Рудольф Гейдль родился в 1892 г. в семье мелкого еврейского предпринимателя. У потомков Авраамовых, национальность, как известно, передается по женской линии. Мать же у юноши была чешкой, и, видимо, поэтому сам он считал себя вовсе не евреем, а именно чехом. Даже свое имя молодой человек переделал на славянский лад, превратившись из Рудольфа Гейдля в Радолу Гайду.
Личность его сформировалась под влиянием идей чешского национального возрождения. Внутри этого движения существовало несколько группировок. Умеренные требовали предоставления культурной автономии для славянских народов Австро-Венгерской империи. Радикалы мечтали о создании независимого государства из двух родственных западно-славянских народов — чехов и словаков. Наконец, существовали и ярые панслависты, мечтавшие о создании единой славянской Федерации и видевшие свою главную надежду в Российской империи.
В сущности, Россия была маяком для всех славян Австро-Венгрии, однако до поры до времени их симпатии носили умозрительный характер. Все начало меняться в 1912 г., когда славянские государства — Черногория, Сербия и Болгария вместе с православной Грецией — обрушились на Турцию. Казалось, еще немного, и в войну вмешается Россия, а славянские армии войдут в Стамбул-Константинополь. Предполагалось, что после этого они возьмутся за освобождение «стонущих под игом Австрии» чехов и словаков.
Гайда, подобно многим другим своим землякам-панславистам, вступил в черногорскую армию и принял участие в боях под крепостью Скутари. Однако затем союзники передрались между собой, и разочарованный юноша вернулся обратно в Прагу.
В 1914 г. грянула Первая мировая война. Многие чехословаки еще по дороге на фронт едва ли не в открытую выражали намерение перебежать на сторону противника. Военфельдшер Гайда именно так и поступил и уже через несколько месяцев оказался в знакомой ему Черногории. Но в конце 1915 г. австро-германцам удалось оккупировать эту страну, и тогда он вместе с другими эвакуированными перебрался в Россию.
Здесь он вступил в войска, созданные из чехословацких перебежчиков и военнопленных. К концу 1916 г. на их базе сформировалась целая дивизия, подчинявшаяся (в политическом отношении) заседавшему в Париже Чехословацкому национальному совету (ЧНС).
Вступивший в эту дивизию Гайда командовал сначала ротой, а затем батальоном. Карьера его развивалась столь же стремительно, как и события на Восточном фронте. После Февральской революции антивоенная пропаганда большевиков фактически разложила русскую армию. Чехословацкие части выглядели на этом фоне образцом стойкости и дисциплины. В июле 1917 г. братья-славяне покрыли себя славой в битве под Зборовом. Как писал генерал Брусилов, «чехословацкие добровольцы, оставленные всеми, бились так, что все мы должны преклониться перед их доблестью. Одна чехословацкая бригада сдерживала несколько неприятельских дивизий. Пал цвет чехословацкой интеллигенции. В качестве простых солдат сражались и умирали учителя, адвокаты, инженеры, писатели, известные общественные деятели. Раненые просили убивать их, лишь бы не попасть в руки немцев...».
После этой битвы Гайда получил орден Св. Георгия 4-й степени и должность командира 7-го чехословацкого полка. Однако заключенный в марте 1918 г. мир с Германией на некоторое время положил конец его боевым подвигам.
Дивизия к тому времени уже превратилась в корпус (или легион), насчитывавший в своих рядах до 60 тыс. бойцов, подавляющее большинство из которых по-прежнему горело желанием сражаться за независимость своей Родины. Весной 1918 г. между большевиками и чехословацкими представителями был подписан договор согласно которому легионерам предстояло через Сибирь, Дальний Восток и Америку отправится во Францию. Предполагалось, что на Западном фронте корпус вновь примет участие в боях с немцами, но это, разумеется, никак не соответствовало планам германского командования.
Пока чехословаки грузились в эшелоны и отправлялись в путь по бескрайним просторам России, немецкие дипломаты надавили на ленинское правительство. В результате большевики начали препятствовать продвижению легионеров, ссылаясь на хаос и беспорядок на железных дорогах. Вдобавок с востока на запад ехали поезда с возвращающимися на Родину австрийскими и венгерскими военнопленными. Между ними и чехословаками постоянно происходили конфликты, завершившиеся в конце концов взрывом...
14 мая между чехами и венграми произошла драка на станции Челябинск. Поводом стало то, что брошенный из венгерского эшелона железный брусок тяжело ранил легионера. Его друзья не поленились догнать поезд на одной из остановок и «уложили» одного или двух венгров. Местные власти тут же арестовали десятерых чехов, но уже вечером были вынуждены отпустить их под угрозой оружия.
Узнав об этом, Троцкий издал приказ: «Все совдепы обязаны под страхом ответственности разоружить чехословаков: каждый чехословак, найденный вооруженным на железнодорожной линии, должен быть расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный солдат, должен быть выгружен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных».
