Гашека в Россию забросила первая мировая война. Он прошел через ярмо австро-венгерской армии, огонь русско-австрийского фронта, тяготы русских лагерей военнопленных. Много было испытано, пережито. События огромной исторической важности потрясали мир. Решалась судьба и его родной Чехии. Немало пришлось повидать, было над чем призадуматься.

В результате наблюдений и раздумий в годы войны кругозор Гашека значительно расширился. Не случайно, конечно, впоследствии преобладающее место в его литературном творчестве заняла антивоенная тема. В своем всемирно известном произведении «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» Гашек раскрывает омерзительную бессмыслицу империалистических войн, направляя острие своей убийственной сатиры против милитаризма, против военщины, против пособников войны.
Еще в довоенные годы Гашек написал ряд юморесок об армейских порядках и военной службе — «Бравый солдат Швейк на военной службе» (1911 г.), «Кивер пехотинца Трунца» (1908 г.), «Случай с солдатом Свободой и таксой Чора» (1909 г.) и др. Однако идейно-художественный уровень этих юморесок несравненно ниже романа о Швейке. В этом произведении Гашек поднялся до глубоких выводов и социальных обобщений. И это ему удалось сделать лишь благодаря тому колоссальному запасу наблюдений, которые писатель накопил, участвуя сам в первой мировой войне, став свидетелем и непосредственным участником величайших революционных событий, порожденных в значительной мере этой войной и, конечно, в первую очередь благодаря той большой идейно-политической школе, которую прошел в Красной Армии и в рядах Российской коммунистической партии (большевиков).
Гашек глубоко ненавидел Австро-Венгерскую монархию, не хотел сражаться за ее интересы против братского русского народа. Поэтому с первых же дней своего пребывания на фронте он стремился поступить так же, как поступали десятки тысяч его соотечественников, т. е. перебежать на сторону русских. Ему удалось осуществить свое стремление лишь 24 сентября 1915 г. Чешский исследователь жизни и творчества Гашека Здена Анчик к одной из своих статей приложил фотокопию акта, составленного в австрийской армии в связи с «исчезновением» ефрейтора Ярослава Гашека.
Испытав немало бед при переходах по прифронтовым дорогам и транспортировке в тыл, Гашек вместе с другими пленными попадает наконец в Тоцкий лагерь военнопленных вблизи Бузулука Самарской губернии. Здесь он узнает о наборе добровольцев в чешские части, действовавшие против австро-германцев в составе русской армии. Призыв к борьбе против вековых угнетателей — Габсбургов и австрийской военщины — встречает горячий отклик среди чехов Тоцкого лагеря. Отсюда в чешские части уходит и значительная группа патриотов, в том числе и Гашек.

 

Гашек на фронте. 1915

Гашек на фронте. 1915 г.

 

Однако формирование чешских частей, начавшееся почти с самого начала войны, шло чрезвычайно медленно: царское правительство, всячески упираясь, проявляло осторожность и колебания при наборе новых контингентов в чешскую дружину, преобразованную в начале 1916 г. в стрелковый полк. Тем не менее агитация за вступление чехов-военнопленных в армию велась весьма энергично. Гашек по приезде в Киев, где находился руководящий центр чехов, стал одним из самых активных агитаторов.
Есть сведения, что в целях агитации чехов-военнопленных в пользу вступления в армию Гашек посещал даже бараки с тифозными больными и беседовал с выздоравливающими. При одном таком посещении он сам заразился тифом и в очень тяжелом состоянии долго пролежал в бараке. Выздоровление наступило лишь в начале июня 1916 г. По состоянию здоровья Гашека оставили писарем при штабе, где было не так уж много работы, рассчитывая использовать его литературное дарование. Писателя тяготила такая служба. Он хотел участвовать в боевых операциях и просил назначить его в разведывательный отряд. На просьбы Гашека последовал ответ: «Возьми в руки перо вместо винтовки: им ты принесешь больше пользы нашему делу». И он ставит свое перо на службу чешскому народу.
Освещая деятельность Гашека как участника движения чехов в России во время первой мировой войны, следует изложить историю этого движения и дать ему оценку. В августе 1914 г. Киевская чешская община, состоявшая из купцов, промышленников, ремесленников, интеллигенции, выступила с предложением сформировать чешскую воинскую дружину в составе русской армии. Она добивалась разрешения на это от царского правительства. Одной из причин активности организаторов формирования дружины и проявления ее участниками «русского патриотизма» явилось то обстоятельство, что среди русских чехов было немало тех, кто, проживая в России, оставался австрийским подданным. По законам, изданным царским правительством после начала войны, имущество этих чехов, как подданных воюющей против России страны, подлежало конфискации. Афишируя свою преданность России, славянству, агитируя за вступление в дружину или посылая в нее членов своих семей, чешские буржуа и землевладельцы, проживавшие в России, тем самым пытались отвести от себя опасность потери всей или значительной части своей собственности.
Киевская инициативная группа, состоявшая из чешских буржуазных интеллигентов либерально-кадетского толка, образовала Чешский комитет во главе с землевладельцем-адвокатом Вондраком. Органом этого комитета был еженедельник «Чехослован». Такие же группы создавались в Москве и Петрограде. Петроградская группа имела свой печатный орган «Чехословак», публиковавший материалы на русском и чешском языках.
В феврале 1915 г. был организован «Союз чешских обществ в России», в руководящих органах которого важнейшие посты заняли представители киевского комитета. Однако между отдельными организациями и внутри каждой из них существовали постоянные трения. Эти трения вызывались разнородностью социального состава чешских организаций, различиями в политических взглядах их членов. Например, все участники чешского движения выступали под лозунгом содействия победе Антанты над австро-германской коалицией. Эта победа, по их политическим расчетам, должна была неизбежно привести к освобождению чехов и словаков от австрийского владычества. В дальнейшем лее чехи и словаки в своем большинстве не представляли свою судьбу иной, чем жизнь в едином чехословацком государстве. Однако, если большинство киевской группы в своих политических расчетах ориентировалось на Россию, то подавляющая часть петроградских чехов ориентировалась на Англию и Францию. Конечно, такая линия «петроградцев» не устраивала царское правительство и обусловливала наряду с другими причинами его довольно сдержанное отношение к чешскому движению в целом.
Гашек по своим прочным симпатиям к России и русскому народу сочувствовал «киевлянам», но в своей деятельности стремился к примирению враждовавших групп и достижению единства в антиавстрийском движении.
При выявлении идейно-политических позиций Гашека необходимо учитывать наличие в чешском движении других, подспудных разногласий, которые, хотя до поры до времени открыто и не проявлялись, тем не менее имели очень серьезное значение. Причиной этих разногласий было участие в чешском движении наряду с буржуазной прослойкой и многих тысяч трудящихся чехов.
Буржуазные лидеры этого движения преследовали явно корыстные, узко классовые цели. Они не прочь были подменить идею национального освобождения идеей «славянского единства», которая в их трактовке означала нр что иное, как план присоединения Чехии к России на правах широкой автономии, с коронованием русского царя короной св. Вацлава, т. е. присоединением к его титулам и титула короля чешского, или избранием королем одного из родственников царя. Чешская буржуазия надеялась развернуть на обширной территории России торгово-промышленную деятельность, использовать богатейший русский рынок и эксплуатировать дешевую рабочую силу.
В отличие от этого простые труженики — участники национально-освободительного движения чехов — преследовали иные цели. Стремясь к завоеванию национальной независимости своей страны, они ожидали от России такого освобождения, какое уже недавно обрели с ее помощью южные славяне: сербы, черногорцы, болгары. Кржижек в своей книге о Гашеке1 и других своих работах не делает на этот счет различий. Особенно отчетливо это выражено в его книге «Пенза», рассматривающей также историю чешских воинских соединений в русской армии 1914— 1917 гг. и историю красноармейцев-чехов, где он утверждает, что легионы действовали «в интересах не чехословацкого народа, но в интересах англо-франко-американского империализма, а до Великой Октябрьской социалистической революции и в интересах русской буржуазии. Такова правда, которая не меняется от того, считали ли рядовые легионеры, что они ведут национально-освободительную борьбу или же нет».2
Даже если признать такое утверждение верным, говоря в целом о деятельности чехов в России в 1914—1917 гг., то едва ли будет правильным игнорировать это существенное различие при оценке деятельности отдельных участников антиавстрийского движения чехов.
Иную и, с нашей точки зрения, более правильную позицию в этом вопросе занимают другие современные чешские историки.
Разоблачая в своих работах антинародную политику чешской буржуазии и ее лидеров Масарика и Бенеша в период первой мировой войны, они неизменно подчеркивают коренное отличие этой политики от устремлений рядовых участников чешского движения в России. Вот, что, например, пишет В. Краль: «Буржуазия бесстыдно спекулировала на искренних симпатиях чешского и словацкого народов к русскому народу. В своей борьбе против реакционного австрийского режима чешские трудящиеся надеялись на помощь русского народа еще в те времена, когда войска Суворова находились в Чехии... Чешский народ, чешская демократическая общественность верили в революционные силы, таившиеся в русском народе. Еще Фрич (чешский радикальный демократ.— Н. Е.) в противовес царистским симпатиям чешской буржуазии решительно провозглашал от имени всей чешской общественности: «Мы ожидаем спасения снизу и полностью разделяем программу русских демократов, которые, по нашему скромному мнению, лучше знают, что было бы полезно для России, чем все царисты, вместе взятые».
Революция 1905 г. в России оказала большое влияние на чешский рабочий класс. Немалую роль в деле стихийного сопротивления чешского народа Австрийской империи и империалистической войне 1914 г. сыграли, несомненно, воспоминания о революционном выступлении русского народа, в котором чехи видели прежде всего союзника в борьбе против реакционного габсбургского режима».3 И далее: «Нет сомнения, что легионеры (так чехи называли своих соотечественников, сражавшихся в рядах армий Антанты в первую мировую войну, — Я. Е.) были в большинстве своем честными и порядочными людьми, считавшими, что они отдают свою жизнь за дело национального освобождения и государственной независимости чехов и словаков».4
Взгляды демократического крыла участников национально-освободительного движения разделял и выражал Гашек. Как и многие другие, он тогда еще не понимал империалистических целей войны, преследуемых всеми воюющими государствами, в том числе и Россией. Как уже отмечалось, чехи с давних пор считали, что именно русские спасут их от австрийского ига. С победой России над Германией и Австро-Венгрией Гашек в числе многих других чехов возлагал свои надежды на освобождение родной земли. Поэтому он беззаветно посвятил себя содействию этой победе, видя в ней необходимое условие для национального освобождения Чехии. Других путей для этого он в то время не видел.
Некоторые чешские гашековеды называют киевский период жизни и деятельности Гашека «буржуазно-националистическим». Едва ли можно согласиться с такой оценкой. Игнорируя различия в мотивах участия в антиавстрийском движении у его буржуазной верхушки и демократической части, Кржижек оценивает и деятельность Гашека как буржуазного националиста: «Гашек.., взирая на события глазами буржуазного националиста, не понимал, что немецкие и венгерские господствующие классы — нечто иное, чем немецкий и венгерский трудовой народ».5 Нет нужды доказывать, что это утверждение совершенно не соответствует действительности. Представлять его буржуазно-ограниченным националистом, значит не знать всей его предшествовавшей деятельности, особенно литературной, или ее игнорировать. Ведь у Гашека написаны десятки довоенных рассказов, в которых, с одной стороны, он с большой теплотой изображает немцев и венгров — тружеников, а с другой — едко, саркастически — немецких и венгерских помещиков и буржуа.
Хотя верно, что в целом национально-освободительное движение чехов в России в первую мировую войну объективно было буржуазно-националистическим в силу особых условий, при которых оно развивалось, и антинародной политики, проводимой его вожаками, но в нем участвовало также немало подлинных чешских патриотов, преследовавших национально-демократические цели. Вступая в ряды участников антиавстрийского движения в России, они, среди них и Гашек, совсем не были в восторге от его руководящей буржуазной верхушки, но ошибочно переоценивали значение и перспективы этого движения, видели в нем в тогдашних условиях единственную организацию, которая боролась за дело национального освобождения. Само собой разумеется, что в царской России под командованием русских офицеров, под надзором заправил «Союза», отъявленных монархистов или «благонамеренных» либералов, эта демократическая часть движения не имела никаких предпосылок не только для какого бы то ни было организационного оформления, но даже и для публичного выражения своих истинных взглядов и настроений. По мере же развития дальнейших событий Февральской и Октябрьской революций и выявления антинародных устремлений руководства антиавстрийским движением его демократические элементы в течение 1917— 1918 гг., одни раньше, другие позже, порывали с ним и переходили на позиции пролетарского интернационализма, как это в свое время сделал и Гашек.
Во второй половине 1916 — начале 1917 г. Гашек все свои силы, весь свой литературный талант посвящает делу агитации за осуществление ближайших практических мероприятий чешского движения: формирование воинских частей из военнопленных чехов, согласившихся сражаться в составе русской армии за освобождение Чехии от австрийского владычества, организация трудовых групп для работы в русской промышленности и т. д.
Конечно, под надзором царской цензуры и неофициальной цензуры главарей движения Гашек во всей своей литературной- деятельности проводил линию и взгляды «Союза», и тем не менее кое-где в его статьях и сатирических рассказах проглядывает нечто, совершенно отличное от принципов и тактики буржуазного руководства «Союза». Таких фактов немного, но они есть, и на них мы в дальнейшем обратим внимание.

