаю сдерживать свое слово. Есть такой. Чешский журналист Гашек. Кажется, подойдет, да и сам просится на работу в печать. Говорит, руки чешутся...
Вскоре в редакцию газеты «Наш путь» явился высокий, плотный, несколько грузный, но подвижный военный, лет 35. Щелкнув каблуками, он доложил Сорокину с чуть заметным иностранным выговором:
— Ярослав Гашек. Назначен политотделом Пятой армии заведовать типографией газеты «Наш путь»,— и подал записку от И. Д. Чугурина.
Сорокин вспомнил разговор в политотделе, дружески пригласил садиться. Сразу же завязалась непринужденная товарищеская беседа. Гашек подробно рассказал о себе, о том, что он чех, бывший военнопленный, коммунист, давно занимается журналистской деятельностью.
— Это очень хорошо! — обрадовался молодой редактор.— Значит, и в нашей газете вы не откажетесь сотрудничать?
И. Д. Чугурин не ошибся, когда говорил о Гашеке, что у того давно чешутся руки. И в самом деле, долгие месяцы Ярослав Романович был оторван от газетной работы. До прибытия в Уфу он много сил и упорства положил на организацию Советской власти в Бугульме, где занимал должность помощника коменданта города. И вот, наконец, в Уфе снова можно отдаться любимому делу!
Как-то, еще в первые дни работы, Гашек пришел к Сорокину. Уточнив порядок верстки очередного номера газеты, он подал редактору несколько листков, написанных мелким, но разборчивым почерком.
— Посмотрите. Если подойдет, прошу напечатать.
Сорокин стал читать вслух, а автор скромно присел у стола и внимательно слушал.
«Говорят, что большевики заняли Казань. Наш владыка епископ Андрей приказал соблюдать трехмесячный пост. Завтра будем кушать по три раза в день картошку с конопляным маслом. Да здравствует Учредительное собрание! Чешский офицер Паличка, который у нас на квартире, взял у меня взаймы две тысячи рублей...»
Это был первый гашековский фельетон, написанный в Уфе,— «Из дневника уфимского буржуа». Когда во время чтения Сорокин останавливался и предлагал внести какую-либо поправку, Гашек молча кивал головой. Иногда, вместо кивка, он . шутливо восклицал: «Наздар!».
«Болтовня о взятии Казани красными,— продолжал чтение редактор,— действительно, отличается от прежней именно тем, что у нее есть известная объективная почва. Наши очистили Казань потому, что, как секретно сообщил мне чешский офицер Паличка, в Казань прибыло два миллиона германских солдат. Со всех купцов и купчих, которые красным попали в Казани в плен, содрали шкуру и печатают на ней приказы Чрезвычайной следственной комиссии. Говорят, что прибудут беженцы из Казани. Надо спрятать сахар из магазина, чтобы немножко повысить цену. У нашей братии из Казани денег много. Да здравствует Учредительное собрание!
...Говорят, что большевиками занят Симбирск. Наши взорвали мост через Волгу. При постройке Этого моста дядя мой заработал пятьсот тысяч рублей. Чешские офицеры говорят, что падение Симбирскаерунда и что это всев стратегическом плане. Офицер Паличка украл у меня золотой портсигар. Да здравствует Учредительное собрание!».
Сорокин несколько раз громко смеялся. Вместе с ним улыбался и сам автор. По всему было видно, что ему тоже нравится написанное.
, — Только вот что,— прервал чтение Соро
кин.— Не смягчить ли нам го место, где вы приводите в «дневнике» слова зарвавшегося Паличка о фантастическом прибытии в Казань двух миллионов... немцев? Не слишком ли это?
— А как же в гоголевском «Ревизоре»? — возразил Гашек.— Тридцать пять тысяч одних курьеров? Арбуз в семьсот рублей? Суп в кастрюльке, доставленный из Парижа?... Почему же Паличка не может подражать Хлестакову?
Автор так настойчиво доказывал, что редактор согласился и начал читать снова.
«Сегодня прибыла в Уфу первая партия беженцев из Казани и Симбирска. По дороге их по ошибке раздели оренбургские казаки. Была торжественная встреча. Я выпил две бутылки коньяку и написал заявление на дворника, что он большевик. Дворника отправили в тк)рьму.
...В газетах напечатано, что большевики в Симбирске отняли у всех богачей детей и отдали их на воспитание китайцам. Во всех церквах молитвы. Владыка просит всех православных христиан строго соблюдать пост, так как большевики продвигаются на Самару».
— Что ж,— сказал, улыбаясь, Сорокин, когда кончил читать фельетон,— сдавайте в набор!
...В типографии печаталась завтрашняя газета «Наш путь». Как всегда, рабочие-печатники и на этот раз стали просматривать свежий номер, еще пахнувший типографской краской.
— Смотри, смотри, — сказал один из них, молодой парень, показывая газеты,— наш-то заведующий и писатель еще! Глянь, фельетон-то какой отмахал. «Из дневника уфимского буржуа»,— прочитал юноша.
Вокруг него столпились люди. Мерно стучала плоская типографская машина, то и дело появлялись новые экземпляры газет, на которых стояла дата «14 января 1919 г.» Рабочие внимательно слушали читавшего.
«..Скушал вчера немного ветчины, а вечером пришла телеграмма, что пала Самара. Одного члена комитета Учредительного собрания отправили в сумасшедший дом прямо из общественного клуба, где он говорил, что падение Самары — чепуха. Беженцы прибывают. Рассказывают, что большевики всех поголовно режут, а головы буржуев нагружают на специальные поезда и отправляют в Москву, где их бальзамируют и хранят в кладовых».
— Ловко он это их, ядрена вошь!
— Стойте! Не перебивайте. Читай дале!
«...Вчера опять отправили в сумасшедший дом одного из правых эсеров. Звал на базаре баб идти громить Москву и записываться в русско-чешский полк. Мой офицер Паличка взял у меня взаймы новых две тысячи рублей, которые обещал вернуть, когда Народная армия обратно возьмет Казань. Думаю, что этих денег никогда не увижу».
В группе слушавших то и дело раздавались смех, возгласы одобрения. Рабочие прониклись еще большим уважением к своему заведующему, которого они искренно любили. Да и было за что! Каждый раз приходил он в типографию рано утром, беседовал с ними, рассказывал о фронтовых новостях. Частенько во время разговора вдруг вынет блокнот и делает какие-то наброски.

