О чем Гашек не успел написать.

 

 

Русские дороги Швейка.

 

Роман Гашека остался, как известно, незавершенным. Законченный текст - только часть задуманного автором гораздо более обширного повествования. Судя по всему, Гашек собирался написать еще довольно много. Кто не помнит того острого чувства сожаления, которое каждому довелось испытать при знакомстве с романом, когда в самый разгар действия оно вдруг обрывается и вам приходится расстаться с героями произведения, так и не узнав об их дальнейшей судьбе и новых похождениях Швейка?

Желание видеть роман завершенным было так велико, что соотечественник Гашека писатель Карел Ванек предпринял даже попытку заменить автора и дописать недостающую часть. Возникшая книга лишний раз подтвердила всю наивность и утопичность самой затеи. Был даже случай, когда некая дамочка, уверовавшая в магическую силу спиритизма, специально приезжала в Липнице, где Гашек провел последние полтора года своей жизни, и в присутствии директора одного из издательств пыталась вызвать дух писателя, чтобы он продиктовал недостающие части романа. О результатах, по-видимому, нет необходимости говорить.

И все-таки нельзя ли хотя бы в самых общих чертах восстановить замысел романа? Правда, Гашек не имел обыкновения записывать планы своих произведений - он предпочитал держать их в голове, всецело доверяясь своей феноменальной памяти. Как уже говорилось, не признавал он и черновиков или набросков - он все писал сразу набело. Карел Ванек, занявшись завершением романа, недаром сетовал, что не осталось никаких следов замысла ненаписанных частей[1]. И все же сейчас можно утверждать, что некоторые сведения о них существуют. Они, правда, разрознены, и их надо собирать по крупицам. Но если их свести воедино, попытка восстановить общий план произведения выглядит не такой уж безнадежной.

Прежде всего напомним, что помимо завершенной части романа известно последнее звено в развитии действия. Гашек предпослал своей книге короткое предисловие, из которого видно, что Швейк вернулся в конце концов целым и невредимым в Прагу.

Все ценители Гашека, конечно же, помнят это начало: «Великой эпохе нужны великие люди. Но на свете существуют и непризнанные, скромные герои, не завоевавшие себе славы Наполеона. История ничего не говорит о них. Но при внимательном анализе их слава затмила бы даже славу Александра Македонского. В наше время вы можете встретить на пражских улицах бедно одетого человека, который и сам не подозревает, каково его значение в истории новой, великой эпохи. Он скромно идет своей дорогой, ни к кому не пристает, и к нему не пристают журналисты с просьбой об интервью. Если бы вы спросили, как его фамилия, он ответил бы просто и скромно: “Швейк”» (5, 225). Образ героя поднят здесь до уровня символа. Но это и судьба реального персонажа романа.

Какие же события должны были произойти, по мысли автора, после того, как мы расстались со Швейком в прифронтовой полосе, в окрестностях станции Золтанец, и до того, как Швейк снова появился на пражских улицах?

В общем виде ответ на этот вопрос оставил сам автор. Замысел романа зафиксирован в рекламных плакатах, которыми Гашек вместе со своими друзьями оповещал публику весной 1921 года о предстоящем появлении первых выпусков романа. Из рекламных афиш видно, что действие его должно было происходить не только в Австро-Венгрии, но и в России.

Тональность и тексты плакатов были разными, но повторялось одно и то же название книги. «Непревзойденный чешский юморист Ярослав Гашек, - читаем мы в одной из афиш, - вновь счастливо появляется на сцене после своего возвращения из России, чтобы доказать, что настоящий юмор живет и здравствует, но что он может быть также и добротным бичом. Гашек снова подтверждает это своим сенсационным сочинением:

 

“Похождения бравого солдата Швейка во время мировой и гражданской войны у нас и в России”.

Первый выпуск только что вышел. Цена одного выпуска объемом в 32 страницы 2 кроны. Всего будет приблизительно 15 выпусков. Предварительная подписка с оплатой пересылки по почте - 3.50 <...> Распространителям делается скидка»[2].

