После первых, поначалу самых общих набросков Гашек в нескольких пьесах, написанных для вновь открытого кабаре партии умеренного прогресса, вновь обратился к Швейку, он даже не предполагал, что приближающиеся исторические события проверят значительность и важность этого образа. Непосредственно перед началом войны Гашек достиг своего творческого апогея, однако усилившаяся военная цензура, ограничение и запрещение юмористической прессы практически сделали невозможной работу в сатирическом журнале.
В это время снова проявляется теснейшее переплетение жизни Гашека с его творчеством. Маска Швейка все чаще проецируется на личную судьбу писателя. Вскоре после начала войны с Россией на постоялом дворе «У Валшей» он подписывается как «русский купец из Москвы», дабы убедиться, «насколько проводится в жизнь распоряжение о подаче сведений на иностранцев». Гашек был осужден и провел под арестом пять дней. Тюремные впечатления в начале войны описаны им в «Похождениях». В начале 1915 года он был призван в армию и определен в 91-й полк, размещавшийся в Чешских Будейовицах. Он пытается отдалить время прибытия в полк и попадает в Виноградскую больницу, но 15 февраля 1915 года все-таки уезжает из Праги. Его поведение в австро-венгерской армии сначала напоминает швей- ковское, он еще не расстается с богемной маской.
По свидетельству очевидцев, Гашек в первые дни является на плац в старом коричневом пиджаке, в цилиндре, одолженном у какого-то пражского извозчика, в старых высоких башмаках — точь-в-точь как вольноопределяющийся Марек в романе. (Австровенгерская армия в те времена испытывала недостаток в обмундировании.) Пройдя начальный курс обучения, Гашек отправился в одногодичную школу вольноопределяющихся, размещавшуюся в Марианских казармах. Начальником школы был капитан Адамичка, брат начальника пражской Кавалерийской охраны и большой патриот Австро-Венгрии. Рассказывают, будто он поручил Гашеку написать какое-то лояльное сочинение, но тот выполнил поручение таким образом, что это было расценено как насмешка над родиной и церковью. Гашек был на тридцать дней отправлен под арест. (Ср. фельетон: «Gott, strafe England»,1 Бравый солдат Швейк в плену. Прага, 1973, с. 175.) Другая версия гласит, что во время прогулки Гашек повздорил с артиллерийским офицером; это также было введено им в рассказ вольноопределяющегося Марека. Гашек, по воспоминаниям очевидцев, часто сказывался нездоровым, с журналом регистрации больных проходил через казарменные ворота и частенько уже в первую половину дня сиживал в будейовицких трактирах «У Мичанов», «У чешского Крумлова», «В чешской хижине», «На английском подворье» и т. д. Еще прежде он снял отдельную квартиру у пани Голубовой, вдовы торговца железом. У своего знакомого, податного чиновника Яна Непроуда, австрийскую форму он выменивает на гражданское платье. По некоторым сведениям, за это его отправляют на кухню чистить картошку. Все эти автобиографические моменты войдут в роман «Похождения бравого солдата Швейка».
До сих пор нам не известны причины, отчего он был исключен из школы и лишен знаков отличия вольноопределяющегося. (Из воинского послужного листа, однако, следует, что прав вольноопределяющегося у него никогда не отбирали.) С помощью будейовицких знакомых, к числу которых относились зубной техник Ф.Скршиванек, профессор, знаток романских культур, один из переводчиков Рабле, К.Шафарж, редактор Алоиз Гетцел, ему удалось попасть в больницу якобы с обострением ревматизма (еще одна болезнь, приписанная бравому солдату Швейку).
В письме супруге своего приятеля Ладислава Янчака, к сожалению, отправленном без даты, Гашек описывает свои больничные впечатления так: «Обычно я переедаю — как корова, набросившаяся на молодой клеверок. Потом приходят лекаря и прописывают мне клистир. Так, в этих милых развлечениях пробегает день за днем, пока не подходит четверг. В четверг — кинематограф. Кто может шевелиться — норовит удрать. В большой палате остаюсь только я один, поскольку ходить еще не могу, и к ужасу лекарей начинаю глотать пилюли какого-нибудь пургена».
Читатель, конечно, поймет, что отрывок из этого письма мы приводим не ради описания деликатного положения пациента, а потому лишь, что в нем проглядывает судьба Швейка.
