Возвращение блудного сына

Это было страшно однообразно, но те четверо, что сидели каждое воскресенье за столиком кафе, на почтительном расстоянии от окон, дверей и бильярда, видимо наслаждались возможностью провести послеобеденное время чинно-благородно, попивая маленькими глотками воду, потом черный кофе, потом опять без конца воду.
Трое были пожилые, четвертый — молодой. Тем троим было простительно, но робкие взгляды младшего ясно говорили о том, что он не может примириться с неволей, в которой его здесь держат, обращаясь к нему по очереди с отеческим: «Милый мальчик!»

Милый мальчик грустно смотрел на оживленную улицу, где было множество народу и прогуливались девушки в весенних нарядах со своими кавалерами; у девушек на белых шеях красные и всякие другие ленты, которые так идут кошечкам и молодым дамам. Девушки улыбаются. Они в легких блузках, без корсетов; на ногах у них маленькие туфельки и красивые черные чулочки. А он?
— Милый мальчик, — вывел его из задумчивости господин справа. — Знаменитый Бэкон сказал: «knowledge itself is power»¹ — Это был преподаватель физики и математики господин Плеск, дядя молодого человека, у которого тот и жил. — Вам бы, милый мальчик, следовало скорей изучать естествознание, а не право.
— Господину Карелу, конечно, следовало бы изучать природу,— поддержал старший бухгалтер господин Крамлик, — сам с удовольствием занялся бы ею.
— Да, да, естественные науки, — подхватил заведующий школой господин Плазкий.
— Я хотел учиться на этом факультете, — смущенно промолвил Карел, — но у меня не хватило духу. Я пробыл там только семестр и перешел на юридический. — Тут он зевнул. — Юриспруденция тоже нужная вещь, и я, как юрист, могу податься в сторону народного хозяйства.
В данный момент, правда, он охотней всего подался бы к дверям.
Он посмотрел в окно. Черт бы побрал дядюшку! С ним зеленая тоска. На улице так славно, там хорошенькие девушки, в блузках, без всяких корсетов. А ножки!
— Видите, милый мальчик, — сказал господин Плазкий, — глядя на вас, я понимаю, откуда берутся эти сумасшедшие, которым в воскресенье нечего больше делать, как пускать на улице пыль в глаза своими туалетами, фланировать, задыхаться от уличной пыли, а потом заходить в эти отвратительные трактиры...
— И пить отвратительное скверное пиво, — заворчал господин Крамлик. — А потом идти в лес, рвать цветы и ветки с деревьев.
— Ив конце концов напиться пьяным, — прибавил господин Плеск. — А на обратном пути петь непристойные песенки.
С каким удовольствием Карел делал бы все это, если б ему не приходилось сидеть здесь!
— Не лучше ли, Карел, спокойно посидеть в кафе, — продолжал дядя, — потолковать с чувством, с толком, не предаваясь никаким излишествам... Потому что ведь молодой человек часто совсем не думает о том, куда может завести его подобное времяпрепровождение. Могу сказать, что когда-то, в молодости, я был недостаточно рассудителен и до сих пор жалею об этом. Чтобы тебя предостеречь, расскажу о том, как однажды...
— Еще воды! — крикнул господин Крамлик.
— Так вот, однажды пошел я в театр, — продолжал господин Плеск. — Я тогда учился в восьмом классе. Купил себе билет в партер. Пьеса была отвратительная, но я пришел в такой восторг, что аплодировал изо всех сил. А в следующую среду вышла местная газета, и я прочел там строчку, очень меня взволновавшую: «После каждого действия — яростный плеск в партере».
Тут господин Плеск воздел руки ввысь.
— Вы только представьте себе: яростный плеск в партере! С тех пор, куда бы я ни пришел, всюду слышал одно и то же: «Яростный плеск в партере». Даже гимназистки говорили мне это с лукавой улыбкой. Так-то вот, милый Карел, никогда не лезь вперед.
Когда господин Плеск кончил свое назидательное повествование, господин Плазкий заговорил о распущенности молодежи. Он повел речь о родильном доме и о служанках у него в семье.
Господин Крамлик почел за лучшее свести разговор об этом щекотливом предмете к тому, что упадок нравственности среди молодежи наблюдается, кажется, повсюду;
— В дни нашей молодости мы читали Яблонского, Доуху и не думали о футболе. Играли не на деньги, а просто развлекались благопристойно. И не писали стихов. Внизу под нами служит в банке один поэт, но и его скоро выгонят, потому что у него невозможный слог. Вместо того чтобы написать: «В ответ на ваше письмо честь имею», это чудовище пишет: «На ваше уважаемое письмо честь имею ответить», ну, как тут не выйдешь из себя?
— А несчастные пьянчуги! — заметил господин Плеск. — Идет такой юноша в трактир, потом в ночное кафе — и погиб безвозвратно, на всю жизнь в пороке погряз.
Господину Карелу страшно хотелось убежать от порока. Он поминутно смотрел в окно; его так и подмывало дать тягу.
— Вон идет Рисплер! — вдруг воскликнул он. И в ту же минуту, схватив шляпу, с криком: «Я сейчас вернусь!»— выбежал из кафе.
Прошло четверть часа.
— Что это наш мальчик не возвращается? — сказал господин Крамлик. — Этот господин что-то задерживает его. А я хотел рассказать ему поучительную историю о том, как один студент играл в карты.
Господин Плеск невольно взглянул на стену перед собой.
— Какую он назвал фамилию?
— Рисплер.
— Так полюбуйтесь, господа! — Господин Плеск показал на стену, где висела жестяная реклама: «Нет лучше содовой воды Рисплера».
— А откуда он знает господина Рисплера?
— В том-то и дело, друзья, — печально промолвил господин Плеск. — Это хуже всего. Если бы здесь было написано: «Нет лучше воды Затка», Карел крикнул бы: «Вон идет Затка!» — и тоже исчез бы.
Господин Плеск, видимо, был прав: прошло полчаса, а милый мальчик не возвращался.
— Подождем! — воскликнул господин Плазкий.
Прошло еще томительных полчаса. Наконец всем троим стало ясно, что догадка верна.
— Блудный сын, — прошептал печально господин Плеск, и два старика повторили за ним:
— Да, блудный, пропащий.