 

Гашек в редакции "Чехослована"
Гашек — сотрудник «Чехослована». Киев

 

Для агитационных целей предназначался выходивший в Киеве еженедельник газетно-журнального типа «Cechoslovan» («Чехослован»). Издатель и редактор «Чехослована» Швиговский еще раньше, до войны, выпускал его для чехов, проживавших в России, главным образом в Волынской губернии. Теперь же этот еженедельник стал фактически органом управления «Союза чешских обществ в России», в котором, как уже отмечалось, киевские чехи занимали важнейшие посты.
К еженедельнику «Чехослован» Швиговский издавал и различные приложения: «Забавная и поучительная беседа», сборники «Чехослована», библиотечка «Чехослована», календари «Чехослована» (большой и малый) и др. Во всех этих изданиях в 1916— 1917 гг. печатался Гашек. В серии библиотечки «Чехослована» в 1917 г. выходит его «Бравый солдат Швейк в плену».
Гашек писал очерки, статьи, рецензии, стихи, фельетоны и юморески. Впервые его имя появилось на страницах «Чехослована» в номере от 10 июля 1916 г. (Даты здесь и далее даются по старому стилю. — Н. Е.) В этом номере была напечатана его юмореска «Судьба господина Гурта». Вслед за тем в номерах от 17 и 24 июля публикуются две очень остроумные гашековские юморески: «Повесть о портрете императора Франца-Иосифа» (есть в русском переводе) и «Рассказ о гарантиях». 7 августа на первой странице под псевдонимом «Д-р Владимир Станко» была напечатана большая статья Гашека «Над старыми газетами».
В этой статье Гашек привел ряд ярких фактов, свидетельствующих о постоянно усиливающемся угнетении чехов австрийским абсолютизмом, об усилении германофильских тенденций в Австрии, и дал им остроумную оценку. «Дурашливые головы... некогда верили.., будто в рамках австрийской монархии когда-нибудь наступят лучшие времена для чешского народа»,6 — такой язвительной фразой Гашек как бы подводит итог фактам, рассмотренным в статье.
Австрославистские идеи имели широкое распространение среди чехов и серьезно препятствовали развитию их национально-освободительного движения. Поэтому, чтобы вовлечь тысячи и десятки тысяч со- отечественников-военнопленных в формировавшиеся в России чешские части для борьбы против австрийского владычества, за свободу и национальную независимость Чехии, необходимо было прежде всего освободить их сознание от груза австрославистских идей, парализовывавших их волю, обрекавших на пассивность. Этой первостепенной и очень важной цели Гашек посвящает свои публицистические статьи и юморески.
Австрославистские идеи в их полной разработанной форме шли главным образом от чешской буржуазии и буржуазной интеллигенции и ею поддерживались. Эти идеи находили свое выражение в верноподданнических чувствах по отношению к австрийской монархии, царствующему Габсбургскому дому. Поэтому, чтобы преодолеть и рассеять эти чувства как наследие прошлого, Гашек направляет огонь своей сатиры прежде всего против австрийского императора Франца-Иосифа и других представителей Габсбургской династии. Он разоблачает ложь австрийской пропагандистской машины, создавшей вымышленный образ Франца-Иосифа как добродушного отца и благодетеля своих подданных. Гашек в статьях и юморесках, основываясь на подлинных фактах образа жизни и действий престарелого австрийского монарха, используя его речи и высказывания, воссоздает правдивый образ тупого и жестокого правителя. В этой же статье сатирик проявляет и определенную политическую прозорливость, предсказывая в скором времени неизбежное падение и Габсбургов и Гогенцоллернов.
Как боевой клич, звучат заключительные слова рассматриваемой статьи, выделенные автором курсивом: «...право народа нужно защищать не речами, как это делают адвокаты, отстаивая частное право перед судом присяжных; необходимо силой оружия придать этому праву действенное значение».7 Это замечательное революционное положение Гашек направляет против либералов всякого толка, в том числе и лидеров чешских организаций в России, которые, как и все чешские буржуазные политики, требуя ликвидации австрийского господства, обосновывали это лишь ссылками на так называемое историческое право чешского королевства, т. е. на то право, которым Чехия пользовалась до того времени, пока Габсбурги фактически не лишили ее этого права.
Обращаясь к читателям, Гашек заканчивает статью прямым призывом: «Закроем же эти старые подшивки и отправимся с маршевой ротой завтра на австрийский фронт».8
Гашек своеобразно организует материал своей статьи. Перечисление фактов национального угнетения чехов в Австрии прерывается повторяющейся с небольшими вариациями фразой: «Передо мной старые газеты...» Эта фраза, словно лейтмотив в музыкальном произведении, вновь и вновь вызывает в воображении читателя образ задумавшегося автора, который, наткнувшись в старых газетах на сообщения о возмутительных явлениях недавнего прошлого, сопоставляет их с событиями настоящего и делает выводы на будущее. Эта фраза зовет и читателей также задуматься над сообщениями старых газет. А в конце статьи, словно заключительный аккорд этого лейтмотива, но уже в ином регистре: «Закроем эти старые подшивки...» и т. д.
Рассматривая особенности этой статьи, следует подчеркнуть и данный в ней автором глубокий и правильный анализ исторического развития Австрии и основанное на нем проницательное предвидение ее будущего.
В следующем номере «Чехослована» от 14 июля 1916 г. напечатано стихотворение Гашека «Австрия». Примечательно, что первые строки этого стихотворения «О, Австрия, никогда ты, быть может, не была еще такой созревшей к гибели, никогда так не осуждена и проклята!» — выгравированы на могильном памятнике Гашеку в Липницах.
Содержание стихотворения повторяет в более обобщенной и эмоционально насыщенной форме положения и призывы статьи «Над старыми газетами»:

