Первого мая советник Мацковик, пятидесятипятилетний шестипудовый государственный служащий, совершил со своей пятидесятилетней пятипудовой супругой загородную прогулку в Посазавье.
Сойдя с поезда, они взяли извозчика и через некоторое время вышли у загородного ресторана, заняли столик и заказали обед. Поели, попили, потом опять – в пролетку и приказали отвезти их этак за полкилометра от ресторана, в лес; там опять вылезли и сели на опушке на траву.
– Птицы щебечут, – поэтически промолвила советница.
– Да, да, никак не заснешь, – ответил советник. – В поезде растрясет, и не пообедаешь как следует… Ты хотела этой поездки. Ладно. Вот и страдай!
– Я и не думаю страдать, – мягко возразила советница. – Птички щебечут, чирикают, воркуют, радуются жизни…
– Какая там жизнь! – заворчал советник, – Придет охотник, начнет бухать из ружья – вот тебе и радость жизни: всех куропаток, перепелов, фазанов перестреляет. Что может быть лучше домашней кухни? А если б мы здесь что‑нибудь такое заказали, получилось бы, как с цыпленком.
– Птенчики в гнездышке радуются, – вздохнула советница, – вот сейчас папа с мамой прилетят, накормят…
– Птенчики! Таким вот птенчиком и цыпленок тот был, которого нам в ресторане подали, – уныло заметил Мацковик. – Пять косточек – и все. Я бы десяток таких птенчиков слопал!
– Не говори так, милый. Мы в лесу…
– Почему это я в каком‑то дурацком лесу не могу произнести слово «слопал»? В гостиной я сказал бы «съел», в какой‑нибудь веселой компании – «расправился». А здесь мы наконец единственный раз в году одни. Обычно с нами за город тащится целая орава знакомых. Господи, какое наслаждение хоть раз в год распоясаться!
– Опомнись, Ондржей! Ты ведь как будто ничего не пил!..
– Правда, выпил я немного. Но здесь приволье, и я хочу безобразничать. Как в детстве, когда мальчишкой был. Мы бродили тогда по лесу и, не думая о приличиях, орали наперебой. Я ничего не пил. В этом нищем краю болван ресторатор подает не вино, а какую‑то бурду вонючую!
– Ондржей!!!
– Отстань, дай хоть раз в году вздохнуть свободно. Теперь я даже в канцелярии не могу выругаться: подчиненные накляузничают. А мне хочется садануть покрепче…
– Тебе не к лицу, Ондржей, ведь ты интеллигентный человек… Да еще сегодня, в такой прекрасный майский день, когда все кругом улыбается…
– Еще бы не улыбаться. Например, этот бездельник извозчик! Я ему пять крон заплачу, и он их пропьет, как скотина…
Тут супруга зажала ему рот, и окончание получилось неразборчивое.
– Потом на карачках ползать будет, – продолжал советник. – Вот и все его весеннее настроение. Если бы не мысль о том, что хорошенько наговорюсь, лучше проспать весь день. Какой к черту толк от этого первого мая!
– «Май – пора любви», – возразила советница, которая начиная с тридцатилетнего возраста регулярно читала семейные журналы для женщин. – И птички щебечут…
– Отвяжись от меня со своей ерундой! Уж коли ты заберешь себе что в голову – конец. Птички пускай хоть на голове ходят, нам‑то что до этого? Это дело лесного управления! По‑твоему, май – пора любви? Ну, это для молодых сумасбродов! Так влюбленные разговаривают, а не солидные люди. Что о тебе подумали бы, если б в твои пятьдесят лет, да при твоей толщине, услыхали от тебя такие речи? Все равно как если бы я, со своим брюхом, которое еле таскаю, пустился бегом по улице за какой‑нибудь молоденькой барышней и стал бы ее щипать, приговаривая: «Поцелуй меня, душечка: май – пора любви». И была б она хорошенькая, колыхала бы бедрами, как лань, а ботиночки, ножки…
– Ондржей!
– Ботиночки, ножки у нее были бы такие крохотные, что я мог бы их проглотить. И декольте…
– Ондржей!
– Локотки беленькие, плечики полненькие, глаза, как черносливины, шейка – алебастр, волосы светлые, шелковые… Поцелуй меня, старуха…
Толстяк неожиданно запечатлел поцелуй на лбу своей супруги; а та, удивленная столь внезапной переменой, нежно заглянула ему в глаза и промолвила:
– Наверно, Маха был похож на тебя, Ондржей…
Поцеловавшись еще раз, они сели в экипаж и вернулись в ресторан – закусить…
Так провел первое мая советник Мацковик.
Заметки к публикации:
Первая публикация: «Гумористицке листы», 14.5.1909.
«Май – пора любви ». – Перефразировка строки из поэмы «Май» чешского поэта‑романтика К.‑Г. Махи (1810–1836).
