«Чистая демократия» на практике
Как известно, после Великой Октябрьской социалистической революции эсеры и меньшевики в один голос с кадетами и махровыми монархистами истерически кричали о большевистском терроре, о попрании принципов демократизма и народовластия и т. д.
На помощь внутренней контрреволюции пришла буржуазная печать Европы и Америки, а также печать партий II Интернационала. Она открыла против Советской власти яростную кампанию, обливая ее грязью беззастенчивой лжи и клеветы. Эту антисоветскую травлю активно поддержал ренегат Каутский, который выступил в роли защитника «чистой демократии».
Разоблачая клевету на диктатуру пролетариата, В. И. Ленин писал тогда: «Если не издеваться над здравым смыслом и над историей, то ясно, что нельзя говорить о «чистой демократии», пока существуют различные классы, а можно говорить только о классовой демократии».
Лучшей иллюстрацией к приведенным словам В. И. Ленина может служить кратковременная деятельность самарской учредилки. Рождение самарской «демократии» ознаменовалось дикой расправой озверевшей белогвардейщины не только с коммунистами, но и с рядовыми работниками советских учреждений, с рабочими, когда-либо открыто выражавшими сочувствие Советской власти, с пленными красноармейцами, крестьянами. Расправлялись без суда и следствия, по подозрению в большевизме. «Подозрение в большевизме» — термин, который с первых дней существования Комуча как органа власти был введен в обиход для оправдания кровавых расправ с оппозиционно настроенными людьми.
Террор и дикое насилие начинались с момента захвата белогвардейцами каждого города, местечка, деревни. В Самаре в первые дни после захвата расправы совершались прямо на улицах города. Достаточно было кому-либо указать белогвардейцам на человека и произнести роковое слово «большевик» или «комиссар», как его тут же подвергали нечеловеческим пыткам, а потом убивали.
Так погибли в Самаре Ф. И. Венцек, И. И. Штыркин, Я. М. Длуголенский, Т. Ф. Белякин, Габбас Алеев и многие-многие другие. По далеко не полным подсчетам, на улицах Самары было убито в первые дни не менее трехсот человек — коммунистов, советских работников, рядовых рабочих, красноармейцев, оказавшихся в окружении.
В маленьком городке Мелекессе офицеры сразу занялись облавами и уничтожением подозрительных по большевизму лиц. В несколько дней городская тюрьма и другое арестное помещение были переполнены. Ночью, а часто и среди бела дня арестованных выводили группами за город. Иногда за такой процессией с плачем и стенаниями шли родственники арестованных — женщины, подростки, дети. Белогвардейцы не стеснялись. Дойдя до редкого кустарника на окраине города, они приканчивали арестованных, бросая трупы в ямы и овраги. В этом городке был до переворота союз грузчиков, насчитывающий всего 75 человек. Из них только 21 остался в живых, остальные погибли от рук белогвардейцев.
Наиболее «опасных» арестованных небольшими партиями отправляли из Мелекесса в Самару. Но в Самару многие из них не попали: белогвардейцы убили их дорогой якобы при попытке к бегству.
Когда белые захватили Симбирск (22 июля), они учинили там такую же расправу, расстреляв на улицах и площадях города около четырехсот человек. Даже самарская меньшевистская газета «Вечерняя заря», которая поддерживала режим учредилки, вынуждена была заявить, что в Симбирске «расстрелы производились без всякого стеснения тут же на улице, без следствия и суда, и трупы расстрелянных валялись на улице несколько дней».
То же происходило и в Казани.
Корреспондент уфимской меньшевистской газеты «Голос рабочего» сообщал об этом: «...Поражало обилие вооруженных людей с белыми повязками на руках, в военной форме. Отдельные группы их по каким-то спискам и указаниям хватали на улицах и в квартирах людей и на глазах толпы одним-двумя выстрелами кончали с ними».
Ответственные военные деятели учредилки открыто призывали к поголовному уничтожению сторонников Советской власти. Член военного штаба и чрезвычайный уполномоченный Комуча Лебедев обратился к крестьянам Казанской губернии со следующим призывом: «... В деревнях остались еще... советские деятели... Не бойтесь ничего, расправляйтесь сами с ними. Учредительное собрание вас в обиду не даст».