Ты, Австрия, хотела омолодиться кровью чешских детей
как колдунья из старой сказки.
За тобой старый долг, который ты не платила много веков...

Страстные призывы к мести за вековые страдания, за вековой гнет и унижения, гиперболизированные угрозы расправы, с насильниками завершают каждую строфу: «Месть придет, вековая месть...»
Стихотворение заканчивается грозным предостережением и призывом:

Красный петух взлетит на Шенбрунн,
Императора поднимем на штыки...
Вперед, молодцы, вперед, чешские дети!

Обращает на себя внимание и такая особенность гашековского лиризма, как предельная конкретность. Чувства автора не декларируются, о них ничего не говорится. Этой чертой, отвращением к афишированию своих чувств, отличается и публицистика Гашека. Тонкое чутье подсказывало писателю, что его идеи скорее достигнут цели, если сам автор будет оставаться в тени, убеждая читателя логикой фактов, яркими образами, правдивостью изображения обстановки.

В статье «Дело угнетенных»9 Гашек проявляет те же качества: автор приводит яркие факты, свидетельствующие о высоком накале его ненависти к австрийскому абсолютизму, об его негодовании по поводу пассивности чехов в деле национального освобождения родины, хотя он и воздает должное их активному отпору настойчивому онемечиванию.
Гашек опять иронизирует над иллюзиями чехов, ожидавших улучшения своего положения в рамках Австрии: «Министерства уходили и нарождались новые, и каждое преследовало те же цели, которые были не чем иным, как обновленным немецким завоеванием...» Далее Гашек подчеркивает, что если чешский народ и достиг некоторых результатов, то это «не было следствием каких-либо политических успехов в Вене, успешных выборов и парламентской жизни».
И здесь, как и ранее в статье «Над старыми газетами», ярко обнаруживается революционный темперамент Гашека, прямо выражено его презрение к либеральным болтунам довоенной Чехии, а косвенно и к благонамеренным политиканам из буржуазно-либеральной верхушки «Союза».
«У нас грозили на сходках и митингах мятежами,— пишет он,— забывая, что о таких вещах заранее не объявляют, их просто делают. Говорили о блестящем возрождении, забывая, что время чудес прошло и что спасти нас может только действенная борьба, а не патетические выступления в перчатках... Нас подавили штыками, но штыки надежнее всего защищают и дело угнетенных. С помощью их мы добьемся освобождения (буквально — напишем ответ.— Н. Е.). Такова железная логика истории. И славнейшая страница нашей собственной истории будет озаглавлена: «Чешское восстание 1916 года»».10 Непримиримость Гашека к предателям и равнодушным звучит и в такой фразе в конце статьи: «...если бы мой родной брат стал австрофилом, я сам набросил бы ему петлю на шею».
В статье «Чем мы обязаны русским чехам» Гашек пишет, что сдавшиеся в плен австрийские чехи, деморализованные ужасами боев, не знали, что делать дальше; и только русские чехи, с давних пор убедившиеся в сочувствии России к национально-освободительному движению чехов, указали им путь дальнейшей борьбы за свою свободу в рядах русской армии.
Показательно, что, восторженный поклонник русских, Гашек увидел у чехов из России прежде всего глубоко импонировавшее ему уважение к могучей славянской державе, веру в ее миссию освободительницы славян, убеждение в готовности русских выполнить эту миссию. Но за этим симпатичным ему русофильством он не разглядел его корыстной подоплеки, закономерной у чехов-буржуа.
Осенью 1916 г. Гашек отправляется на фронт, а уже в конце сентября в «Чехословане» печатаются его фронтовые корреспонденции. Во второй из них, сообщая о своей работе над историей чешских воинских частей в России, он писал: «Половину работы я уже выполнил, и через три недели у меня будет материал для написания всей истории чешского войска вплоть до наших дней».11
В речи (напечатана в одном из номеров «Чехослована»), произнесенной Гашеком 30 октября 1916 г. перед пленными чехами в окрестностях Сарн (Ровенская область), он излагает мотивы организации чешских войск в России и призывает своих соотечественников вступать в их ряды. В речи, как и в вышеописанных статьях, Гашек вновь напоминает о нестерпимом положении чехов в Австро-Венгрии и делает новый, очень важный вывод о том, что государственной системе национального угнетения чехов в Австрии активно содействовала церковь, католическое духовенство, католическая религия в целом. Вот что он об этом говорит: «Австрия видела свой политический идеал в том, чтобы по возможности сохранить в качестве своих сторонников самые широкие массы оболваненных клерикализмом чехов, ни о чем не помышляющих, так как церковь запрещала размышлять.
С церковных кафедр всячески стремились защищать Австрию, и католицизм служил исключительно средством вдалбливания в головы чехов почитания и рабской покорности монарху. Костелы призваны были поддерживать дисциплину в народе. Католическая вера и кафедры являлись точно такими же орудиями, как и все параграфы, охранявшие существование этой системы».12
Гашек хорошо понимал, как велико было влияние католической церкви на значительную часть его соотечественников. Поэтому он стремился выветрить следы этого влияния из их сознания. Не достигнув этого, трудно было рассчитывать на вовлечение «масс, оболваненных клерикализмом», в ряды борцов за национальное освобождение.

Возникает вопрос: как мог в то время Гашек высказывать и устно, и в печати такие непочтительные суждения о монархии, делать столь резкие нападки на церковь и религию? Ведь все эти филиппики по адресу австрийской монархии и церкви в не меньшей мере могли быть отнесены и к русскому самодержавию и русской церкви. Как все это могла пропустить царская цензура?
Терпимость царской цензуры к таким антимонархическим, антицерковным и антирелигиозным выпадам объяснялась тем, что цензоры считали их совершенно безопасными и даже полезными для царской России, лишь бы подобные наскоки направлялись против церкви, религии, государственного строя Германии, Австрии, Турции и даже православного царства Болгарии, т. е. воюющих с Россией государств. Цензоры полагали так: все, что дискредитирует эти государства, расшатывает их устои, подрывает авторитет государственных и церковных властен,— все это в конечном счете ослабляет силы врага, а следовательно, облегчает достижение победы над ним.