Ярослав Гашек (X) среди политотдела 5-й Армии
Ярослав Гашек (X) среди политотдела 5-й Армии



Как-то однажды принес материал и сказал:
— Срочный. Надо быстро набрать и выпустить с ним газету к шести часам вечера.
Наборщики начали отказываться.
Не сможем сделать, не успеем.
— Надо успеть. У меня вон тоже полно работы, но я ничего, не жалуюсь: это нужно для революции. Разгромим врага, установим советский порядок, тогда и легче станет.
Первый уфимский фельетон Гашека зачитывался в воинских частях, как говорится, до дыр. Красноармейцы от души хохотали над «философскими» раздумьями уфимского буржуа. Особенно нравились записи из «Дневника», где шла речь о подготовке к отступлению из Уфы.
«....Вчера я читал в газетах, что ради освобождения России от большевиков и ее пробуждения к новой жизни надо эвакуировать Уфу. Сегодня на Центральной улице1 увидел настоящего француза с отмороженными ушами.
Он продавал в кофейне по два рубля открытки со своей фотографией и подписью «Капитан Легален. Братья чехословаки отдыхают немножко от побед и торгуют на базаре спичками, папиросами и самогонкой.
...Карательный отряд колчаковцев реквизировал у меня пару лошадей, двадцать пудов сахару, сто ящиков спичек и взял в солдаты моих приказчиков. Большевики заняли Чишму. Из французов остались в Уфе только два молодца, которые выступают в цирке. Нашего владыку, епископа Андрея, видели на вокзале у коменданта станции. Он очень интересовался, когда идет поезд на Челябинск. Мне тоже надо сходить на вокзал».
Дружба с типографскими рабочими после появления фельетона стала еще крепче.
Как-то однажды, во время обеденного перерыва, к молодому наборщику Степану Ганцерову подошел его друг, тоже наборщик Андрей Сокуров.
— Ты хотел с Гашеком познакомиться. Смотри, вон он идет.
В наборный цех в сопровождении метранпажа входил Ярослав Гашек в шинели, на голове — шлем. Сбоку висел револьвер.
Степан поднялся с табурета и, обрадовавшись тому, что увидел писателя, неожиданно для себя громко рассмеялся.
Гашек заметил это, подошел и, поздоровавшись, спросил:
— Над чем вы это так весело смеетесь?
— Над тем буржуем, у которого белогвардейцы дочь украли, часы и восемь тысяч денег, товарищ Гашек. Здорово вы его разделали,— вывернулся Ганцеров.
— Вот хорошо. Спасибо. Я со своей стороны очень рад, что угодил вам,— сказал Гашек приветливо, и глаза его лукаво улыбались.