 

Как мы видим, изображение событий, происходящих в России, должно было занимать в романе такое место, что автор счел нужным уделить им в афишах столько же внимания, как и действию, которое развертывается на родине писателя и в Австро-Венгрии.

Другая афиша выдержана в духе озорной шуточной рекламы. Но и в ней мы встречаем то же заглавие романа:

 

«– Да здравствует император Франц Иосиф I! - воскликнул бравый солдат Швейк, похождения которого во время мировой войны изображает Ярослав Гашек в своей новой книге “Похождения бравого солдата Швейка во время мировой и гражданской войны у нас и в России”. Одновременно с чешским изданием перевод книги на правах оригинала выходит во Франции, Англии, Америке.

Первая чешская книга, переведенная на мировые языки!»[3]и т. д.

 

Итак, Гашек намеревался перенести действие своего произведения из Австро-Венгрии в Россию. Обратившись к роману, легко убедиться, что автор и выполнял объявленный план. В послесловии к первой части своей книги он писал: «Заканчивая первую часть “Похождений бравого солдата Швейка” (“В тылу”), сообщаю читателям, что вскоре появятся две следующие части - “На фронте” и “В плену”» (5, 440). Таким образом, и Швейк, и многие другие герои романа должны были очутиться в русском плену.

Отметим, между прочим, - это нам пригодится в дальнейшем, - что Гашек извещал о предстоящем появлении не окончания книги, не завершающих, т. е. последних, а только «следующих» частей. Таким образом, мыслилось и дальнейшее продолжение романа. Но к этому мы еще вернемся. Пока что писателю предстояло изобразить события на фронте и в плену. Собственно говоря, однажды он уже и запечатлел такое развитие действия — запечатлел в повести «Бравый солдат Швейк в плену», которая была написана в первой половине 1917 года в России и во многом предвосхищала «Похождения бравого солдата Швейка». В некотором смысле это эскиз романа. Повесть предваряла его и основными очертаниями сюжета, и многими мотивами. Не вызывает сомнений, что уже тогда, в момент создания этой повести, у Гашека существовал и более обширный план. Сам изданный текст оставляет впечатление незаконченности: заглавие не соответствует содержанию. О пребывании Швейка в плену в книге, по сути, ничего не говорится. Автор обрывает повествование как раз в тот момент, когда Швейк только сдается в плен. Да и этому событию посвящена всего лишь одна, последняя страница. Тема, названная в заглавии, практически не освещена, а следовательно, должна была иметь продолжение. Впрочем, Гашек и сам говорил, что не успел дописать книгу. Брат жены писателя Йозеф Майер, находившийся еще с 1913 года в России, а во время войны также служивший в добровольческих частях, вспоминал, как ранней весной 1917 года ездил из Харькова в Киев, чтобы повидаться с Гашеком. Тот только что вышел из тюрьмы в военной крепости в Борисполе, где сидел за случайную ссору с русским офицером (по другим сведениям чехи поместили его туда, чтобы избавить и его и себя от неприятностей, связанных с публичной критикой им действий русского генерального штаба). В крепости Гашек и написал «Бравого солдата Швейка в плену». В разговоре с шурином он шутил: «Жаль, что там в Борисполе меня не продержали дольше, пока я дописал бы “Швейка”. Я еще в Праге писал о нем. Называлось это “Идиот на действительной”. И сейчас он сидит у меня в голове. Но теперь я сделаю иначе. Я его проведу в Россию. Помещу его к вам в Харьков. Вы там что-то сногсшибательное вытворяете. А вообще-то я, кажется, так и не допишу его. Австрия, когда мы вернемся, уже перестанет существовать, а наши ребята не дадут меня посадить»[4].