Царская цензура придерживалась такой позиции во время первой мировой войны не только по отношению к делу пропаганды среди подданных вражеских государств, но и к пропаганде среди русских, хотя и по другим мотивам. Известно, как в русской пропагандистской «литературе» изображались из чисто шовинистических соображений германский и австро-венгерский императоры Вильгельм и Франц-Иосиф, турецкий султан Абдул Гамид, болгарский царь Фердинанд, австро-немецкие ксендзы, турецкие муллы и болгарские попы. Цензоры упускали из виду, что такое нелестное изображение монархов вражеских государств и царивших в них порядков невольно наводило русского читателя на сопоставление их с подобными же явлениями в самой царской России и тем самым политически просвещало его в нежелательном для царских властей направлении.
Но если такого рода пропаганда признавалась полезной среди русских, то тем более она считалась желательной среди антиавстрийски настроенных чехов.
Однако все это не означало, что царское правительство и цензура безразлично относились к политическим взглядам участников чешских организаций в России, к различным политическим течениям среди них. В своей речи Гашек напоминает чехам о необходимости единства «без различия политических партий. Нужно всем соединиться в великую антиавстрийскую партию». Этот призыв относился не только к тем, кто принадлежал когда-то к различным политическим партиям в самой Австро-Венгрии, но и к тем, кто придерживался, уже находясь в России, различных взглядов на будущее государственное устройство Чехии и в связи с этим на отношение ее к России и царизму.
Царское правительство поддерживало лишь чехов-монархистов, выступавших за будущее чешское королевство с одним из Романовых на его троне. Но оно весьма недоброжелательно относилось не только к социалистам и республиканцам, но даже к либералам, тяготевшим к русским кадетам.
Все это Гашек, конечно, хорошо понимал и потому проявлял известную осторожность. Уже приводимые выше высказывания из его статей: «У нас грозили на сходках и митингах мятежами, забывая, что о таких вещах заранее не объявляют (курсив мой. — Н. Е.), их просто делают», и «...право народа нужно защищать... силой оружия» — вполне могли привлечь внимание цензуры своей явной революционностью. Поэтому Гашек вынужден был принимать известные меры предосторожности.
В статье «Государь, который посадит себя на чешские штыки»,13 посвященной смерти Франца-Иосифа, рассказывается о том, как новый император Карл, подобно своему умершему предшественнику, всецело следует немецкой политике, а его заигрывания с чехами— лишь сплошное лицемерие. Гашек пророчески предсказывает, что Карл — это «последний Габсбург». В заключительной части статьи автор прочит на чешский трон представителя династии Романовых. Следует сказать в этой связи, что Гашек, судя по всему его прошлому, очень враждебно относился как к австрийской, так и к русской монархии. Он ненавидит и презирает и ту и другую. В его речах во время эпопеи «Партии умеренного прогресса в рамках закона», в десятках довоенных сатирических рассказов немало убийственных суждений об австрийской монархии и еще более острых оценок русской монархии. Поэтому такой реверанс Гашека в сторону русского самодержавия — это всего лишь жест, с помощью которого он маскировал свои истинные взгляды и отвлекал от себя внимание официальной и неофициальной цензуры.

В конце 1916 — начале 1917 г. Гашек печатает в «Чехословаке» «Письма с фронта», «Чешское войско»— серию очерков и стихов, рисующих фронтовой быт чешских солдат. Один из этих очерков, в котором описывается обстановка расквартирования в прифронтовой полосе чешского отряда, заканчивается призывом: «Наказывали мне здесь ребята на фронте, чтобы отсюда, из действующей армии, послал я привет всем пленным чешским солдатам, находящимся в лагерях военнопленных, от их братьев, которые уж сражаются на фронте против исконных врагов Чехии, привет от всех наших чешских фронтовых полков, солдаты которых с винтовками в руках воюют против австрийцев и ожидают приказа к походу на разгром Австрии.
Наказали мне еще передать вам, что они ждут скорого прихода из лагерей военнопленных новых бойцов в ряды чешской армии».
В другом письме с фронта Гашек рассказывает о воинских подвигах сражающихся в рядах русской армии чехов, героизм которых не раз отмечался в приказах по армии и награждением их георгиевскими крестами. Особенно успешно чехи действовали в разведке. Зная немецкий язык и языки других народов Австро-Венгрии, порядок и обычаи австро-венгерской армии, они ловко проникали в расположение войск противника, приводили пленных, особенно чехов, словаков, хорватов, словенцев, добывали военные документы, сведения о дислокации и нумерации частей.
В очерке «Чехословацкое войско. Музы не молчат и на войне»14 Гашек дает обзор чешских рукописных фронтовых газет, подчеркивая чистосердечность выраженных в них мыслей «солдат, которые поднялись над низким уровнем малозначащих политических споров». Здесь он намекает на обострение трений между «петроградской» и «киевской» группами в борьбе за власть и влияние в антиавстрийском движении чехов.
В «Карманном календаре Чехослована на 1917 год» напечатано стихотворение Гашека «Чешскому войску», в котором автор вновь призывает своих соотечественников разрушить «крепости Австрии», чтобы «на их развалинах зацвела новая жизнь».

За океаны крови, курящейся к небесам,
Австрия подписала себе смертный приговор...
Вперед, пусть боевая песня,
Ее гремящий припев зазвучит над могилами мучеников...
Вперед, к бессмертным подвигам,
Впишем в летопись деяний наших предков новую страницу
о славной борьбе их сынов.

Таким образом, анализ публицистической деятельности и стихов Гашека в первый период его участия в чешском национально-освободительном движении в России в 1916—начале 1917 г. приводит нас к выводам, что все гашековские статьи и политическая лирика, а также устные выступления, которые до нас дошли по записи, строго подчинены одной определенной цели — идейному и организованному укреплению формирующегося чешского войска.
Гашек стремится освободить сознание своих соотечественников из-под влияния австрийского абсолютизма, который при помощи государственного аппарата, церкви, школы, печати и других средств пропаганды на протяжении веков внушал чехам верноподданнические чувства к Австрийской империи и Габсбургской династии. Освежая в памяти своих соотечественников бесчисленные факты, свидетельствующие о несправедливости, жестокости и тупости ненавистных угнетателей, Гашек тем самым стремился рассеять лжепатриотический верноподданнический туман, дурманивший головы чехов, закалить их волю к борьбе за освобождение родины от чужеземных поработителей. Цель благородная и многообещающая. Величие цели, страстная убежденность в правоте дела пробуждали в памяти Гашека яркие исторические факты, сцены и эпизоды, которые он использовал в своей публицистике, усиливая тем самым ее доказательную и возбуждающую силу. И все это ради вербовки в чешское войско.
Вербовка была очень трудным делом. Многие чехи смотрели на свое пребывание в плену как на наилучшую возможность избавления от опасностей и тягот войны. Вступая в чешские воинские части, добровольцы предвидели возможные последствия этого шага. Не говоря об опасностях, связанных с возвращением на фронт, в случае пленения им грозила неминуемая смертная казнь. Кроме того, и их семьи всегда могли подвергнуться преследованиям и гонениям со стороны австрийских властей.
Конечно, известная часть военнопленных чехов из числа наиболее политически сознательных рабочих, особенно те, которым довелось работать на русских заводах и общаться с большевиками, воздерживалась от вступления в чешские части, так как справедливо считала, что для пролетария-интернационалиста недостойно находиться в рядах любой из империалистических армий. Однако таких чехов было немного. Да и сам Гашек в это время еще не поднялся до такого уровня политического сознания, чтобы понять несправедливый, империалистический характер первой мировой войны. В этот период своей деятельности он стремился как можно больше вовлечь своих соотечественников-военнопленных в чешские части, которые, как он искренне верил, борются за национальное освобождение родины. Убежденный в справедливости национально-освободительного дела, ненавидя вековых угнетателей своего народа, Гашек мобилизует все силы своего таланта на то, чтобы воодушевить соотечественников на борьбу за освобождение родины от тирании и убедить их ради этой благородной цели вновь пойти под дождь и снег, под пули и снаряды. Глубокое заблуждение! Все усилия и жертвы на этом пути были совершенно бесцельны.
Вступив на этот ложный путь, писатель подавляет в себе присущее ему отвращение, которое он питал к политическим деятелям и их стремлениям, недоверие, возникшее еще в довоенные годы, когда он был хорошо осведомлен о делах чешских политиканов. Теперь же Гашек, беззаветно убежденный в справедливости и благородных целях национально-освободительной борьбы, выступает за устранение всяких разногласий, имевшихся в организации чешского движения, за объединение его усилий ради освобождения своей родины, упуская из виду, что от движения, возглавляемого реакционерами и буржуазными либералами, нельзя ожидать плодотворных результатов. Между тем известные, хотя и ограниченные, успехи вербовки в воинские части укрепляли Гашека на ложном пути участия в деятельности «Союза».
Чтобы активизировать развитие чешского движения в России, Гашек всячески высмеивает и осуждает либеральное пустословие, иллюзорные мечты и надежды на реформы, которые чехи питали еще в недавнем прошлом. В этом ярко отразились укоренившиеся в Гашеке презрение и ненависть ко всякого рода половинчатости, соглашательству. Однако вследствие сложности обстановки ему приходится иногда прибегать к маскировке своих взглядов и суждений.

Публицистическую деятельность Гашека в рассматриваемый период органически дополняют его юморески, печатавшиеся вперемежку со статьями, очерками и стихами. Эти юморески еще более заостряли политическую направленность публицистики, усиливали ее воздействие при помощи такого разящего средства, как смех. В юморесках писатель использовал самое сильное оружие, каким он владел,— сатирическое обличение.