 

3

В немногие десятки минут перерыва между работой Гашек обычно собирал вокруг себя группу рабочих и с большой теплотой рассказывал о Чехословакии, о своей прекрасной «Злата Праге».
— Хоть я родился и в Праге, — говорил он, — но второй своей родиной считаю Советскую Россию. Здесь я по-настоящему понял, как нужно жить, за что и с кем бороться. Ведь в Москве год назад, в марте восемнадцатого, я стал коммунистом.
— А прежде, там, у себя на родине, вы разве не были в партии? — спросил один из слушавших.
— Был, — со вздохом ответил Гашек — да только даже вспоминать об этом не хочется.. Была такая там у нас партия «Организация независимых социалистов (анархокоммунистов)». Вот в нее-то я еще в 1905 году и вступил. Молод был, наивен…

Партбилет Ярослава Гашека
Партбилет Ярослава Гашека

Мечтая о мирной жизни, писатель говорил:
— Вот закончится война, и я обязательно женюсь на русской девушке.
— Бросьте шутить,— по простоте душевной возразил наборщик Иван Агапитов,— домой вернетесь и забудете об этом.
— Поживем — увидим,— хитро сощурив свои маленькие темные глазки, отвечал Гашек.
Может быть, никто и не запомнил этих слов, если бы не один случай...
Политотдел Пятой армии устроил собрание в Новом клубе. Доклад на нем делал Гашек.
Среди тех, кто, затаив дыхание, слушал выступавшего, была 24-летняя накладчица типографии Шура Львова. Эта простая русская девушка, всегда веселая, неунывающая, трудолюбивая, сни скала искреннюю любовь и уважение у всех ра ботников типографии.
«Наша Шурочка» — так тепло и нежно назы вали они ее между собой.
И в самом деле, в ней было столько обаяния сердечной простоты, чуткости к товарищам, что, пожалуй, трудно представить другое отношение к ней. Шура, как никто, умела с улыбкой перено сить невзгоды военных лет.
Глубоко взволновала девушку речь Гашека, которого она видела и слышала впервые. Его горячие, страстные слова о всемирной революции, о Советской власти, о том, что, наконец, в России настала счастливая жизнь для простых людей, нашли в ее сердце живой отклик.
Долго она не могла забыть этого вечера.
Как-то вскоре в обеденный перерыв в типографию, где она работала, пришла к ней младшая сестра Лида, ученица двухклассного Мариинского училища. Шура только что закончила работу, вытирала руки бумагой.
В это время в двери показался человек в военной форме Густые темно-каштановые волосы спадали на виски. Шура дернула сестру и тихо проговорила:
— Обрати внимание на этого человека.
Лида взглянула, затем, когда он скрылся за другой дверью, спросила:
— Кто это?
Шура ничего не ответила, лишь счастливая улыбка появилась на ее лице.
Обо всем Лида догадалась несколько позднее.
Стоял холодный зимний вечер. В одноэтажном маленьком домике ждали возвращения Шуры с работы. «Что-то долго нет, уж не стряслось ли какой беды? — думала ее мать Анна Андреевна, то и дело подходя к окну.
Горела коптилка, еле освещая комнату. Две девочки-ученицы — Лида и Зоя — сидели за столом, готовили уроки и не подозревали, что творится в душе у матери.
Тихо. Лишь изредка слышны шаги красноармейцев, находящихся в караульном помещении, расположенном по соседству с квартирой.
Но вот, наконец, стукнула дверь из сеней, и в комнату, раскрасневшаяся от мороза, вошла Шура. Мать облегченно вздохнула.
— Слава богу! А я уж так измучилась...
Но что это? Шура не одна... Позади нее стоит какой-то красноармеец в длинной шинели и меховой шапке, на которой выделялась пятиконечная звезда.
Лида так и ахнула: да ведь это тот самый, на которого сестра показывала в типографии...
Шура поцеловала мать и девочек, а затем застенчиво, словно стыдясь чего-то, проговорила:
— Мама, познакомьтесь, это Ярослав Романович Гашек. Мой друг.— А затем тихо добавила:— Я люблю его и выхожу за него замуж...

