Солдат с личным номером 20899

Солдат с личным номером 20899.

Автору этой книги показалось заманчивым проверить некоторые факты, сообщенные Я. Веселым и касавшиеся, в частности, пребывания Швейка в России. Начать было лучше всего со списка чехословацких легионеров, получивших, по утверждению Я. Веселого, в 1924 и 1947 гг. награды за участие в битве у Зборова (июнь 1917 года). Во-первых, этот материал казался более доступным, а, во-вторых, в случае удачи он давал возможность сразу получить подтверждение целой суммы фактов.

Ниточку надо было искать в Праге в знаменитой «Инвалидовне». Так называют пражане с размахом построенный еще в первой половине XVIII века огромный дом для инвалидов ратных сражений и их семей. Спустя много лет здесь разместился Военно-исторический архив, который сейчас заслуженно пользуется известностью лучшего хранилища материалов и о чехословацком корпусе в России. Правда, не вызывало сомнений, что материалы о Гашеке в этом архиве не раз уже тщательно обследовались историками и литературоведами. Но догадался ли кто-нибудь поискать и материалы о Швейке? Ведь о нем как о реальном лице до сих пор ничего не было известно.

Естественно, для начала надо было попросить наградные документы 1947 года. И через несколько минут на стол передо мной лег «Персональный вестник министерства национальной обороны» (он издавался типографским способом). В номере от 19 июля 1947 года в официальном сообщении, подписанном министром обороны Людвиком Свободой и озаглавленном «В память битвы у Зборова были награждены», содержался полный алфавитный список лиц, удостоенных награды «Зборовской памятной медалью». Черным по белому здесь была напечатана и фамилия Йозефа Швейка с указанием воинского звания: «ефрей(тор) зап(аса) Швейк Йозеф»[1]. Этим документом сразу подтверждались и существование в австрийской армии чешского солдата по имени Йозеф Швейк, и его служба на восточном фронте во время Первой мировой войны, и его пребывание в русском плену (а следовательно, и в лагерях военнопленных), и служба в чехословацких добровольческих частях в России, и участие в битве у Зборова, в которой, между прочим, участвовал и Ярослав Гашек, награжденный за эти бои еще в октябре 1917 года серебряной Георгиевской медалью «За храбрость». Дальше выяснилось, что архив располагал и прекрасной «Картотекой легионеров», состоявшей из их личных дел. Среди них оказалось и дело Швейка - выцветшая и потемневшая от времени, некогда розовато-дымчатая папка, которой еще не касалась рука ни одного исследователя Гашека. А в папке целый набор документов о пребывании Швейка в России: регистрационная карта-анкета, послужные списки Швейка, документы о перемещениях, зачислениях, откомандированиях, медицинских освидетельствованиях. С особым чувством читаешь эти листы (некоторые из них даже не успели пожелтеть) и узнаешь, что в России Швейк ходил по улицам Киева, Ташкента, Самары, Челябинска, Тюмени, Иркутска, Владивостока...

Прежде всего, конечно, бросалась в глаза анкета Швейка. Такие карты-анкеты имелись в каждом деле. Они заполнялись в разное время, некоторые уже после Первой мировой войны, и периодически уточнялись. Эго видно из отдельных добавлений, вписанных разными почерками и разными чернилами между строк или на обороте. Одна из таких карт-анкет, заполненная каллиграфическим почерком (скорее всего должностного лица), и лежала теперь передо мной. И под ней стояла личная подпись, сделанная черными чернилами, - полное имя и фамилия: Йозеф Швейк. Снова и снова хотелось вчитываться в строчки этой анкеты, вобравшие в себя судьбу человека, который дал имя всемирно известному литературному герою. Текст ее гласил (оригинал на чешском языке):

Личный номер 20899

Фамилия    Швейк

Имя    Йозеф

православное[2]- Александр

отчество[3]- Иозеф

День, месяц и год рождения    22 ноября 1892 Дуби, Кладно

Место приписки    Жижелицен(ад) Ц(идлиной)

Полит, администр. район Новый Быджов

Место последнего пребывания на родине Прага, 11, Боиште, 463 Катержина Швейкова

(родители, родствен(ники))

Номер полка в австрийской армии 36 п. п.(пехотный полк. - С. Н.)

