Посетителей из Праги, связанных с изданием Швейка было у Гашека, насколько я помню, несколько.
Это был, прежде всего, издатель Сынек, который сам приезжал к нему, когда не мог дождаться очередной рукописи. Он просил и меня, чтобы я помогал Гашеку побыстрее писать текст. К Гашеку приезжал раза два Руда Марик в то время, как Лонген уже не руководил театром "Адрия", для работы над новой постановкой театра "Швейк на мирной конференции в Генуе" и другими.
Приезжал сюда несколько раз и новый директор театра "Адрия" Антонин Фенцль. В основном, по поводу авторских прав для театра и обсуждения размеров гонорара.
Также приезжал к Гашеку кинорежиссер Ровенский. Он договаривался о праве на экранизацию Швейка. Я три раза переписал договор, продиктованный Гашеком, и хотя тот поставил невозможные условия, Ровенский подписал его. Этим договором Гашек хотел, видимо, оказать давление на директора "Адрии", который в дополнение к театральной постановке получил право и на экранизацию, но так ее и не начал. Гашек поставил режиссеру Ровенскому условие: если тот не начнет съемки в 14-дневный срок, то потеряет право на экранизацию. Гашек думал, что когда начнет спорить с директором "Адрии" об авторских правах, то укажет ему, что не может больше терпеть постоянных срывов сроков и задержек со съемками Швейка.
Но ничего не произошло. Ровенский съемку в срок не начал, и Гашек не увидел в своей жизни Швейка в кино.
Однажды днем около полудня я был срочно вызван к Гашеку. Не дойдя до его квартиры, расположенной на первом этаже, я увидел Гашека, принимавшего в трактире Инвальда больших гостей. Хотя я лично ни с кем знаком не был, но сразу узнал одного - актера Карела Нолля, игравшего Швейка. С ним были пани Ноллова и актер Шарват, игравший обжору Балоуна.
Из оживленного разговора я узнал о цели их визита. Новый директор, руководивший театром после Лонгена, выпроводил всю труппу и набрал на следующий сезон других актеров, за меньшую оплату. Сделал он это без ведома Гашека и Нолль приехал с женой и Шарватом просить защиты от имени всей труппы. Они пришли с простым предложением, и Гашек, не задумываясь, надиктовал мне контракт, согласно которому Карл Нолль и его товарищи из "Адрии" получали право играть Швейка в чешских селах. договор был составлен в трех экземплярах, один из них выдан Ноллю, который вместе со своими спутниками выразил Гашеку горячую благодарность.
Затем Гашек решил, что первая постановка труппы Нолля состоится в его присутствии в Гавличковом Броде, и нужно провести необходимые для этого переговоры.
Меньше всех радовалась пани Шура. Она была уверена, что ничего хорошего из этого не выйдет, что расходы будут большие, и только зря будет потрачено время. Я откликнулся на ее желание уговорить "Ярославчика" вернуться домой пораньше. Поскольку ходил он с трудом, то хотел нанять повозку, которая доставила бы нас до станции Окрухлицы, в полутора часах от Липницы. Я подумал, что если мы не достанем повозки, то Гашек останется дома, и все переговоры в Гавличковом Броде Нолль проведет сам. Мы для вида провели переговоры с местными жителями, и с сожалением сообщили Гашеку, что ничего движущегося нам достать не удалось. Однако Гашек настаивал на своем, и вся наша кампания караваном потянулась за Гашеком пешком.
Путь до Гавличкова Брода был славен. По дороге от станции мы сделали несколько остановок. Во-первых, в продуктовой лавке, где запаслись едой и добрым вином, затем на винокуренной фабрике, где за автограф Гашека нам вынесли 3 литра пресловутого "иезуитского ликера", потом побывали в трактирах у Буковских, у Кречлера и других. Везде Гашек уже бывал ранее, везде был хорошо известен, и везде его хорошо принимали.
Посещение городского театра, заказ афиш и другие переговоры завершили этот день, и чета Ноллей и Шарват сразу же отправились в Прагу. Нолль не хотел уезжать, но его жена была непреклонна. По ее просьбе пани Шура отвела его в сторонку и сказала: "Карличек, послушайте, что я вам скажу: Сделайте доброе дело и держите себя в руках". Пани Шура опасалась худшего.
Наше пребывание в Гавличковом Броде затянулось на три дня. Для Гашека это было хорошим отдыхом, и он остался бы еще, если бы в трактире у Кречлера, куда мы зашли просто пообедать, не появился молодой писатель из Праги, который проявил бурную радость от встречи с Гашеком. Он рассказал, как искал Гашека в Липнице, как за его счет жил, ел, пил и спал это время у Инвальда, и так и не дождавшись, отправился за ним в Гавличков Брод. Молодой пан писатель пришел к нам в такой потертой одежде и еще в таких ветхих ботинках, что это помогло нам уговорить Гашека вернуться наконец домой. Дорогу до станции мы проделали по такому же маршруту, что и в первый день, только в обратном порядке, и с нами был новый гость, оставшийся в Липнице еще на день.
Примерно через 2 недели наше путешествие в Гавличков Брод повторилось. На этот раз Гашек пригласил с собой несколько липницких товарищей. Городской театр блестяще организовал представление. Гашеку и его спутнику были выделены специальные места, а все билеты были проданы на три дня вперед. Гашек сиял от радости, автора без конца вызывали и рукоплескали.
Вскоре после этого из Праги приехал новый директор "Адрии". Он указывал Гашеку на нарушение договора, поскольку исключительное право на постановку Швейка имел он один, а Гашек Швейком больше не имеет права распоряжаться. На Гашековы доводы, что труппа Нолля могла бы играть Швейка в провинции, он ответил, что гонорары в таком случае причитаются ему, а не Гашеку. И Гашек может навести справки об условиях своего договора у местного нотариуса.
Как я позднее узнал, после смерти Гашека была судебная тяжба между директором "Адрии" и труппой Нолля. Не знаю, чем она закончилась, поскольку в суд меня не вызывали, хотя я участвовал в гашековских переговорах и лично писал договора.