Заручившись покровительством лечащего врача, доктора Петерки, Гашек продержался бы в больнице достаточно долго и мог бы даже надеяться на полное освобождение от военной службы. Однако его неспокойный дух явился причиной неприятного инцидента, что, в свою очередь, дало толчок к написанию одной из интереснейших глав романа. С помощью своих добрых друзей (музыканта Гани Шрамека, который вместе с учителем Яном Адамеком служил в канцелярии больницы) Гашек выбирался в будейовицкие трактиры и начинал там развлекать публику. После какого-то случая, когда он был задержан патрулем (снова мотив, который найдет свое место в «Похождениях»), его перевели в отделение для выздоравливающих, которое помещалось в бараках Линецкого предместья. Здесь он близко подружился с неким Вилемом Волком, с которым стал неразлучен. Лишь с помощью целого эскорта удавалось вытянуть Гашека из трактира Мичанов, где он распевал царский гимн или вел слишком вольные разговоры. Однажды он попросту исчез. Дня через четыре его привел жандарм, и Гашек рассказал об удивительном своем похождении. Вместе с какими-то дружками он задержался в винном погребке «Под башней». Поскольку возвращаться в казармы было опасно, служивший на железной дороге чиновник Шат взял его с собой и в отдельном купе довез до Противина. Отсюда Гашек, подобно Швейку, начал свой крестный путь в погоню за 91-м маршевым батальоном, стоявшим в Будейовицах. Он двинулся кружным путем, переночевал в овчарне где-то у Нетолиц, а потом вышел на имперскую дорогу в Злив. (Может быть, перед отъездом на фронт, он хотел попрощаться с краем своих отцов, где как-то в детстве чудесно провел каникулы?) Где-то у Чешского Врбна его задержал жандарм, Гашек подружился с ним (убедив, что он — солодовник из Противина и знает его по пивоваренному заводу), они пошли выпить за новое знакомство в трактир «У русского царя». Там они досидели до утра, после чего полицейский привел правонарушителя в казарму. Гашек был рад, что о его бегстве никому не стало известно. Это происшествие явилось фундаментом, на котором возник знаменитый Будейовицкий анабасис.
Гашек вынужден был признать, что дольше скрываться в госпитале нет никакой возможности. Он возвращается в свою роту, которая возле Брука-на-Лейте должна была влиться в запасной маршевый полк. Приходит пора прощаться. 5 мая 1915 года, будучи в веселом расположении духа, Гашек подписывает своему другу Скршиванеку книгу «Моя торговля собаками». Из посвящения становится совершенно ясно, что он намерен перейти линию фронта. «Через несколько минут я уезжаю куда-то далеко. Может, вернусь казацким атаманом. А если меня повесят, я пошлю тебе на счастье кусок своей веревки». Последующее поведение Гашека привело к тому, что в Бруке-на-Лейте, где формировались маршбатальоны, отправляемые на фронт, он был доставлен в арестантском вагоне (в точности как позднее это случилось со Швейком). 10 мая 1915 года он, таким образом, оказался в легендарной Кираль-хиде, где был зачислен в третью роту 12-го маршевого батальона. Небольшой промышленный городишко в Дольних Ракоусах производил мрачное впечатление. Чешские солдаты отсиживались в трактире «У черного барашка», где, по слухам, кельнершей служила какая-то чешка Руженка.
В Бруке он познакомился с множеством лиц, черты которых, более или менее измененные, нашли свое отражение в «Похождениях». Командиром роты был старший лейтенант Рудольф Лукаш, довольно интеллигентный, энергичный офицер, в целом симпатичный Гашеку. Он обожал людей искусства и литераторов и был убежденный патриот Праги. К национальным проблемам относился довольно холодно (отец у него был чех, мать — немка). Во времена Австро- Венгрии он подписывался Лукас. Его пристрастие к женщинам, как оно описано в романе, Гашек, должно быть, сильно преувеличивал. Однако остается правдой тот факт, что именно в Бруке Лукаш влюбился в женщину, которая позднее стала его женой (это была дочь богатого пекаря). Командиром маршевого батальона был майор Венцл. По всеобщему мнению, Венцл был человеком болезненно трусливым, и его осторожность, как вообще у многих предприимчивых австрийских офицеров, проявлялась в явно неприличной форме. (Во время артиллерийского обстрела, например, он прикрывался телами своих подчиненных.)