Звание там же    ефрейтор

Профессия    пекарь

Образование    мещ(анская) школа

Политическая принадлежность на родине (Сокол)    (прочеркнуто. С. Н.)

Женат или холост    (перечеркнуто косой линией слово «холост». - С. Н.)

Когда и где взят в плен    14.V.15. Сенява

Место последнего пребывания в плену    Ташкент

Когда зачислен в Чешское войско

номер полка    3    и роты   5    чешского войска и звание в нем     рядовой

Личная подпись     Йозеф Швейк[4]

Еще более подробные сведения о прохождении Швейком военной службы в чехословацких частях в первый год пребывания в них содержал послужной список, при этом записи в нем были подкреплены отсылками к приказам с указанием номера и параграфа. Из этого списка можно было узнать, что Швейк вступил в добровольческие части в Киеве 24 июня 1916 года и был зачислен сначала «в нестроевой состав запасной роты» первого стрелкового полка, 30 сентября «переведен из нестроевой роты» в третью, а затем 26 октября в одиннадцатую роту. Отмечено также, что 6 декабря 1916 года он принял православную веру и получил второе имя - Александр. Дальше сведения относились уже к 1917 году. В самом конце марта его перевели из первого в третий стрелковый полк и зачислили в пятую роту. Отмечено далее, что в апреле он дважды получил отпуск в Киев - сначала на две недели (с 11-го по 24), затем на 21 день (с 28 апреля). На записи о возвращении Швейка из второй поездки в Киев 21 мая 1917 года послужной список обрывался. Однако в деле имелся еще один послужной список, как бы продолжавший первый. В нем содержалась запись от 12 августа 1917 года: «Уволен по болезни в 3-х месячный отпуск и исключен из списков полка». Помету об этом же отпуске кто-то сделал и на обороте регистрационной карты: «Отпуск до 11.XI.17 Киев Слободка дач. ул. 154». На память потомкам сохранился, как мы видим, и адрес, по которому Швейк числился в отпуске. При желании кто-то из украинских почитателей Гашека мог бы, пожалуй, установить по архивам и фамилию домовладельца на Дачной улице, привечавшего Швейка. Кто был его знакомым и хозяином этого дома? Хлебосольный украинец? Чех-колонист?

Дальше в личном деле Швейка оказался пробел. Отсутствовали документы за год. Лишь позднее, когда в Военно-историческом архиве занялись систематизацией всех сведений о Швейке, выявили еще одну его анкету, которая заполнена была в России, а обнаружена в фонде генерального квартирмейстера чехословацкого войска. По содержанию она повторяла уже известные сведения и только в частностях дополняла их (указано, например, что у Швейка был ребенок, что в 36 пехотном полку в австрийской армии Швейк служил капралом). Особый интерес этой анкете придавало то обстоятельство, что все до единой записи в ней сделаны собственной рукой Швейка. Но самое важное - она содержала примечание: «В ноябре 1917 года в Киеве я был освобожден от военной службы». Директор Военно-исторического архива Иван Штёвичек сообщил также мне: «К сожалению, до сих пор не удалось выявить сведений о передвижениях Швейка в период между декабрем 1917 и 28 октября 1918 года, когда его имя появляется вновь в списке разведчиков так называемой Самарской контрразведки, как раз около этого времени распущенной (можно полагать, что она существовала с момента взятия Самары чехословацкими войсками 8 июня 1918 года). Правда, имя Швейка в этом документе искажено и воспроизводится как Ал. Швейд, но все остальные данные — о времени вступления в чехословацкое войско, о зачислениях, возрасте, как и православное имя Александр, - совпадают. В начале ноября 1918 года была проведена реорганизация тайной разведывательной службы в чехословацком войске, и с 1 ноября 1918 года мы находим имя Швейка (опять-таки в виде “Ал. Швейд”) в списках тайного разведывательного отделения - сначала в функции “младшего наблюдателя” (по традиции употреблялось русское наименование. - С. Н).Отсюда Швейк был (17 ноября 1918 года) затребован в Челябинск в тайное разведывательное отделение штаба чехословацкого войска, куда и был послан 28 ноября. Можно предполагать, что он действительно выполнял разведывательную службу и только на довольствие был зачислен в транспортную роту»[5].