Повесть была адресована солдатам и офицерам чехословацких добровольческих частей. Автор явно преследовал определенные агитационные цели, стремясь пробудить у читателей патриотические чувства и ненависть к австро-венгерской монархии и военщине. Отсюда сильный публицистический акцент. Зденек Горжени говорит об этом: «Гашек написал “Бравого солдата Швейка в плену” по социальному заказу <...> во имя успеха вооруженного антиавстрийского сопротивления. Австрийская империя еще существовала, война еще не была ею проиграна, и среди вчерашних солдат чешской и словацкой национальности надо было вести большую разъяснительную работу. Нужно было рассеять какие бы то ни было проавстрийские иллюзии, привлечь в интересах войны с Австрией как можно больше добровольцев из рядов военнопленных. По этим политическим мотивам Гашек и взялся за свое самое острое оружие - антиавстрийскую сатиру. Поэтому и мобилизовал Швейка. Поэтому он сознательно строит свое произведение как осмеяние, как суд над ненавистной милитаризованной монархией, которая угнетала его родной народ и вовлекала его в несправедливую войну. Это был суд над бюрократическим Молохом, теперь уже пораженным тяжелым недугом, деградировавшим и находящимся в агонии[5].

После Февральской революции и падения русского царизма крах австро-венгерской монархии стал казаться особенно реальным и близким. Гашек всеми силами стремился способствовать борьбе с ней. В этой связи и могла возникнуть потребность скорее выпустить готовую часть книги.

Сосредоточенность автора на образе Швейка оказалась на этот раз даже более продолжительной и пристальной, чем в 1911 году, когда создавались рассказы. Если повесть значительно уступает по своим размерам роману, написанному позднее, то одновременно она почти в четыре раза превосходит по объему цикл рассказов о Швейке. Да и вообще это самое крупное произведение из всего написанного Гашеком в России (по крайней мере до нас не дошло более крупных произведений). Естественно, что, работая над большой повестью о Швейке, Гашек не мог не заглядывать вперед и не думать о его дальнейшей судьбе. Это подтверждают и новые замыслы, возникшие вскоре у него.

В августе 1917 года, всего через месяц-другой после выхода из печати повести «Бравый солдат Швейк в плену», Гашек прибыл в полк, размещавшийся в украинском селе Березна. Здесь он много общался со своим пражским другом, тоже писателем, Франтишеком Лангером. Еще до войны вместе с Лангером и другими друзьями Гашек сочинял пьесы для кабаре, которые потом ими же исполнялись. Лангер вспоминает, что и в полку устраивали музыкальные вечера и любительские театральные представления (для этой цели был даже приспособлен и оборудован амбар). В Березне Гашек предложил Лангеру написать сообща для любительской постановки в полку «пьесу о Швейке, как он готовится вступить в чехословацкое войско. Он (Гашек. - С. Н.)будет, мол, обдумывать ее»[6].

Любопытно, что с этим замыслом хорошо согласуется и даже, пожалуй, перекликается одна подробность, мелькнувшая еще в концовке повести «Бравый солдат Швейк в плену». Там упомянуто, что, едва сдавшись в плен, Швейк встречается с чехословацкими добровольцами. Уже второй день своего пребывания в плену он проводит в добровольческой роте своих земляков. Почти наверняка уже и тогда будущая судьба Швейка была связана в сознании автора с этими воинскими соединениями.

Итак, очередным звеном и фрагментом в творческой истории интересующей нас темы была мысль изобразить Швейка в добровольческих чехословацких частях в России. Из военнопленного Швейк должен был превратиться в солдата этих частей.

Замысел произведения (или произведений) о Швейке разрастался по мере развития исторических событий. Автор как бы шел по их стопам. Гашек ставил своего героя в новые и новые исторические условия: мировая война и австрийская армия, плен, добровольческие части...

Одновременно в сознании Гашека жили творческие планы, связанные с намерением изобразить какие-то стороны истории чехословацких добровольческих частей в России. Еще в лагере для военнопленных в Тоцком он заявлял, что собирается написать историю Первого чехословацкого полка имени Гуса[7]. Ему хотелось показать (что он делал потом и в своих корреспонденциях с фронта), как чешский и словацкий народ «сохранил твердый и непреклонный характер и не склонился перед Австрией» (XIII-XIV, 244), перейдя к вооруженной борьбе против нее. Позднее стали вырисовываться и юмористические ответвления таких замыслов, порожденные неудовлетворенностью писателя политикой руководства чехословацких общественно-политических и военных объединений в России. Особенно интересно в этом смысле построение памфлета Гашека «Клуб чешских Пиквиков» (конец апреля 1917 года), который облечен им в форму рассказа о намерении создать сатирический роман: «Решил я написать роман о Клубе сотрудников Союза[8], чтобы научить читателей если не постичь загадку чешской политики, то по крайней мере почувствовать ее. Роман этот выйдет уже после войны, дабы на родине у нас каждый имел возможность насладиться зрелищем, как эти невинные души из застольного общества на Подвальной улице, Киев I, вознамерились вдруг ни с того, ни с сего взять власть в свои руки, чтобы руководить чешскими делами, и <...> начали действовать, проявляя прямо-таки изысканные умственные способности.