Командиром запасного батальона был старик полковник Шредер; с ним Гашек столкнулся уже с первых дней учений на плацу в Будейовицах. По мнению окружающих, это был пожилой господин, для которого было удовольствием рассказывать собравшемуся воинству о славной победе Австрии под Кустоциой. Однако, вразрез с текстом Гашека, Шредер не командовал бригадой.
С капитаном Ченеком Сагнером Гашек познакомился после того, как запасной маршевый батальон был присоединен к полку. Сагнер, возвратившийся из Сербии, был назначен командиром третьего полевого батальона, в состав которого входила и 11-я маршевая рота во главе с поручиком Лукашем. (В романе Гашек по ошибке изменил третью маршевую роту на 11-ю полевую сотню.) Сагнер был высокого роста, решительный, крутой в обращении офицер. Он требовал слепого послушания, не любил офицеров-счетоводов и лодырей.
В Бруке Гашек познакомился со многими другими будущими героями. Наиболее близко он сошелся со счетоводом-фельдфебелем Яном Ванеком, торговцем москательными товарами из города Кралупы. Это был типичный австро-венгерский «симулянт» и «сачок», легко находивший общий язык с себе подобными. (Всю войну он поддерживал связь с домом и посылал жене письменные заказы на товар.) Гашека он очень любил и часто привлекал к работе в канцелярии. Гораздо меньше дружил автор Швейка с кадетами маршевой роты, особенно недолюбливал он Яна Быг- лера (в романе эта фамилия пишется в варианте Биглер). Этот молодой австрийский патриот-фанатик, дед которого владел будейовицкой ликерной фабрикой, охарактеризован в романе как «фат и прощелыга». (Гашек столкнулся с Быглером уже в школе вольноопределяющихся, в Будейовицах; в Бруке недавний однокашник стал его новоиспеченным командиром.) В своих воспоминаниях Быглер сам признается, что на марше заболел дизентерией, что Сагнер терпеть его не мог и постоянно к нему привязывался. Однако он отрицает, что заносил в дневник «Историю австрийских военных походов»; по его словам, ему поручили вести дневник роты.
Среди солдат маршевого батальона Гашек нашел множество друзей и товарищей. Близкими для него людьми стали актер Крейчи, птицелов Масопуст с Малой Страны, капрал Билек (его имя упоминается в книге «Швейк в плену») и Франтишек Страшлипка, денщик старшего лейтенанта Лукаша, скорее всего, он и явился прообразом Швейка. Этот рабочий с гостивицкого кирпичного завода (под Прагой), которому в ту пору было двадцать пять лет, тонко чувствовал юмор, сам был остер на язык и всегда начинал свои рассказы словами: «Знал я тут одного...» Гашек упоминает о нем в стихотворении, написанном по дороге на фронт: «Страшнее всех военных неурядиц Страшлипкин веселый рассказец» (Бравый солдат Швейк в плену, с. 318). Анализ образа Швейка показывает, однако, что именно здесь более всего давала себя знать литературная традиция и творческая фантазия Гашека. Это соображение относится также и к другим образам романа, таким, как фельдкурат Кац и поручик Дуб, чьи прототипы до сих пор не удалось обнаружить.
Обнаружены и выявлены были прототипы двух фельдкуратов — обер-фельдкурата Лацины и курата Ибла. Со священником Лудвиком Лациной Гашек столкнулся на одном из этапов своего мученического пути. Плечистый Ларина, родом из Валашского Мезиржичи, был большим любителем зверья — как живого, так и печеного. Очевидно, это увлечение и сблизило его с Гашеком. Декан Ян Ев. Эйбл (в романе Ибл) служил мессу перед отправкой на фронт в Бруке-на-Лейте. Эйбл гордился своим искусством проповедника (которое Гашек так удачно разоблачил) и похвалялся тем, что во время его проповеди один из офицеров расплакался. По свидетельству очевидцев, это был полковой лекарь Дуб, будейовицкий еврей, который в Берлине имел врачебную практику.
По рассказу Эйбла, Лукаш женился на сестре кадета Быглера. Насколько правдивы воспоминания старого пенсионера-священника — судить трудно.