Дальнейший путь Швейка вновь можно было проследить по его личному делу в картотеке легионеров. Наибольший интерес представлял документ, озаглавленный «Прохождение службы» и составленный в Иркутске на чешском языке. Он состоял из нескольких пунктов. В первом из них можно было прочесть: «Прибыл в штаб чешского войска на Руси от тайного разведывательного отделения в Тюмени, зачислен в постоянный состав транспортной роты с прикомандированием к тайному разведывательному отделению штаба чехословацкого войска на Руси - 8 апреля 1919 года». Следующий пункт, помеченный датой 2 июля 1919 года, информировал, что Йозеф Швейк «медицинской военной комиссией, заседавшей 14-19 июня, признан временно неспособным к полевой службе и определен к эвакуации». Дальше сообщалось: «Эвакуирован на родину, исключен из списков транспортной роты при штабе». Стояла дата - 14 июля 1919. Наконец ниже, уже после подписей под документом, сделана приписка: «13 августа 1919 года. Эвакуирован на родину с транспортом № 8 пароходом “Эфрон”». Морские транспорты с чехословацкими легионерами отправлялись, как известно, из Владивостока и следовали в Европу через Индийский океан.

Где только не побывал Швейк!

В папке вообще хранился целый набор медицинских документов 1919 года, удостоверявших, что «Александр Юсефович Швейк, - как сказано в копии свидетельства о болезни (на русском языке), - “одержим” различными заболеваниями - “резким неврозом сердца”, “упадком питания и малокровием”, головокружениями, сильной тахикардией и “по изложенному увечью, не уступающему лечению”, “признан подлежащим увольнению вовсе со службы как совершенно к ней неспособный. Носить оружие не может. Зачислению в ополчение второго разряда не подлежит. Следовать пешком может. В сопровождающем не нуждается». Трудно сказать, действительно ли Швейк тогда так сильно болел (похоже, что он лежал даже в госпитале) или же, стремясь скорее вернуться на родину, нашел способ преувеличить тяжесть своего состояния. Во всяком случае остается фактом, что потом он прожил еще без малого полсотни лет и скончался, когда ему шел восьмой десяток.

Больше всего поражало, что основные биографические сведения, зафиксированные в архивных документах, полностью совпадали с тем, что были известны из очерка Веселого. В нем, например, сообщалось, что Швейк умер в возрасте 73-х лет в мае 1965 года. В документах несколько раз приводится дата рождения Швейка - 22 ноября 1892 года. Следовательно, в 1965 году ему шел как раз 73-й год. Автор статьи утверждал, что перед Первой мировой войной Швейк проживал в Праге на улице Боиште. В анкете из архива указан точно тот же адрес: на вопрос «Место последнего пребывания на родине (родители, родственники)» дан ответ: «Прага, 11, Боиште, 463, Катержина Швейкова». Имя Катержины Швейковой - еще одно совпадение. В статье Веселого упомянуто, причем несколько раз, что мать Швейка звали Катержиной. Помещена даже ее фотография, на которой она снята с внучками Мартой и Индрой (дочери Йозефа Швейка). С другой стороны, в анкете не упомянут отец Швейка. В ответе на вопрос о совместно проживающих родителях и родственниках названа только мать. И это опять-таки хорошо согласуется со статьей. В ней сказано, что отец Швейка умер от гриппа в возрасте шестидесяти шести лет в январе 1914 года, т. е. за полгода до начала Первой мировой войны и мобилизации сына. Вместе с тем, оба источника одинаково указывают имя отца. Я. Веселый специально подчеркивает, что у Швейка-отца было то же имя, что и у сына, - Йозеф. В анкете Швейка-младшего тоже значится: «отчество — Йозеф».