В течение второй половины 1916 г. и двух первых месяцев 1917 г. Гашеком написано 11 юморесок.
Тематика этих юморесок наглядно отражает целенаправленность политической и литературно-публицистической деятельности Гашека в рассматриваемый период. За немногим исключением, их можно разбить на две группы. Первая группа рисует «прелести» Австро-Венгрии. Это «Повесть о портрете императора Франца-Иосифа», «По стопам государственной полиции в Праге», «У кого какой объем шеи» и «Баланс похода капитана Альсербаха». Назначение первой группы — напомнить о насилиях и издевательствах, которым подвергаются чехи в двуединой монархии, оживить давнишнюю ненависть к этому угнетательскому государству, возбудить стремление к его уничтожению.


Вторая группа юморесок направлена против тех военнопленных чехов и словаков, которые из-за трусости, непреодоленного австрофильства или обывательского равнодушия к национально-освободительной борьбе уклонялись от вступления в чешские части русской армии, а иногда пытались убедить и других своих соотечественников поступать таким же образом. Это: «Судьба господина Гурта», «Рассказ о гарантиях», «Трагедия императорско-королевского фельдфебеля Генри Галлера», «Корчащиеся и скорчившиеся», «Смутьянская кровь господина Потужника» и «Карел Дудера из Шкврнова и Франц-Иосиф I».

Значительное место в юморесках, главным образом первой группы, уделено австро-венгерскому императору Францу-Иосифу и отношению к нему чехов. Почтительное отношение чехов к императору рисуется в сатирическом плане (юмореска «Карел Дудера из Шкврнова и Франц-Иосиф I»), презрение и ненависть — с торжествующим смехом («Повесть о портрете императора Франца-Иосифа»), Изображение того, как государственные органы, прежде всего полиция, заботились об императоре, охраняли его, должным образом изъявляли свои верноподданнические чувства — все это дает возможность ясно представить себе быт и нравы, царившие тогда в Австро-Венгерской монархии.

Сам Франц-Иосиф непосредственно и ярко изображен в юмореске «По стопам полиции».15
В образе престарелого австрийского монарха, этой излюбленной мишени для тогдашних карикатуристов всего мира, предельно полно воплотились черты выродившегося физически, интеллектуально и морально некогда -могущественного рода Габсбургов, одного из уцелевших родов феодальных властителей. А в методах его правления воплотились все пороки исторически уже давно изжившего себя австрийского абсолютизма, сохранявшего еще такие пережитки средневековой системы национального и социального угнетения, от которых уже избавились другие европейские страны, исключая разве царскую Россию. В тупой злобе ко всему новому, прогрессивному Франц-Иосиф пытался с бессмысленной жестокостью подавить всякое стремление своих подданных к национальному и социальному освобождению.
В этой же юмореске писатель рельефно выделяет одну из таких черт повелителя Австро-Венгрии, его феноменальную тупость, всеобъемлюще воплотившую как его кретинизм, так и обреченность проводимой им политики, а также той прогнившей системы, которую он представлял. Австрийский император и чешский король (таков официальный титул Франца- Иосифа) не смог найти ни одной области национальной чешской политики, в которой смог бы себя проявить, если не считать... присутствия «высокой особы» при закладке мостов. Он не мог выучить на языке своих подданных буквально ничего, кроме двух нелепейших фраз, одну из которых и то перевирал. Трудно дать более лаконичную и вместе с тем столь убийственную характеристику австрийскому императору Францу-Иосифу.
Далее в этой же юмореске автор описывает тщательные меры предосторожности, которые принимала пражская полиция в ожидании приезда «обожаемого монарха». Полиция делала все, чтобы предотвратить возможность слишком ощутимого для Франца-Иосифа выражения «любви» к нему его подданных, проще говоря, покушения на его жизнь. В целях изоляции «подозрительных» элементов «перед посещением Праги императором арестные камеры полицейского управления систематически были переполнены. Полиция особенно не выбирала. Арестовывали, например, всех точильщиков ножей, избравших себе такое глупое ремесло, словно ножи точили только на одного государя императора. С окон, выходящих на улицу, должны были быть убраны цветочные горшки, чтобы они как-нибудь не свалились на голову государю императору».16 А чтобы попутно расправиться с оппозиционно настроенными чехами, полиция устраивала всевозможные провокации, используя для этого ею же самой в основном созданную напряженную политическую обстановку. Например, в редакции анархистских газет «Бедняк» и «Новая молодежь» был направлен шпик-провокатор. С большим остроумием Гашек рисует этого тупого незадачливого агента, дважды под разными личинами проникавшего в редакцию и разоблаченного. Юмореска заканчивается замечанием: «Полиция распространила слух, что Александр Машек (изображенный шпик.— Н. Е.) умер в Ичине. Однако Александр Машек жив и в настоящее время (т. е. в 1916 г.— Н. Е.) находится в России, где очень интересуется чешским вопросом. Я слышал, что он арестован...».17

В юмореске «Рассказ о портрете императора Франца-Иосифа»18 главное противоречие между внешней видимостью и внутренней сущностью австрийской монархии, создающее основу для ее комического изображения, принимает несколько иной оттенок. Целиком построенная на двусмысленностях, эта юмореска рисует, с одной стороны, неуклюжие попытки полиции поддержать упавший авторитет правителя Австро-Венгрии и, с другой стороны, показывает, как ненавидит и презирает его большинство чехов.
Многие довоенные юморески Гашека написаны от первого лица («Мой друг Владыка», «Восхождение на Мозерншпице», «Моя торговля собаками» и др.). В этих юморесках писатель создал своеобразную авторскую маску — этакого наивного, простоватого, хотя не без известной доли неуклюжего лукавства, чудака. Однако в России от прежней маски изображения автором самого себя ничего не осталось: она не годилась для писателя, который звал своих соотечественников на борьбу, на подвиги, требовавшие самопожертвования. Недаром Гашек стал даже подписывать некоторые свои статьи псевдонимом «доктор Владимир Станко». Писатель опасался, что читатели, привыкшие к его юмору, не примут всерьез боевые призывы этих статей, если под ними будет стоять его подпись.
В юмореске «По стопам полиции» автор изобразил себя как остроумного и решительного журналиста, оппозиционно настроенного по отношению к господствующему режиму. Благодаря его сообразительности удается быстро разоблачить провокатора.

Таким же оппозиционером изображается автор и в юмореске «У кого какой объем шеи», повествующей о житье-бытье в Австро-Венгерской монархии. Юмореска начинается с обычного для сатирика приема использования исторических фактов. Вот ее начало: «В декабре 1866 г. министр Беуст по приказу Франца-Иосифа разработал в Будапеште проект реконструкции кабинета государственной тайной полиции. В своей работе он руководился примером и образцом организации инквизиционного аппарата в Испании. Таким образом, историю инквизиции после Морилля, Хуана Мартинека и Томаса Торквемады19 заканчивают главные агенты пражской тайной полиции — Снофек и Клабичек».20
Сатирик часто приводит в своих произведениях большое количество имен и фактов, нередко их сознательно слегка искажая и комически обыгрывая. Упоминаемые агенты Снопек и Клабичек, видимо, действительно живые люди: у Гашека в пражской полиции была тьма «знакомых» по многочисленным столкновениям с ними. Да и во всем рассказе описывается, правда, несколько шаржированно, обыск в квартире сатирика, который в действительности был произведен.
Отправляясь от приведенного в начале юморески сравнения агентов пражской полиции Снопека и Клабичека с испанскими инквизиторами, сатирик бегло упоминает о политическом режиме Австрии, в котором «все решалось мечом, виселицей и полицией...», и, комично охарактеризовав каждого из этих шпиков, рассказывает затем о произведенном под их руководством обыске, а вернее, погроме в квартире автора.
«Баланс боевого похода капитана Альсербаха» как бы логически завершает группу юморесок, изображающих довоенную Австрию. В ней показано проявление истинных чувств чехов к своим угнетателям, когда эти чувства могут быть свободно выражены. Австриец — капитан Альсербах, истязатель и пьяница, проспал в землянке пленение своего батальона русскими. Он был обнаружен только тогда, когда его солдаты-чехи были уже отконвоированы и размещены в соседней деревне. В один из сараев, где находились пленные, был доставлен еще не пришедший окончательно в себя пьяница. Не учитывая изменившейся обстановки, он пытается по-прежнему мордовать своих солдат, но, к его удивлению, на него обрушивается град пощечин. Вынув записную книжку, он в ней отметил, кто дал 3 пощечины, кто — 2, кто—1. «Остальные из команды не давали пощечин, потому что лежали в других сараях... И это был баланс боевого похода капитана Альсербаха».
Мы видим, что в юморесках, изображающих Австрию, сатирик стремится привести читателей к выводу: чехи в этой разлагающейся монархии постоянно испытывали издевательство и насилие и поэтому, естественно, должны питать к ней презрение и ненависть.

