Комитет увеселительного и благотворительного общества «Подлинный благодетель» констатировал в начале декабря, что казна общества составляет сто двадцать крон. Само собой разумеется, его члены тотчас же собрались в помещении общества, чтобы обсудить, как наиболее целесообразно и благотворительно распорядиться этими деньгами в связи с приближавшимся рождеством. Под влиянием выпитого пива председатель почувствовал прилив сентиментальности и трогательным заговорил о вдовах и сиротах. Унылыми красками он начал рисовать какой-то неясный случай с бедной вдовой, которая повесилась на рождественской елке. Потом он принялся икать и заказал себе сливовицы. Секретарь потребовал три бутылки вина, и комитет вернулся к вопросу о том, как в благотворительных целях распорядиться казной общества. Наконец председатель, который уже начал лить сливовицу в вино, высказал мысль: через объявление в газете предложить беднейшим, безукоризненной репутации вдовам-матерям подать прошения о поддержке в общество (прием от пяти до шести пополудни). Пяти вдовам выдадут по двадцать крон, то есть всего сто крон. Поскольку казна общества составляет сто двадцать крон, останется еще двадцать. Что с ними делать? Собравшиеся мудро разрешили и этот вопрос. К полуночи сообща они пропили тот остаток, с которым не знали, что делать, и тем самым благоразумно закруглили сумму общественной казны.
Объявление, данное в отделе кратких сообщений, начало оказывать действие. Председатель сидел в помещении общества с пяти до шести, пил пиво и в панике принимал прошения бедных вдов. В первый день по почте их пришло двадцать и лично было вручено шестьдесят.
Председатель начал нервничать и с ужасом заметил, что у него уже нет больше слез. Его растрогали вдовы и сироты, «целым потоком хлынувшие к нему. Они целовали ему руки, причитали и плакали. Одна вдова привела с собою двенадцать человек детей. Бедняга, вытаращив глаза, смотрел, как эти взятые напрокат детишки, похожие на дюжину близнецов, по данному знаку подняли страшный рев и принялись буквально лизать ему руки. Грязные, засаленные рты выглядели так жалостно, что он чуть было не полез в карман, чтобы из своих денег наделить сироток крейцерами, как вдруг без стука в помещение вторглась новая процессия — пятеро ребятишек, которых вела женщина с грустным выражением лица. Это выражение мгновенно исчезло, едва бедняжка увидела первую трогательную группу.
Она подскочила и начала награждать пощечинами мать двенадцати сирот. «Я-то вдова, — кричала она, — а у тебя есть муж, вы едите гусей! Со всего дома, подлая тварь, собираешь детей и ходишь попрошайничать!»
Председатель с ужасом взирал на неожиданный оборот, который приняла борьба. Подвергшаяся нападению сломала его зонтик о новую просительницу, в то время как детишки бросились друг на друга и выдавили стекло в книжном шкафу общества.
Председатель вышел из себя. Он начал стучать кулаком, официант бросился вышвыривать мать-самозванку, трактирщик освобождал помещение от другой вдовы, сироты поочередно вылетали на улицу — потом наступила тишина, и председатель крикнул официанту: «Принесите мне коньяку!»
Около шести часов председатель свалился со стула. Он выпил двадцать рюмок коньяку и стащил на себя скатерть, а вместе с ней и все прошения об оказании денежной помощи к рождеству.
Председатель спал на диване в соседней комнате, когда собрались члены комитета, и у них создалось впечатление, что здесь, по-видимому, разыгралась какая-то трагедия.
В тот день пили умеренно и пропили только пятнадцать крон; а после того, как был застеклен книжный шкаф, в казне осталось восемьдесят крон. Таким образом, одна вдова отпала; лишь четыре получат по двадцать крон.
На второй день принимал прошения секретарь. Это был нервный человек. Он страшно разгневался, когда одна из просительниц пыталась обнять его колени.
— Вон! — зарычал он. — Прочь отсюда, это ужасно!
Затем появилась молодая красивая вдовушка.
— Не хочу ничего слышать! — кричал он. — Давайте прошение и будьте здоровы! Понятно? Я не юноша! Черт возьми!
Позже пришли члены комитета и стали серьезно обсуждать благотворительные цели общества.
Председатель потребовал возмещения убытков. Он хотел двадцать крон за сломанный зонтик и труды, связанные со вчерашним приемом прошений. Его упрекали в том, что он грабит общество, что он алкоголик.
Секретарь кричал, что если председатель получит двадцать крон, то нужно возместить убытки всем принимавшим прошения членам комитета. В конце концов он потребовал две кроны, потому что заказывал себе в служебные часы бифштекс и три кружки пльзеньского пива. Дебаты становились все более ожесточенными. Наконец все сошлись на одном. Лучше наделить лишь двух порядочных вдов двадцатью кронами, чем допустить, чтобы двадцать крон попало в дурные руки.
Когда они расходились, казна общества снова уменьшилась.

*

Пришел сочельник; в кассе общества лежало шестьдесят восемь геллеров, а на столе — триста двадцать прошений бедных вдов.
— Господа, — сказал председатель, — в связи с обстоятельствами, которых мы не могли предвидеть, раздача рождественских подарков в этом году не состоится. Остается решить вопрос, что делать с остатком казны в шестьдесят восемь геллеров. Пусть они положат начало средствам для наших будущих благотворительных целей, которым я провозглашаю громкое «Наздар!».


 

Заметки к публикации: 

Еженедельник «Гумористицке листы», № 2, 31.XII.1908 г.