Совпадения прослеживались и дальше. В статье говорилось, что Швейк попал в русский плен и прибыл в лагерь военнопленных в Дарнице под Киевом за четыре месяца до Гашека. Гашек сдался в плен 24 сентября 1915 года. Следовательно, у Швейка соответствующее событие должно было приходиться на май месяц. В графе анкеты с вопросом: «Где и когда взят в плен», записано: «14.V.15. Сенява». Разница с Гашеком четыре месяца десять дней. Я. Веселый упоминал, что Гашек и Швейк в одном и том же, 1916-м году, стали воинами «заграничного чехословацкого войска». Архив подтверждал это. Наконец, статья Веселого показывала (да автор и подчеркивал это), что в отличие от Гашека Швейк не был в Красной Армии, а все время служил в чехословацком корпусе. Это же следовало и из архивных материалов.

Все эти совпадения, конечно, не могли носить случайного характера. Они не оставляли сомнений в том, что в обоих случаях речь идет об одном и том же человеке. При этом в статье Веселого не было ни малейших признаков его знакомства с архивом и обращения к нему. Все говорило о том, что два эти источника совершенно независимы друг от друга. Веселый всецело исходил из воспоминаний самого Швейка, записанных им с его слов (некоторые куски приводятся даже как цитаты и взяты в кавычки), из рассказов его близких, а также из материалов, хранившихся в семье Швейков. В статье упоминаются, например, семейный альбом (из него, скорее всего, заимствованы фотографии), какие-то «памятные записки» отца Швейка. Вообще, совпадая в основных моментах, оба источника не покрывали, а дополняли друг друга. У Веселого содержался целый ряд сведений, которые отсутствуют в архивном деле Швейка, и наоборот. В архивной папке нет не только ни одной фотографии, но, например, и даты смерти Швейка, которую приводит Я. Веселый, указывая даже день и место панихиды (22 мая 1965 года, малый зал Страшницкого крематория в Праге). С другой стороны, в статье Веселого не сказано, в каких воинских частях служил Швейк, но эти сведения можно почерпнуть из архива. В архивных документах несколько раз встречается второе имя Швейка - Александр и объясняется, что он получил его в России, приняв православное вероисповедание. У Веселого на этот счет нет вообще никакой информации. В его статье отсутствуют сведения о пребывании Швейка во время плена в Ташкенте. Ничего не говорится о болезни Швейка, о времени и маршруте его возвращения на родину. Но обо всем этом мы узнаем из архива.

Архив позволял узнать даже адреса Швейка, по которым он проживал в разное время. Упоминалась, например, Липовая улица, д. 20. В другом случае на обороте карты-анкеты кто-то пометил: «Прага XII, Перунова 12 (1940)».