 

4

Удивительно даже, как успевал Гашек выполнять столько дел! Он был неутомим, его энергии хватило бы на добрый десяток людей. Писатель участвует в организации спектакля-концерта на русском, венгерском, немецком, еврейском и турецком языках, проходившего в Новом клубе, читает лекцию на русском языке: «Лига народов, или III Интернационал».

А. Г. Гашекова-Львова при жизни писателя А. Г. Гашекова-Львова в 1958 году, Прага
А. Г. Гашекова-Львова при жизни писателя А. Г. Гашекова-Львова в 1958 году, Прага

Все ближе, и лучше узнавали Гашека товарищи по работе и проникались к нему уважением, а порой их отношения становились дружескими.
— А не сделать ли нам получасовую декретную передышку? — частенько после решения текущих дел предлагал Гашек редактору газеты. Сорокин уже хорошо знал, что на языке Ярослава это означало обеденный перерыв.
— Что же, пожалуй, можно.
Они отправлялись в ближайшее кафе, что находилось на Александровской улице2.
— Пражских сосисок, — заказывал Гашек.
Хозяин заведения, частник, уже привык к неизменным шуткам постоянного посетителя и каждый раз подавал одно и то же дежурное блюдо. А затем шло высшее лакомство того времени — кофе со свежей булкой.
Нередко за стаканом кофе обсуждались темы, сюжеты будущих материалов Гашека.
— Вот хочу написать об эсерах, их «творчестве». Уж очень они глупыми выглядят в своих брошюрах, инструкциях.
Вскоре в газете появляется интересная и острая статья «Творчество эсеров», которая заканчивалась так:
«Учредилка эсеров не пережила морскую бурю. Спаслось несколько человек, которые совсем голые вылезли на берег, пали на колени и сказали: «Боже, не позволяй нам больше осуждать, чего мы не знаем и не понимаем»».
Порой во время обеда друзей посещала муза, и они с увлечением сочиняли экспромты. Как-то Сорокин написал на обороте меню:
Ты чех из Праги. Журналист. Политбоец. Фельетонист.
Рубаха парень и товарищ.
Твое оружие остро,—
Не штык, не сабля, лишь перо,
Но ты врагов смертельно ранишьI И пусть сосиски горячи
Не время складывать мечи,
За кофе лопать булки с маком...
Ах, Ярослав, перо точи.
Не налегай на калачи,
Пока Колчак не свистнет раком...
Ярослав весело и заразительно хохотал. Потом попросил у буфетчика огромный нож и начал «точить» огрызок карандаша. На минуту задумался и написал:
Пишу я прозой, не стихами,
Не пахну тонкими духами
Газетной краскою пропах...3
— Ну-с, разрядка мозгам окончена. Пошли,— встал Гашек, когда были съедены «сосиски», выпито кофе и выкурено несколько папирос.

 