В Бруке Гашек отказался проходить одногодичный курс военной подготовки для вольноопределяющихся. Он пробовал сослаться на будейовицкую историю с ревматизмом. Часто обращался в медпункт и помогал Ванеку в канцелярии. 25 мая 1915 года был признан комиссией негодным к несению военной службы и определен к нестроевой. В фельетоне «О стратегических затруднениях» он сам свидетельствует о том, как из-за своих бесконечных безрассудств лишил себя возможности освободиться от воинской службы и перейти в запас. Он пишет так: «В Будейовицах и в Мосте-на-Литаве я был посажен в казарменную тюрьму, а когда меня наконец отпустили и хотели отправить с маршевыми ротами на фронт, я скрылся в стогу и переждал там три срока. Потом я симулировал падучую, и меня могли бы расстрелять, если бы я не вызвался ехать на фронт добровольцем» (Комендант города Бугульмы, с. 118).
27 июня 1915 года Гашек вместе с другими солдатами грузится в поезд, который везет его в Галицию, на фронт, к месту апокалипсических ужасов и бессмысленных убийств. Движение 12-го полка к фронту мы можем восстановить достаточно детально и подробно, поскольку сохранились документы военного архива, стихи Гашека и воспоминания очевидцев. Похождения Швейка Гашек писал, следя по карте, и в развитии действия точно придерживался пути следования своего полка.
Как сложилась судьба 11-й маршевой роты (точнее — третьей роты) мы узнаем из записей фельдфебеля Ванека. 26 июня рота из Брука по железной дороге отправилась на галицийский фронт. Ко времени отъезда не оказалось капрала Маловца и вольноопределяющегося Гашека. Эшелон проследовал через Раб в Будапешт, из Будапешта — на Хатван, Фюзешабони и Мишкольц. Поездом доехали до города Санок в Галиции.
От железнодорожного узла Санок 12-й резервный батальон двигался в пешем строю. Гашек вместе с вольноопределяющимся Билеком стал погонщиком скота. Где-то возле Самбора его ожидала новая должность. Он был назначен квартирмейстером. (Все эти обстоятельства играют роль при развертывании сюжетной линии «Похождений бравого солдата Швейка». В той части пути, где Гашек покидает штаб роты, Швейк тоже оставляет ротную канцелярию. Он послан квартирмейстером в район Фельдштейна и в результате удивительного стечения обстоятельств «случайно» попадает в австрийский плен.)
Для должности квартирмейстера у Гашека есть все данные: он прилично говорит по-русски и достаточно хорошо знает Галицию — еще по временам своих странствий.
Поручику Лукашу, который очень любил хорошую кухню и спокойную жизнь, он умел всегда подыскать отличную квартиру, так что вскоре из презираемого начальством «сачка» сделался его любимцем. В Сокале Гашек был назначен начальником реквизиционного патруля (некоторые намеки на это промелькнут и в «Швейке»), 1 августа 1915-го произведен в ефрейторы. Важным рубежом в романе является тот момент, когда маршевый батальон достигает линии фронта, станции Золтанка. Здесь Швейк встречает свою роту, и по целому ряду обстоятельств на том же месте обрывается рукопись. Следующие автобиографические факты и переживания Гашек включает в предшествующие части повествования — как бы «дополнительно».
Бои у Сокаля — это своего рода крещение огнем. Ценой страшных потерь полк перешел Буг. Если судить по архивным данным, здесь была потеряна половина личного состава и много офицеров. (Майор Венцл бежал из-под Сокаля вместе с бригадным начальством.)
Разбитые и уставшие полки были пополнены и вновь брошены в бой. Относительное спокойствие наступило лишь в районе Ждьяр, где полк пробыл приблизительно до 28 августа. Командиром полка стал подполковник Венцл, старший лейтенант Лукаш был назначен командиром второго батальона. Гашек остался при нем в должности ординарца, или связного, а Ф.Страшлипка — денщиком. Наконец, настает решающая минута. Во время неожиданного прорыва фронта у Хорупан австрийское воинство в панике бежит. Добрые друзья, старший лейтенант Лукаш и капитан Сагнер, бегут тоже. Гашек — по совету более опытных своих приятелей — остается в окопах, чтобы иметь возможность добровольно сдаться в плен.
Дальнейшие события в романе отразились лишь косвенно.
Из лагеря военнопленных в Дарнице под Киевом пленных перевели в Тоцкое. Здесь Гашек пережил эпидемию тифа, снова ощутив дыхание смерти. Однако даже в самые тяжелые моменты жизни он не теряет чувства юмора. Чувство юмора у Гашека — не только способ самовыражения, это прежде всего глубокое понимание жизни. Именно в эти моменты происходит превращение легкомысленного любителя богемы в ответственного деятеля движения сопротивления.

 

Примечания


1. «Боже, покарай Англию» (нем.).