Сложнее обстояло дело с вопросом о роде занятий Швейка. Ярослав Веселый ничего конкретного об этом не сообщал. Запись в анкете звучит однозначно - пекарь. Но у Гашека ни малейшего намека на подобную специальность Швейка нигде нет. Может быть «пекарь» - это и есть обозначение той «кулинарной профессии», которую Швейк приписал себе и дополнительно освоил в России? Гашек, возможно, потому не упоминает о ней, что ни в повести, ни в романе до этого этапа в жизни Швейка попросту не дошел. С другой стороны, автор, конечно, волен наделить своего героя любой профессией. И то, что в рассказах Гашека Швейк назван столяром, а в повести сапожником, само по себе еще ни о чем не говорит. Однако похоже было, что по крайней мере к сапожному ремеслу Швейк действительно имел отношение. Во-первых, эта специальность упоминается не в одном, а в нескольких источниках. Во-вторых, Аугустин Кнесл нашел в городском пражском архиве запись, что после войны Швейк открыл педикюрный кабинет на Липовой улице в Праге 2[6](адрес Швейка по Липовой ул., д. 20, указан и в приписке в одной из анкет его личного дела, заполненной, видимо, после войны). Если подумать, педикюр и торговля обувью не так уж несовместимы. При обувной лавке у предприимчивого хозяина вполне мог появиться и педикюрный салон. В целом разнобой сведений и мнений о профессии Швейка отчасти примиряло утверждение Веселого о том, что Швейк был мастер на все руки и владел целой «дюжиной ремесел», т. е. специальностей.

Была ли среди них торговля собаками, которая сделана в романе Гашека основным занятием Швейка «на гражданке»? Скорее всего, нет. Не только в рассказах 1911 года, но и в повести «Бравый солдат Швейк в плену» (1917), где впервые появляется эпизод с краденой собакой, ни об этом занятии Швейка, ни о его познаниях в «кинологии» нет ни малейших упоминаний. Все это появилось только в романе, как бы в дополнение к прежнему образу. Правда, фамилия некоего Швейка, разводившего собак или торговавшего ими, попадается и в некоторых воспоминаниях пражских авторов - в беллетризованной книге К. М. Куклы «По ночной Праге»[7], в мемуарных заметках шурина Гашека Йозефа Майера[8], в газетной статье Максимилиана Гупперта (о ней речь впереди) и т. д. Однако доверие к этим воспоминаниям резко снижается тем обстоятельством, что написаны все они не раньше конца 20-х годов и могут содержать вольные или невольные заимствования из самого романа, который к тому времени у всех уже был на устах.

Особую ценность представляло упоминание в картах-анкетах Швейка номера полка, в котором он служил в австро-венгерской армии. Оно давало возможность составить представление о той среде, в которой прототип будущего героя Гашека начинал свой путь по дорогам мировой войны. Тридцать шестой (Младоболеславский) полк слыл одним из самых непослушных в империи Габсбургов. Чешские части австрийской армии вообще не отличались благонадежностью. Но 36-й полк выделялся даже на этом фоне. Он почти не уступал пальму первенства двадцать восьмому пехотному полку, который увенчал свою историю тем, что в апреле 1915 года перешел на сторону русских в полном составе, со всей амуницией и оркестром. Отзвуки этого события есть и в романе Гашека, где упоминается, что 3 апреля 1915 года на Дукельском перевале батальоны 28 полка под звуки полкового оркестра перешли на сторону русских. Командование долго не решалось потом обнародовать в войсках скорбный указ императора по этому поводу, над чем и потешался главный герой романа Гашека (6, 230-231). Что касается тридцать шестого полка, то уже в начале войны, перед отправкой на место дислокации, целые его батальоны распевали песню «Гей, славяне! », да еще вставляли в нее новые слова: «Русский с нами, а кто против, тех сметет француз». Если учесть, что Австро-Венгрия воевала против славян - сербов, русских, украинцев, как и против французов, станет очевидной вся степень дерзости такого поведения. Не прошло и трех месяцев с начала войны, как на русском фронте почти без сопротивления сдались в плен шесть рот этого полка[9]. Но верхом всего стали майские события 1915 года. По официальному донесению командования 26-27 мая в боях под Сенявой полк потерял 10 человек убитыми, 69 ранеными и 1495 пропавшими без вести![10]Императору ничего не оставалось после этого, как объявить полк расформированным. Однако Швейка среди пропавших не было. Он перебежал к русским еще за двенадцать дней до этого.