Господин Плеск позвал метрдотеля.
— Господин Бурьян, — сказал он ему. — У меня к вам один деликатный вопрос. Могли бы вы перечислить нам пивные и другие такие места, где бывает молодежь?
— С удовольствием!
И метрдотель продиктовал господину Плеску длинный перечень заведений, где веселятся и молодые и пожилые люди, а господин Плеск записал все это на заранее приготовленном листке.
— Мы должны найти нашего блудного сына Карела, друзья, — объявил господин Плеск, и три старичка, установив очередность осмотра пивных, ресторанов и винных погребков в зависимости от их местоположения, отправились на поиски милого мальчика.
Это был тернистый путь. Всюду приходилось им выпить по кружке пива или бокалу вина, так что, попав, наконец, в десятую по счету пивную, именно — к «Флекам», они бродили вокруг заблудшего сына, но так и не узнавали его.
У «Флеков» им понравилось. К ним подсел какой-то веселый молодой человек, черты которого, правда, расплывались в тумане алкогольных паров. Он усадил их всех в экипаж и развез по домам.
В конце концов этот молодой человек остался наедине с господином Плеском. Он с трудом доставил его на второй этаж, причем господин Плеск бормотал:
— Вы мне нравитесь, молодой человек... Вы прекрасный, самоотверженный. Оставайтесь у меня ночевать.
Так совершилось возвращение блудного сына, которого господин Плеск, проснувшись, нашел в постели вместо того прекрасного, самоотверженного!

Примечания

1. Знание — само себе сила (англ.).