Другая группа юморесок Гашека изображает тех военнопленных чехов, которые уклоняются от участия в развернувшемся движении за национальное освобождение страны.
В каждой из юморесок этой группы сатирик создает яркий, индивидуализированный портрет. Портретный характер юморесок подчеркивается уже в самих их заголовках: «Судьба господина Гурта», «Смутьянская кровь господина Потужника». В «Рассказе о гарантиях» и «Корчащихся» дан более бегло, но не менее ярко, целый ряд портретов. Персонажи этой группы юморесок можно расположить в определенной градации по их отношению к национально-освободительной борьбе. Гашек выявляет, как складывается это отношение в зависимости от характера изображаемых лиц. Однако степень отрицательного отношения этих персонажей к национально- освободительной борьбе возрастает по мере печатания этих юморесок в «Чехословане». Автор усиливает гнев и презрение к тем, кто равнодушен или враждебен к этой борьбе.

«Судьба господина Гурта»21 — первое выступление Гашека на страницах «Чехослована».
Портрет господина Гурта нарисован обстоятельно. Описывая его комично-злосчастную судьбу, свалившиеся на него с начала войны всевозможные беды, сатирик последовательно развивает главную ,черту облика Гурта—ограниченность его побуждений, не выходящих за рамки утробных потребностей. Высмеивая шкурников, ставящих свое личное благополучие выше национальных интересов родины, сатирик броскими штрихами рисует выпуклую фигуру одного из них.
Гурт на словах признает и одобряет стремление к национальному освобождению, заявляя, что он «хороший чех», а на деле уклоняется от участия в борьбе, откровенно высказывая свою слишком большую привязанность к сытости и покою.
В следующей по времени написания юмореске «Рассказ о гарантиях»22 развернута уже целая галерея портретов шкурников, подобных господину Гурту. Они на словах даже согласны вступить в чешское войско, но в качестве условий требуют таких гарантий, которые, заведомо известно, им никто не может дать. Сам характер этих гарантий выявляет особенности шкурников и тем самым дает сатирику возможность создать четыре выразительных портрета.
Гашек заканчивает юмореску патетическим прославлением патриотов, готовых идти воевать за освобождение родины: «Это были подписи людей, простых граждан, которые любят свою родину... И идут эти герои без условий, как дети старой Спарты. Эти отцы, у которых остались дети дома, идут воевать ради блага своих сыновей, за их лучшее будущее, чтобы это новое поколение было избавлено от оскорблений и пощечин немецких офицеров и чтобы матери этого будущего поколения не проливали слез при воспоминании о тех дорогих и милых детях, которые бы погибли ради чуждых им интересов какого-нибудь паралитика из рода Габсбургов или Гогенцоллернов».

Еще в своем довоенном творчестве Гашек не раз высмеивал обывателей из самых различных слоев общества, ограниченных в своих мелочных стремлениях и делах, чуждых каким бы то ни было побуждениям, выходящим за рамки сытой, покойной жизни с периодической выпивкой и любовными похождениями. Но тогда это была всего лишь добродушная насмешка, редко доходившая до гневного сарказма. Теперь же в изображении всех этих шкурников, подобных Гурту, прикрывающихся «гарантиями», сатирик, сохраняя спокойный тон повествования (это ведь все-таки не совсем уж безнадежные для чешского движения люди), открыто выставляет их для всеобщего осуждения.

Гашек не теряет надежду на возможность силой своей сатиры убедить таких обывателей, как Гурт или «борцы» за гарантии, преодолеть свое себялюбие, трусость, пассивность и примкнуть к движению, в котором он ошибочно видел путь к национальному освобождению родины.
Злее очерчен «герой» юморески «Смутьянская кровь господина Потужника», снабженной таким многозначительным подстрочным примечанием: «Прошу извинения, если кто отнесет эту статью на свой счет». В юмореске осуждаются те, кто находится в оппозиции по отношению к чешским организациям в России. Как уже отмечалось ранее, Гашек призывал к единству участников борьбы за национальное освобождение, невзирая на партийные разногласия.

Теперь, когда в конце 1916 — начале 1917 г. особенно обострились раздоры между «киевской» и «петроградской» группами антиавстрийского движения чехов, Гашек счел необходимым, хотя бы иносказательно, решительно выступить на стороне «киевлян» против «петроградцев» по соображениям необходимости сохранения единства, так как руководство движением сохранялось за «киевлянами», а «петроградцы», по его мнению, интриговали.
В чем же была суть этих разногласий? По форме это была мелкая, беспринципная грызня из-за власти и влияния, но в действительности за внешними побуждениями скрывались более серьезные причины и обстоятельства. Правильно, что та и другая группы были союзниками империалистов Антанты, но если Кржижек очень усердно подчеркивает, что «киевляне» были «царистами», и русско-чешскими буржуа, т. е. сторонниками русской ориентации (и к ним, как тоже «царист», присоединился Гашек), то он, Кржижек, почему-то умалчивает о том, что «петроградцы» были проводниками влияния англо-французско-американского империализма, что они стремились подчинить все движение чехов в России Масарику, верному слуге западных империалистов, с давних пор и до конца своей жизни не только умеренно критиковавшему царизм, но постоянно третировавшему русский народ.

Гашек не разбирался в подлинной подоплеке споров «киевлян» и «петроградцев», но смутно ее ощущал23 и по своим русским, а не царистским симпатиям стоял на стороне «киевлян». Неприкрытая тенденциозность в плохом смысле этого слова в юмореске «Смутьянская кровь господина Потужпика» не помешала сатирику создать живой образ интригана, который всегда и во всем видел только плохое, пророчил окружающим одни беды и стремился расстроить любое полезное начинание.
Среди выразительных образов, созданных Гашеком,— это образ скептика и скандалиста, способного развалить любую организацию. Поведение Потужника еще более вредит движению, за которое ратовал Гашек, чем поведение Гурта и любителей «гарантий».
И все же все они — и Гурт, и «гарантийщики», и Потужник — не враги чешского движения в России. Это — либо уклоняющиеся от участия в этом движении из-за боязни пойти на известные жертвы, либо оппозиционеры внутри его.

Однако в лагерях военнопленных среди чехов, к которым Гашек обращался с призывом вступить в чешское войско, были и прямые враги антиавстрийского движения, преданные Австрии и Габсбургам люди, сознание которых было изуродовано австрийской пропагандой. Царское правительство и командование русской армии с присущей им близорукостью назначало начальниками лагерей чехов-военнопленных немцев, состоящих на русской военной службе. Таких, как известно, в русской армии с давних времен было немало. Посылать на фронт их не решались, боясь измены (как это и произошло, например, с генералом Ренненкампфом в первые же дни войны), и не нашли ничего лучшего, как поставить начальниками лагерей, да еще нередко таких, где большинство военнопленных были подданными Австрии славянского происхождения, добровольно сдавшихся в русский плен. К каким это приводило последствиям, можно узнать из небезынтересного «Меморандума командующего юго-западным фронтом генерала Брусилова начальнику штаба верховного главнокомандующего от 24 декабря 1916 г.»
Брусилов пишет, что начальники лагерей — немцы делали все возможное, чтобы восстановить военнопленных славян против русских. Они ставили на все посты, где только можно было шпионить за военнопленными, австрофилов, смотрели сквозь пальцы на то, что, назвавшись славянами, в лагери попали немцы. «Эти лица шпионили,— писал Брусилов,— следили за своими товарищами и доносили о них и о России в Австрию через сестер австро-немецкого Красного Креста, навещающих периодически лагери. Были установлены случаи, когда после таких доносов родственники военнопленных славян подвергались всевозможным преследованиям в Австрии, лишению хлебного пайка, аресту и т. д.»24

