Йозеф Лада - Как я иллюстрировал Швейка

Я познакомился с Ярославом Гашеком в 1907 году. Это знакомство достазило мне большую радость. Но внешность Гашека мне, честное слово, тогда не понравилась. Я представлял себе автора, тогда уже хорошо известного своими фельетонами, совсем не так: мне казалось, что он должен быть старше, что лицо у него более выразительнее, чем было на самом деле. Напрасно я искал обычные черты сатирика: вместо хищного носа, тонких губ, ехидного взгляда я увидел круглое, полудетское лицо. Гашек больше походил на сынка из хорошей семьи, который не слишком любит ломать себе голову над разными проблемами. Безбородая, простодушная физиономия, искренние глаза — все напоминало скорее бесхитростного первоклассника, а не гениального сатирика. Но стоило Гашеку заговорить — и впечатление сразу менялось. И вскоре я убедился, что он себе на уме. Я всегда принимал его таким, каким он проявлял себя обычно.

Мне его очень недоставало, если мы долго не виделись; его шутки были мне нужны, как воздух. Я был у Гашека, в доме его родителей, лишь один раз. А затем Гашек всегда ходил ко мне. После того как я в 1908 году переехал на Дитрихову улицу, Гашек временно поселился у меня, пока его не призвали в 91-й будейовицкий пехотный полк, форма которого была с ярко-зелеными, как у попугая, выпушками. Пребывание Гашека у меня по разным причинам иногда прерывалось. Когда он возвращался, я всегда с радостью встречал его. Я был доволен, пока он жил у меня до нового исчезновения, причин которого он не объяснял. Он поселился у меня потому, что ему негде было ночевать. Гашек был тогда самым прилежным сотрудником «Карикатур», ответственным редактором которых был я. Писал он очень легко. Его юморесок действительно стоило ждать. Он мог писать где угодно, даже при самом невероятном шуме. Иногда у него был заранее подготовленный сюжет, но обычно он придумывал их, только сев за письменный стол. Он никогда не ломал себе головы над тем, что будет писать. Он неподвижно сидел некоторое время, пристально глядя на чистую бумагу, потом принимался за работу. Писал Гашек медленно, без больших интервалов, разборчивым, красивым почерком. Он предпочитал получать гонорар наличными, из рук в руки. У него было доброе сердце, И те, кто знал Гашека поверхностно, не верили, что он очень любит природу и часто с удовольствием бродит за городом. Его любимым коньком была стряпня, и он справлялся с ней артистически. Нам жилось хорошо до того дня, когда его отправили в Будейовицы в 91-й полк.

После призыва он пришел в истинно рекрутском настроении и едва ответил мне, когда я поздоровался с ним, открывая ему дверь. Он проскользнул мимо меня к себе и на мои настойчивые расспросы, как обстоят дела с призывом, в конце концов презрительно ответил, что не желает разговаривать со всякими сопливыми штатскими, и затем заперся в кухне, где запел солдатские песни своим до смешного немузыкальным голосом. С этих пор он обращался со мной высокомерно, словно я не был хозяином квартиры, и вскоре уехал и до самой отправки в полк у меня не жил.

Я не видел Гашека с 1915 по 1921 год, когда он после возвращения из России навестил меня. Его поведение почти не изменилось. Юмора в нем было вдоволь, и мне казалось, что он все тот же старый друг Гашек, несмотря на шесть лет разлуки.