Пока познакомлю здешних читателей с отдельными действующими лицами романа, начиная фигуркой председателя Клуба чешских Пиквиков паном Халупой» (XIII-XIV, 167).

Восемь раз в фельетоне упоминается о будущем романе. Каждое новое действующее лицо вводится подобным упоминанием, например: "Выдаем также секрет, что одна из глав "Клуба чешских Пиквиков" будет иметь название “Председатель клуба Халупа на совещаниях в Петрограде у господина Б. Павлу, приятеля известного немецко-австрийского шпиона Шелкинга” (Там же, 169). Или: “Очень интересным героем романа является доктор Кудела” (170). Заключая фельетон, Гашек сообщает: “Я кончаю пока серию портретов из нового романа и подчеркиваю, что история Клуба чешских Пиквиков по охваченному материалу будет доведена до самого последнего времени и будет содержать самый богатый набор имен и течений всех оттенков...”» (XIII-XIV, 174).

Все это очень напоминает «Историю партии умеренного прогресса в рамках закона», написанную Гашеком еще в 1912 году и построенную в виде ансамбля юмористических шаржей на реальных лиц. Одновременно памфлет перекликается как с изначальным замыслом романа «Похождения бравого солдата Швейка» («Посмеюсь над всеми глупцами...» - говорил он, приступая к работе над романом[9]), так и с определенным потоком сатирического повествования в написанных частях романа, представляющим собой своего рода пародийную историю воинской части, в которой Гашек служил. Продолжением этой истории могла бы стать и «история» чехословацких добровольческих частей в России, точнее, изображение некоторых ее сторон, потому что в принципе отношение к этим частям, самой их идее, назначению, миссии, было у Гашека не только положительным, но даже восторженным.

«Клуб чешских Пиквиков» написан примерно в то же время, что и «Бравый солдат Швейк в плену». Таким образом разрабатывались одновременно две темы или два аспекта одной темы. Развивающийся замысел «швейкианы» и планы нового сатирического сочинения, возможно, существовали еще порознь, раздельно но, если и так, то очень скоро они сомкнутся.

Мы установили, что, побывав в австрийской армии и в плену, Швейк должен был оказаться затем в чехословацких добровольческих частях. А что должно было произойти дальше? Оказывается, и на этот вопрос можно ответить с достаточной определенностью. На помощь опять приходят рекламные плакаты, о которых уже была речь. Как мы помним, заглавие книги было сформулировано Гашеком в афишах следующим образом: «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой и гражданской войны у нас и в России». Разумеется, намерение показать Швейка в обстановке гражданской войны могло появиться у Гашека не раньше, чем началась эта война. Но этот план был продолжением уже существовавшего в сознании автора и постепенно развивавшегося замысла большого произведения или цепочки произведений о Швейке. Произошло дальнейшее «наращивание» замысла.

На чьей же стороне оказался бы Швейк в гражданской войне? Тут мы, к сожалению, можем опереться главным образом на воспоминания современников, а этот источник, как известно, не всегда надежен. Память нередко подводит. Однако в данном случае полностью совпадают свидетельства совершенно разных людей, никак не связанных между собой. Все они в один голос утверждают, что дальнейший путь Швейка лежал в Красную Армию. Неоднократно об этом заявлял сослуживец Гашека по политотделу Пятой армии Арношт Кольман, много общавшийся с ним в Сибири - в Красноярске, Иркутске. Важно к тому же, что делился он своими воспоминаниями по свежим следам, еще в 20-е годы. По словам Кольмана, «Гашек часто говорил о плане большого военного романа, который должен описывать развитие австрийского солдата от “яблочка” до красноармейца»[10]. Но особенно авторитетно свидетельство чешского писателя Ивана Ольбрахта. Он встречался с Гашеком в Праге в 1921 году - в разгар его работы над романом о Швейке. Однако об этом есть смысл сказать чуть позже.