Юмореска «Трагедия императорско-королевского фельдфебеля Генри Галлера из 13 пехотного полка» рассказывает о таком случае. Австрофил Галлер посылает через побывавшую в лагере «сестру милосердия» графиню Реверту донос на своих товарищей, приводя их антиавстрийские высказывания. Однако Галлер спутал свои конспиративные записи, и получилось так, что эти высказывания можно было понять как принадлежащие самому доносчику. К своему ужасу он прочел через некоторое время в австрийской газете, попавшей в лагерь, что «у имп. королевского фельдфебеля из 13 пехотного полка Генри Галлера конфисковано все принадлежащее ему имущество за преступление, выразившееся в государственной измене и выступлениях против могущества империи».
Галлер — не вымышленный персонаж. Как указывает Гашек в позднейшей юмореске «Корчащиеся и скорчившиеся», австропатриот Галлер, подлинная фамилия которого была Краль, вместе с Гашеком находился в Тоцком лагере военнопленных под Бузулуком Самарской губернии. Сатирик изменил лишь фамилию и присочинил вымышленную историю комического возмездия за его предательское поведение по отношению к своему многострадальному народу и товарищам, выступавшим против австрийского гнета. Такое «заострение сюжета» ярче отражает мысль автора, что предатель, который всегда готов в угоду угнетателям родины предать близких, не избегнет наказания за свои омерзительные дела.
Галлер — активный австрофил. Образ же пассивного австрофила-чеха, полностью утратившего чувство национального достоинства, совершенно безнадежного для дела национального освобождения, дан в юмореске «Карел Дудера из Шкврнова и Франц-Иосиф I». Если Галлер служит Австрии «за страх», то Дудера — вполне искренне «за совесть».
С убийственным сарказмом рисует Гашек холопски-верноподданническую, прямо-таки собачью преданность Дудеры Австро-Венгерской империи, Габсбургам, т. е. всему тому, что угнетало и давило его родину. Описание «деяний» Дудеры начинается с выразительного замечания: «Я преднамеренно не говорю о происхождении Дудеры. Если бы я написал, что он из крестьян, то против поношения этого сословия запротестовали бы все земледельцы; точно так же, если бы я написал, что он был парикмахером или человеком какой-либо другой профессии, протесты обязательно посыпались бы от других затронутых сословий».
После такого замечания о Дудере Гашек выражает сожаление, что с исчезновением империи перестанут существовать школьные хрестоматии, выпускавшиеся императорско-королевским книгоиздательством. Во всех своих киевских статьях и юморесках, написанных в 1916—1917 гг., Гашек говорит о ликвидации Австро-Венгерской империи как о событии, которое должно неминуемо совершиться. Такая абсолютная уверенность свидетельствует об исключительной исторической прозорливости сатирика. Само собой разумеется, эта уверенность была и действенным агитационным приемом. Она стимулировала волю чехов к борьбе за ликвидацию Австро-Венгрии, вселяла нерешительным и колеблющимся веру в победу.
Продолжая рассказ о Дудере, сатирик в хрестоматийном стиле описывает затем поведение Дудеры в плену: «В мировую войну, милые детки, редко можно было видеть в чешских рядах действительных героев, которые сохраняли бы... верность императору Францу-Иосифу I... в далекой чужбине, в плену. Ку таким героям принадлежал, милые детки, Карел Дудера из Шкврнова».
Дудера даже в плену и после смерти Франца-Иосифа продолжал носить установленную в австрийской армии кокарду с инициалами императора и чистил ее до блеска. Когда антиавстрийски настроенные чехи потребовали, чтобы Дудера снял кокарду, он ее проглотил. «...Сейчас он в сумасшедшем доме в Саратове. Когда стоит хорошая погода, садится Дудера у дома на лавочке и усердно чистит какую-нибудь жестянку...»

В юмореске «Корчащиеся и скорчившиеся» сатирик, как и в юмореске «Рассказ о гарантиях», дает галерею портретов тех, кто уклонялся от вступления в чешские части. Словно в последний раз он хочет произвести смотр ненавистных ему обывателей разнообразных видов и оттенков. В «Корчащихся» Гашек усиливает документально-публицистический элемент. Эту юмореску скорее можно назвать фельетоном. Она написана в виде ответа на письма, присланные в «Чехослован».

Как указывалось выше, Гашек имел обыкновение в самом тексте своих юморесок приводить в явно ироническом тоне подходящие к случаю факты из истории, географии, литературоведения, истории искусства и т. д. Он обладал замечательной памятью и имел большие познания в самых различных областях науки. Так и в юмореске «Корчащиеся и скорчившиеся» сатирик рассказывает о найденных в окрестностях Праги могильниках, в которых при археологических раскопках были обнаружены скелеты людей. Само положение этих скелетов говорило о том, что когда-то существовал обычай придавать погребенным скорченное положение.

«Народ назвал их скорчившимися или корчащимися... По полученным новым данным.., они находятся во всевозможных лагерях военнопленных... Доказательством существования этих скорчившихся служат некоторые письма, дошедшие до редакции нашей газеты». Далее автор приводит эти письма. '
В одном из них Ладиславу Бажанту из Тоцкого лагеря в Самаре не понравилась юмореска «Трагедия Галлера». Он считает неуместным такой «вздор» «в нынешнюю серьезную эпоху, особенно для чешского народа». Вздорной он считает, например, фразу в юмореске о Галлере: «Да, раз революция (так чехи назвали создание чешских частей, участвовавших в борьбе за ликвидацию Австрии.— Я. Е.), то недостаточно только петь на поверке в лагере: «Где родина моя».25 Возьму в руки винтовку со штыком и пойду на Вену».

И Гашек описывает известного ему, очевидно, по Тоцкому лагерю Бажанта: «Господин Ладислав Бажант, вольноопределяющийся, взводный, который постоянно обновляет свои три алюминиевые звездочки, этим письмом напомнил мне о себе. Великая эпоха застала его на нарах лагерного барака. Он охотно дружил с немцами. Наши стремления, мятеж, который мы воспламенили в лагере против Австрии и который был продемонстрирован отъездом нескольких групп добровольцев,— все это вызвало с его стороны глумление.
Он корчится на нарах, и если бы случилось землетрясение и засыпало барак, то через много лет его нашли бы в том же положении скорчившихся и корчащихся, благодаря чему прославились первобытные могилы между Будчей и Розтоком (в окрестностях Праги.— Я. Е.).
Со своим приятелем Генри Кралем (Генри Галлером) смеются они над нашими мужественными ребятами, которые поняли свой долг перед чешским народом и делом доказали, что они чехи...»
Следуют письма других «скорчившихся».
Приведя еще несколько таких писем, Гашек в конце фельетона обрушивается с иронически-язвительными замечаниями по адресу «скорчившихся» и называет их поведение «мировым позором».

Обзор юморесок Гашека за этот сравнительно короткий период (немногим более 7 месяцев) показывает, что сатирическое творчество Гашека отличалось единством и целеустремленностью. При всем этом, однако, его творчество не было тематически и стилистически однообразным. Умный агитатор и чуткий художник, Гашек прекрасно понимает, что назойливое повторение одних и тех же, хотя бы и важных, идей не может дать желаемого эффекта. Борясь за осуществление главной и ясно поставленной цели — национальное освобождение Чехословакии путем вооруженной борьбы,— он в своем литературном творчестве искусно варьирует тематику и художественные приемы и тем самым значительно повышает силу идейного воздействия своих юморесок на читателя.
В этот период по сравнению с довоенным временем сатирический талант Гашека поднялся на новую, более высокую ступень. Это объясняется, конечно, не только тем, что теперь сатирик был освобожден от гнета австрийской цензуры и самоцензурных ограничений, но и тем, что в нем еще более усилилось пламенное чувство священной ненависти к угнетателям его народа, которое воодушевляло его и вместе с тем соединялось с волей к борьбе и верой в достижение великой цели. Не вина его, а беда, что движение, которому он служил, не вело к этой цели.
Творческое воодушевление, вызванное непосредственным участием в национально-освободительном движении, каким он его считал, рождало в свою очередь новые, более яркие краски в палитре художника, большую четкость в обрисовке характеров, в расположении и столкновениях персонажей. В приводимых выше юморесках мы встречаем присущие Гашеку разнообразные сатирические приемы, которыми он пользовался и раньше: пародию, стилизацию, каламбуры, двусмысленности. Однако целевое назначение этих приемов теперь существенно изменяется. Оно становится более ясным и определенным, да и сама цель, которой он подчиняет свое сатирическое мастерство, стала более значительной и благородной.
Агитационный характер творчества Гашека не снижает, как это нередко бывает, художественного уровня его произведений. Персонажи гашековских юморесок — это не просто иллюстрации, привлекаемые для доказательства заранее данного положения, а живые люди. Правда, нарисованы они несколько односторонне. Автор подчеркивает в них преимущественно одну какую-либо черту, что характерно, впрочем, в обрисовке образов и для других сатириков. Однако более полное раскрытие одной какой-либо существенной черты изображаемого персонажа помогает Гашеку через нее показать его отношение к главному вопросу — к вопросу о национальном освобождении родины.
Показывая подлинных лиц или раскрывая прототипы своих комических персонажей, Гашек преследует цель дискредитировать и осудить их.
В своей борьбе пером за цели национального освобождения, которое, как ошибочно он полагал, будет достигнуто антиавстрийским движением чехов в России, Гашек не прошел мимо той культурно-просветительной работы, которая велась в этом движении примыкавшими к нему организациями. Ему хотелось, чтобы и культурно-просветительная работа служила общей цели — мобилизации усилий и воли его соотечественников на борьбу за уничтожение «тюрьмы народов» — Австро-Венгрии. В этом направлении написаны его театральные и музыкальные рецензии, напечатанные в «Чехословане».