Разоружить, расстрелять. Едва что-то подобное попытались сделать, как чехословаки оказали сопротивление, что, в свою очередь, послужило толчком для выступлений местной контрреволюции.
К моменту конфликта чехословацкие эшелоны растянулись на огромном пространстве от Пензы до Владивостока, и почти во всех городах, находившихся рядом с железной дорогой, Советская власть была свергнута в течение пары недель.
В конце мая капитан Гайда со своими подчиненными арестовал и разогнал совдеп в Новониколаевске (Новосибирске). Затем он двинулся на Омск, где его отряд влился в более крупную группировку Сырового.
На контролируемых чехословаками территориях Сибири и Дальнего Востока появились всевозможные белогвардейские правительства, чествовавшие легионеров как освободителей. Чехословацкая Рада, в свою очередь, присвоила генеральские звания трем военачальникам — Гайде, Сыровому и Чечеку. Гайде при этом доверили командование самой крупной группировкой легионеров (около 14 тысяч), сосредоточившейся во Владивостоке.
Обстановка в этом городе была весьма нестабильной. Кроме чехословаков там находился американский экспедиционный отряд, а также представители других стран Антанты — Англии, Франции, Японии.
Арестованный местный совдеп сидел в тюрьме, но, поддерживая видимость демократии, союзники пытались организовать «свободные выборы». Руководитель местных большевиков Константин Суханов под конвоем чехословаков ездил на митинги и с успехом агитировал за Советскую власть. Выборы в этой ситуации могли обернуться конфузом, и тогда Гайда организовал убийство Суханова «при попытке к бегству».
Между тем по мере развертывания Гражданской войны в России большинство чехословаков все больше склонялось к идее нейтралитета. По решению ЧНС, корпус перешел под командование французского представителя генерала Жанена, и уже осенью 1918 г. легионеров фактически отвели с фронта, поручив им охрану тыловых коммуникаций. Гайда же предпочел выйти из легиона и поступить на службу к верховному правителю России адмиралу Колчаку.
В качестве командующего Сибирской армией новоиспеченный генерал обзавелся собственным поездом, свитой и многочисленной охраной, наряженной в форму императорского конвоя. Секретари расписывали его победы в роскошных альбомах, украшенных уральскими самоцветами, а сам Гайда частенько грабил поезда и усиленно «экспроприировал» трофейное имущество. В конце концов он начал поучать самого адмирала Колчака, требуя от него смещения начальника штаба генерала Лебедева.
В июле 1919 г. после очередного демарша верховный правитель отправил Гайду в отставку и предложил ему выехать во Владивосток. При этом бывшему командарму разрешили вывезти все награбленное имущество и даже приплатили еще 70 тыс. франков золотом.
По дороге неукротимый вояка задержался в Иркутске, где поднял мятеж против верховного правителя. Находившиеся в городе 2 чехословацких полка во главе с Чечеком заняли позицию нейтралитета. Гайду поддержали лишь местные эсеры и меньшевики, а главной ударной силой восстания стали портовые грузчики.
Выступление было жестоко подавлено японским гарнизоном и частями генерала Розанова. Большинство рабочих поплатились за него своими жизнями. Гайду же юнкера взяли в плен и отлупили по лицу генеральскими эполетами. И все же убивать его не стали, отчасти в память о заслугах перед Белым движением, отчасти благодаря заступничеству других чехословаков. Легионеры все еще оставались реальной силой, и ссориться с ними никому не хотелось.
Очередного несостоявшегося Бонапарта отправили на родину, в уже ставшую независимой Чехословакию. Там он писал мемуары, безуспешно пытался сблизиться с левыми и в конце концов вернулся на армейскую службу.
В 1926 г. президент Масарик получил сведения, что Гайда готовит переворот и собирается установить в стране диктатуру по типу Пилсудского. Существование этих планов так и не было доказано, но Гайду все-таки отправили в отставку, лишив воинского звания. Обидевшись, он вступил в Национальную фашистскую общину и в 1931 г. угодил в тюрьму за антиправительственную деятельность. В 1935 г. арестант стал депутатом парламента от чехословацких фашистов, что автоматически открыло ему двери тюремной камеры.
Впрочем, после того как из-за предательства Англии и Франции Чехословакия стала жертвой немецкой оккупации, Гайда вновь почувствовал себя патриотом. Вместе с другим бывшим легионером генералом Медеком он вернул французскому президенту и английскому королю все полученные от них награды. К этой посылке было приложено письмо, полное горьких упреков: «Мало какой народ в Европе так до последнего дыхания бился за Вашу Родину, как чехословацкий. Мы никогда не поймем, почему вы нас оставили. Нашему народу это никто никогда не объяснит».
С тех пор политикой Гайда не занимался. И все же в 1945 г. тогдашнее правительство припомнило ему и легионерские «подвиги», и деятельность в Национальной фашистской общине. Отставного генерала приговорили к 2 годам тюрьмы, а в 1948 г. (после прихода коммунистов к власти) он не то умер, не то был повешен в своей камере.