И белогвардейцы расправлялись.
После отступления Красной Армии из села Сорочинского белогвардейцы в первую очередь арестовали всех бывших членов волостного Совета. Для расправы с ними создали так называемую следственную комиссию, в которую вошли два торговца и офицер — начальник гарнизона. По постановлению этой следственной комиссии было зверски заколото штыками и зарублено шашками более двадцати человек, перед казнью крестьян заставляли самих рыть себе могилы.
В селе Пьяновке, что в двенадцати километрах от Сорочинского, в руки белогвардейцев попали восемь бывших красноармейцев. Их рубили шашками, топтали конями, а потом свалили в яму и закопали еще живыми.
Торжественно возвестив миру о различных «свободах» и «вольностях», Комуч в первый же день распорядился приготовить в самарской тюрьме 1500 мест. К началу августа в ней было уже свыше 2000 заключенных, хотя большие партии их несколько раз отправлялись в Тоцкие лагеря. Переполнены были также тюрьмы в Бугуруслане, Бузулуке, Сызрани, Уфе, Хвалынске.
Заключенные содержались в кошмарных условиях. Они не имели ни матрацев, ни какой-либо другой подстилки и валялись на голом цементном полу. Тифозные больные и раненые красноармейцы находились в общих камерах. Медицинской помощи им почти не оказывали. В качестве одного из методов следствия применялись пытки.
Убийства арестованных без суда и следствия повсеместно носили массовый характер. В июле военные власти арестовали в селе Толкае шесть человек, работавших до переворота в низовых органах Советской власти. Арестованных сначала привезли в самарскую тюрьму. Однако главный военный штаб распорядился отправить их в Челябинск. Но до места назначения их не довезли, они были зверски убиты Дорогой. Главный военный штаб объяснил это убийство попыткой к бегству.
Крестьянин деревни Левой Преображенки, Самарского уезда, Ефрем Васильевич Федоров до падения Советской власти был членом Самарского уездного Совета. Его арестовали и повезли якобы в Самару, но по дороге убили «при попытке к бегству». Его труп, брошенный возле дороги, нашли крестьяне. На нем было много пулевых и штыковых ран. Одновременно с Федоровым в близлежащих селах были арестованы еще шестнадцать крестьян. В пути пятерых из них также убили.
V Особенно ужасно убийство большевика, бывшего комиссара милиции П. А. Кондакова «при попытке к бегству». Он был арестован в селе Усолье и на пароходе доставлен в Самару. 6 июля его с пристани вели в тюрьму. На Воскресенской площади, около рынка, офицер приказал Кондакову стать к забору и дал команду конвою. Раздался залп. Цондаков упал, и офицер еще раз выстрелил в него в упор из револьвера. Все это произошло в присутствии многочисленной публики. Офицер, расстрелявший Кондакова, в рапорте мотивировал это убийство попыткой к бегству.
До переворота эсеры очень много кричали о красном терроре, о том, что созданный Советской властью революционный трибунал не отвечает истинным народно-демократическим принципам. В действительности с момента установления Советской власти в Самаре революционный трибунал не вынес ни одного смертного приговора врагам Советской власти, и его решения отличались мягкостью и гуманностью.
Что же касается Комуча, то он за четыре месяца господства не сделал даже попытки ввести для своих политических противников какое бы то ни было нормальное судебное разбирательство. Он предпочитал расправляться с большевиками и всеми сторонниками Советской власти втихомолку, без суда, в застенках созданных им многочисленных карательных органов.
В этих страшных застенках люди томились, ежеминутно ожидая расправы, подвергаясь физическим и моральным пыткам. Комендант города Ребенда часто практиковал показательные расстрелы — расправы совершались на глазах у других заключенных, ожидающих своей участи. Это делалось для устрашения, чтобы вынудить у арестованных нужные показания. Так, ночью 8 июля в подвале комендатуры было расстреляно шесть человек, фамилии которых не удалось установить. На это зрелище из камеры вывели 48 других заключенных, и Ребенда произнес перед ними речь, смысл которой сводился к одному: с вами будет то же самое.