Еще с довоенных лет в Киеве существовало культурно-просветительное общество «Ян Амос Коменский», созданное чешской интеллигенцией для чехов, которые жили в Киеве. Это общество организовывало концерты, вечера и пр. В начале войны часть его членов, тяготевших к политической деятельности, образовала Чешский комитет, по инициативе которого была сформирована дружина и проводилась агитация за вступление военнопленных в русскую армию. Через некоторое время комитет стал киевским отделением «Союза чехословацких обществ в России», заняв в нем главенствующее положение. Оставшиеся в стороне от политической деятельности члены общества «Коменского», сохраняя, тесную связь с «Союзом», продолжали вести культурно-просветительную работу. Они обслуживали теперь не только «киевских» чехов, но и чехов-военнопленных, завербованных в воинские части или работавших в организациях «Союза». В составе общества «Коменского» деятельно работала театральная секция, которая устраивала концерты, спектакли и т. д. Им и посвящены рецензии Гашека, напечатанные в «Чехословане» в январе — апреле 1917 г.

В своих рецензиях Гашек знакомит читателя с деятельностью общества «Коменского», его театральной секции, одобрительно отзывается об активных членах, способствующих сплочению и просвещению чехов из киевской общины.
Отметим, что процесс духовного созревания Гашека начался еще в период господства в Чехии декадентско-модернистского искусства. Однако Гашек обладал здоровым демократическим вкусом и при оценке музыкальных и драматических произведений руководствовался прогрессивными принципами. Он проявляет строгую требовательность к идейно-художественным качествам этих произведений, оценивая их с позиций передовой реалистической критики. Крикливые пропагандисты упадочнического искусства не смогли сбить его с занимаемых им демократических позиций и в вопросе об искусстве.

Пребывание Гашека в России в 1915—1916 гг. и его активное участие в антиавстрийском движении чехов, развернувшемся в это время в России, укрепили и развили те его общественно-политические взгляды и связанные с ними чувства, которые были ему свойственны и в довоенное время. Это — пламенная любовь к своей родине и жгучая ненависть ко всем ее иностранным угнетателям, унижавшим, притеснявшим и эксплуатировавшим чешский народ.
Именно здесь, в России, Гашек впервые получил полную возможность напомнить своим соотечественникам о тяжести испытываемого ими векового гнета, призвать их к самоотверженной борьбе за национальное освобождение от ига насильников и палачей.
В этот период Гашек еще не понимал сущности империалистических целей господствующих классов всех великих держав, участвовавших в первой мировой войне, в том числе России. Поэтому он, искренне заблуждаясь, разделял надежды широких масс чешского народа на то, что в союзе с русскими, участвуя в войне на стороне царской России и ее союзников, чехи добьются своего национального освобождения.
В то время Гашек не поднялся еще до понимания единственно правильных ленинских принципов пролетарского интернационализма, требовавших не только отказа участвовать в этой войне на стороне любой из империалистических групп, но и вести упорную борьбу с этой войной всеми возможными средствами, стремясь превратить ее в войну гражданскую.
Достаточно хорошо зная истинное лицо чешских буржуазных политических деятелей, Гашек был свободен в то же время от иллюзий и насчет лидеров чехословацких организаций в России. Однако, так как здесь не было каких-либо других более прогрессивных чешских организаций, он считал необходимым установить единство в рядах участников антиавстрий- ского движения, несмотря на буржуазную ограниченность его вожаков и узкоклассовую корыстную направленность их деятельности.
Глубоко демократическое мировоззрение Гашека, правильно определявшее в основном его отношение к политическим проблемам современности, не дает оснований называть, как это делают некоторые чешские гашековеды, этот период его деятельности буржуазно-националистическим. Гашек выступал в это время за независимую, свободную Чехословакию не ради каких-либо экономических и политических преимуществ, которые принесет с собой буржуазии национальное освобождение, а ради прав широких масс чешского народа, ради избавления от унижений, ради того, чтобы чехи обрели, наконец, возможность свободно говорить на своем родном языке и развивать свою национальную культуру. За национальное освобождение он призывал бороться не путем тех или иных политических комбинаций, а вооруженным путем, путем насильственного ниспровержения угнетателей и чужеземных эксплуататоров.
Анализируя историческое развитие Австро-Венгрии и положение в ней чехов, Гашек приходит к выводу о неизбежности ее гибели. Он считал, что для своего освобождения чехи сами должны разрушить это государство, несущее угнетение и унижение.
Задачи национального освобождения и достижения ради этой цели единства в рядах участников антиавстрийского движения побудили Гашека временно отказаться от резкой критики буржуазии и ее политических деятелей. В этот период гашековская сатира была направлена против австрийцев-угнетателей, против чехов-австрофилов и тех чехов, кто из-за трусости и равнодушия уклонялся от участия в антиавстрийском движении, обывателей и шкурников, в поведении которых в большинстве случаев ясно проглядывала их буржуазная сущность. Характерен в этом отношении персонаж юморески «Рассказ о гарантиях» Кубач. Он согласен вступить в чешскую часть русской армии в том случае, если ему гарантируют, что по достижении Чехией независимости правительство новой свободной Чехословакии выкупит приобретенные им облигации австрийского военного займа.

Величие цели, за осуществление которой Гашек призывал бороться, — свобода Чехословакии (хотя на таких путях ее и нельзя было добиться), предчувствие приближающегося решающего поворота в судьбе родной земли, понимание своей роли и ответственности в грозные дни — все это заостряет мысли и чувства сатирика и накладывает определенный отпечаток на его литературное творчество. Его политические статьи насыщены яркими фактами, композиционно стройны и глубоко эмоциональны; патетические призывы его стихов отражают горячую взволнованность автора; разнообразные комические приемы, применявшиеся им и ранее, становятся более отточены и значимы.
Непосредственное участие Гашека в борьбе за национальное освобождение, пусть и на ложных путях, углубило его понимание жизни, реальной действительности, способствовало его идейно-художественному росту.

 

Примечания

 

1. В книге Кржижека «Ярослав Гашек в революционной России» писатель присутствует в ней лишь как некий тематический стержень, скрепляющий обе части книги. Конечно, такая яркая фигура придает книге дополнительный интерес.

2. Яр. Кржижек, Пенза, Пензенское книжное изд-во, 1958, стр. 38.
3. В. Краль, О контрреволюционной и антисоветской политике Масарика и Бенеша, М., 1955, стр. 31.
4. Там же, стр. 59.
5. Jar Křížek, Jaroslav Hašek v revolučním Rusku, Praha, 1957, s. 68.
6. «Čechoslovan». 1916, 7 августа.
7. «Čechoslovan», 1916, 7 августа.
8. Там же.
9. «Čechoslovan», 1916, 21 августа, s. 13.
10. «Čechoslovan», 1916, 21 августа, s. 13.
11. Нам пока неизвестно, удалось ли писателю осуществить это намерение.
12. «Cechoslovan», 1916, 13 ноября, s. 12.
13. «Čechoslovan», 1916, 27 ноября, s. 1.
14. «Čechoslovan», 1917, 19 февраля, s. 9.
15. Я. Гашек, Избранные юморески, М., 1937, стр. 395. Впервые эта юмореска опубликована в «Чехословаке» 21 августа 1916 г.
16. Я. Гашек, Избранные юморески, стр. 397.
17. Изображенный в юмореске шпик Александр Машек — подлинное лицо. Об его шпионской деятельности в России сообщалось в «Чехословаке».
18. Эта юмореска пользовалась большой популярностью у солдат чешской бригады и чехов-военнопленных. Через миссию австрийского Красного Креста, находившуюся в России, стало известно об антиавстрийской деятельности Гашека и в Чехии. В личном деле писателя появилась отметка о том, что им написан фельетон «изменнического и оскорбляющего монарха содержания».
19. Испанские инквизиторы.
20. Я. Гашек, Избранные юморески, стр. 404.
21. «Cechoslovan», 1916, 10 июля, s. 3.
22. «Cechoslovan», 1916, 24 июля, s. 3.
23. Как свидетельствует Кржижек (см. Jar. Křížek, Jaroslav Hašek v revolučním Rusku, стр. 87—88), Гашек в то время, о котором идет речь, в противоположность стороннику «петроградцев» Патейдлу заявлял, что антиавстрийское движение чехов в России должно развиваться и в том случае, если бы Масарик даже и выступил против него.
24. Цитируется по сборнику документов «Carské Rusko a naše osvobození. Papoušek, Publikace archivu zahraničních věcí, řada první. Číslo 3. V Praze. 1927 («Царская Россия и наше освобождение». Составитель Я. Папоушек, Публикация архива Министерства иностранных дел, Прага, 1927, ч. I, № 3, стр. 165 (на чешском языке)). Документы публиковались, очевидно, ранее в наших изданиях: «Красном архиве» и др. (у Папоушека они даны без ссылок). Обнаружить цитируемый меморандум в этих изданиях не удалось.
25. Песня Мареша из пьесы Йозефа Каэтана Тыла «Фидловачка» (1834 г.), ставшая чешским национальным гимном.