Существуют интригующие слухи, будто Гашек уже в Сибири даже начал что-то писать о пребывании Швейка «в стране большевиков». Такими сведениями поделился в свое время известный русский художник Ярослав Сергеевич Николаев, не раз выступавший в 60-е годы в ленинградском Доме художника с устными воспоминаниями о своих встречах с Гашеком. В 1967 году его воспоминания были записаны на магнитофонную пленку чешским корреспондентом Иржи Сейдлером и напечатаны в журнале «Свет совету».

Я. С. Николаев родился в 1899 году (как и Гашек - 30 апреля). Его детские и юношеские годы прошли в Сибири. Он учился в Томском художественном училище. Дальнейшая его судьба была связана с Восточносибирскими художественными мастерскими и с Иркутским университетом, где он поступил на исторический факультет. Он посещал «иркутское Общество художников», изучал в местных коллекциях «полотна Поленова, Левитана, Касаткина, Лансере, Сомова, Мане, Ренуара, сблизился с несколькими профессорами Мюнхенской академии художеств, заброшенными волей военной судьбы в далекий Иркутск. Эти военнопленные помогли Ярославу Николаеву в понимании западного изобразительного искусства, начиная академизмом и кончая импрессионизмом»[11]. После прихода в Иркутск Красной Армии он преподавал в художественной студии Пятой армии, а затем стал сотрудником агитационного отдела армии, где и познакомился с Гашеком. Общение их длилось несколько месяцев (лето-осень 1920 года). Гашек был в это время, как известно, начальником интернационального отделения политотдела Пятой армии и вел большую организационную и пропагандистскую работу. По словам Николаева, они и жили рядом.

Самое интересное в воспоминаниях Николаева - его утверждение, что в Иркутске он читал неизвестное в наши дни сочинение Гашека «Швейк в стране большевиков». Но, может быть, об этом лучше рассказать в виде своего рода отчета автора этой книги о поездке в Иркутск и о том, что удалось там узнать.

 

 


[1]К. Vaněk. Za mrtvým humoristou // Rudé právo, 1924, č. 6. Příloha Dělnická besídka, 6. I, s. 1-2.

[2]M. Honzík. Praha 1921. Vzpomínky. Fakta. Dokumenty. Praha, 1981, s. 115.

[3]Lidský profil Jaroslava Haška. Praha, 1979. Фотокопиясподписью«Reklamní plakát na první vydání Švejka».

[4]Цит. по рукописному варианту, копия которого любезно предоставлена автору внуком писателя Рихардом Гашеком и Аугустином Кнеслом. Очень близкий текст был анонимно опубликован Й. Майером в начале 30-х годов: [J. Majer] Jak se stalo, že by byl Hašek malém nenapsal Švejka //České slovo, 1933, 8.1.

[5]Z. Hoření.Jaroslav Hašek novinář. Praha, 1983, s. 110.

[6]F. Langer.Byli a bylo. Praha, 1963, s. 71.

[7]См., например: R. Pytlík. Doslov//J. Hašek. Spisy, XHI-XIV, s. 384.

[8]Союз чешских (позднее - чехословацких) обществ в России создан в начале Первой мировой войны. При Союзе существовал Клуб сотрудников из рядов военнопленных. Подробнее см.: А X. Клеванский.Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. М., 1965, с. 24, 42 и др.

[9]A G. Lvová-Hašková].Jaroslav Hašek. Vzpomínky Šury Lvové Haškové. Připr. Jiří Častka //Průboj, 1965, č. 33 (čast 23).

[10]Цит. по: К. Крейбих.Ярослав Гашек. Жизнь и творчество// Литература мировой революции, 1932, № 6, с. 103. Ср.: Н. П. Еланский. Ярослав Гашек в революционной России. М., 1960, с. 195-196.

[11]Д. Славентатор.Поиски, вечные поиски //Нева, 1960, № 7, с. 159.