Обложка первого издания "Швейка"Ярослав Гашек начал писать «Похождения бравого солдата Швейка» еще до начала первой мировой войны. Он печатал их в «Карикатурах» и «Добра копа» и затем в книгах с другими своими рассказами в издательстве Гейды и Тучка. В 1922 году Гашек пришел ко мне и попросил нарисовать обложку для отдельного издания «Похождений бравого солдата Швейка во время мировой войны». Я начал работу. В основу образа Швейка я взял не какое-нибудь определенное лицо, а использовал описания, сделанные Гашеком в романе, Я нарисовал Швейка, раскуривающего свою трубочку под летящими пулями и гранатами и рвущейся шрапнелью. Добродушное лицо, спокойное выражение, по которому понятно, что он себе на уме, но в случае необходимости может прикинуться дурачком. Эту обложку я принес в условленный день в погребок «У Могельских». Она очень понравилась Гашеку и Ф. Сауэру. Гашек, поразмыслив, обещал мне гонорар в 200 крон. Ф. Сауэру это показалось мало, и он повысил вознаграждение до 500 крон. Гашек, помолчав, закончил дискуссию о гонораре, сильно ударив кулаком по столу и заявив, что я получу 1000 крон. Но денег я так и не увидел, а еще вдобавок уплатил по счету за обоих. Обложку отпечатали, а о гонораре ни слуху, ни духу. Но это не имело для меня большого значения. А когда я уже совсем о нем забыл, от Ф. Сауэра пришел ученик, который торговал каким-то бельем, и принес мне несколько штук нижнего белья и носки, сообщив, что шеф (Ф. Сауэр) посылает мне гонорар за обложку и просит передать, что не мог послать раньше, потому что обанкротился.

В 1924 году, то есть уже после смерти Гашека, я, сотрудничая в «Чешске слово», начал печатать в воскресном приложении «Похождения Швейка», В каждом номере я давал по шесть черных рисунков, под которыми печатал приспособленный мною для этой цели краткий текст Гашека. В общем вышло что-то около 500 рисунков. По собственным представлениям и по описаниям Я. Гашека я создал портреты и остальных героев его романа. Могу сказать, что «Швейк», опубликованный с моими иллюстрациями в «Чешске слово», стал очень популярен и вскоре после этого был выпущен издательством А. Сынка отдельной книгой с иллюстрациями. Иллюстрации были заимствованы из журнала. Но я был не совсем доволен образом Швейка. Я улучшил его, и при третьем издании появился портрет, принятый и ныне.

Мне давно хотелось дать к «Похождениям Швейка» иллюстрации в красках. Я понимал, что не могу изменить типы отдельных героев потому, что с ними сжились читатели, и, кроме того, мне самому нравились их портреты. По этим причинам я сохранил их в красочном издании, и в моем представлении они выглядели так: поручик Лукаш — типичный австрийский обер-лейтенант, щеголь, довольно снисходительно относящийся к проделкам Швейка и приходящий в ужас, если Швейк перехватывает через край; поручик Дуб — формалист, воображающий, что имеет дело с непослушными школьниками, а не с взрослыми людьми, злобный, ехидный карьерист, вспыльчивый; пани Мюллерова — сухая старуха, она приносит Швейку самые последние новости, чтит и уважает своего благодетеля, за которого готова положить душу; трактирщик Паливец — своеобразный, грубоватый, но неплохой человек, он не уважает монархии и не выносит политики в своем трактире; Бретшнейдер — типичный шпик и доносчик, следит за всеми из корыстных расчетов, провокатор, но неудачник; Балоун — единственный его идеал хорошо поесть, его не пугает даже телесное наказание за лакомый кусочек, физически сильный, но слабый духом человек; курат Кац — католический фельдкурат, по происхождению еврей, большой хитрец и распутник; старший писарь Ванек — фигура, презираемая в армии, о таких сочиняли песенки и награждали их титулом «ловкача», мелкий преступник, думающий лишь о себе; вольноопределяющийся Марек — толстый, неунывающий шутник, не уважает своего армейского начальства, проводит время преимущественно на гауптвахте, а не в казармах и на ученьях; кадет Биглер — глуповат, но карьерист, пробивающийся в начальство, трус. Остальные герои — типичные фигуры австро-венгерской армии.

Уверен, что портреты всех главных действующих лиц я нарисовал по тем представлениям, какие, наверное, были у Ярослава Гашека, когда он писал свой роман. Жаль, что друг Гашек не дождался иллюстрированного «Швейка»; он был бы, конечно, самым лучшим и строгим критиком, и верю, что он остался бы доволен моими рисунками. Этим я плачу ему великий долг за его юмористический роман, получивший ныне мировую известность.

Йозеф Лада

 

--------

Публикуется по изданию: Ярослав Гашек. Избранное в двух томах. Том 2 (Библиотека Огонек). 1958. С. 446-448.