5

Вскоре, после перехода Шуры на новое местожительство, к ней пришла в гости Лида. Она постучала в дверь небольшого одноэтажного домика на улице Гоголя 4. Ей открыла Шура, одетая в черную юбку и беленькую блузку. Лида хорошо знала этот скромный наряд, он был единственной праздничной одеждой старшей сестры. «Хорошо,— подумала Лида,— значит, у нее все в порядке, раз так одета».
Комнатка, в которую вошли сестры, была очень маленькая. Здесь стояли кровать, небольшой столик, два стула и шкаф с книгами. На окне — белая занавеска. Вот и вся обстановка. Но в комнате было уютно, хорошо. Особенно этому помогало множество книг.
Лида подошла к шкафу и стала читать корешки на книгах: Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, М. Е. Салтыков-Щедрин. Выделялись несколько томиков в голубом переплете произведений А. П. Чехова.
— Шурочка, дай, пожалуйста, почитать Чехова. Очень хочется.
Шура согласилась:
— Только на неделю, не больше. Береги их. Ярослав очень не любит растрепанных и грязных книг.
Лида, радостная, обещала точно в срок вернуть книги. Но обещания своего не выполнила. Через несколько дней Уфу снова заняли белогвардейцы.
В начале марта Колчак бросил на Уфимское направление значительные силы отборных войск, вооруженных с ног до головы. Им противостояли сильно поредевшие части Пятой армии. Нашему командованию стала ясна бесполезность продолжения сопротивления и, чтобы сохранить людей, решили временно оставить Уфу. Как ни горько, ни больно было расставаться, но этого требовала военная обстановка.
Началась эвакуация. Из учреждений выносили и грузили на сани ящики. То и дело по улицам проскакивали на разгоряченных конях вестовые.
В это утро, как обычно, на работу шли два закадычных друга — наборщики Андрей Сокуров и Степан Ганцеров.
— Смотри-ка, Андрей,— показал Степан на сани, груженные различным оборудованием,— что это?
— Похоже на эвакуацию,— заметил Андрей.
Друзья спросили у проходившего военного, и тот ответил:
— Временно оставляем Уфу.
Что делать, как быть? В городе оставаться нельзя, ведь всем известно, что Сокуров и Ганцеров— организаторы комсомола в Старой Уфе, активные пропагандисты. Друзья договорились, не заходя в типографию, идти сразу в политотдел.
Здесь они столкнулись с Ярославом Гашеком.
— Вот хорошо, что встретил,— обрадовался Гашек, даже не спросив, зачем те пришли. А затем строго и твердо: — Вы мне как раз очень нужны. Сейчас же идите в типографию и помогите упаковать отобранный шрифт для пополнения походной типографии. Захватите одну печатную машину. Все это надо быстро перебросить на станцию. Посылаю вас, чтобы ускорить отправку. Обеспечьте транспортом. Для этого мобилизуйте свободные крестьянские подводы на базаре. Операцию провести без шума. С крестьянами будьте вежливы.
— Есть, операцию произвести без шума,— подражая тону Гашека, повторил Ганцеров.
— Ну, и перец,— улыбнулся Ярослав.— Торопитесь. Дорога каждая минута. Где живете?
— В Старой Уфе.
— Домой не заходите. Мы оставляем город ненадолго. Напишите записки. Отдайте своим товарищам, они передадут родным. Все. Выполняйте.
— Есть выполнять! — ответили в один голос Ганцеров и Сокуров и помчались в типографию.
Утро 13 марта выглядело туманным, пасмурным. Для типографских работников последняя ночь в Уфе была очень напряженной. Номер газеты «Наш путь» был сдан в печать около четырех утра. Гашек все время находился в типографии, следил за работой, подбадривал печатников, то и дело шутил с ними.
Когда весь тираж газеты был напечатан, его передали оставшимся в Уфе верным людям для того, чтобы газета и в этот день попала к уфимцам.
Совсем близко начали рваться снаряды. У ворот типографии, не обращая внимания на артиллерийскую канонаду, возле нагруженных типографским оборудованием саней стояли Гашек и Сорокин. Они проверяли, все ли взято.
На рассвете работники редакции и типографии распрощались с оставшимися в городе печатниками.
— До скорого свидания, — говорили те уходящим. — Будем ждать вас, дорогие друзья!
Последние группы красноармейцев покидали город. К ним и присоединились работники редакции и типографии. Тут же был и Ярослав Гашек с карабином за плечами и наганом за поясом. Рядом с ним шагала Шура.
Когда белогвардейцы входили днем 13 марта в Уфу, повсюду шустрые подростки, продавцы газет, громко кричали:
— Читайте газету «Наш путь»! Спешите купить последний номер! Самый свежий, утренний выпуск! Спешите, спешите, только сегодня!

 

Станислав АНТОНОВ.

 

 

Примечания


 

1. Ныне улица Ленина.
2. Ныне улица Карла Маркса.
3. Конец гашековского экспромта В. В. Сорокин, к сожалению, не запомнил.
4. Этот дом сохранился и до настоящего времени.