Гашек не собирался быть просто военнопленным. Переходя через фронт, он знал, что в России формируются добровольческие воинские части из чехословацких эмигрантов и перебежчиков для борьбы против австро-венгерских угнетателей. И он вступил в так называемый «Чехословацкий легион» и стал сотрудником издававшейся в Киеве газеты «Чехослован».
Здесь вторично в его творчестве возникает образ Швейка. В 1917 году в Киеве была издана повесть «Бравый солдат Швейк в плену». В ней так же, как в сатирических рассказах и фельетонах, появлявшихся на страницах «Чехословяна», Гашек выступал уже с «открытым забралом» и, не стесняемый цензурой, гневно обличал все Австрийское государство, начиная от маразмического императора Франца-Иосифа и его полудегенеративной родни.
Обострившееся под влиянием войны национальное чувство Гашека, его так долго остававшееся неудовлетворенным стремление к деятельному вмешательству в общественную жизнь, при полной неустойчивости политических взглядов в ту пору и под влиянием буржуазных националистов, подвизавшихся в легионах, определили его, к счастью, кратковременное увлечение некоторыми реакционными утопиями. Так, например, в 1916 году он начал было проповедовать в газете создание Чехословацкого королевства во главе с представителем «царствующего дома Романовых». Связанный почти исключительно с ограниченным замкнутым кругом легионеров и тех русских военных и штатских чиновников и буржуазных интеллигентов, которые с ними постоянно общались, Гашек с тревогой и недоверием воспринял первые известия об Октябрьской революции. Ему померещилось, что Декрет о мире и выход Советской России из войны укрепляют Австрию и ее союзников и угрожают надеждам чехов и словаков на национальное освобождение. Именно так толковали великие события Октябрьской социалистической революции откровенные контрреволюционеры и лицемерные социал-предатели, которые в Киеве и в других местах расположения чешских легионов начали натравливать их на молодую Советскую республику.
Еще в декабре 1917 года полностью дезориентированный Гашек опубликовал даже несколько статей, направленных против большевиков.
Но в феврале 1918 года он приехал в Москву. И здесь, у самого сердца революционной России, он увидел трудные, суровые, грозные будни государства рабочих и крестьян, озаренные все разгорающимся сиянием великой революции, первой в истории человечества победоносной революции людей труда, людей, вдохновленных великими идеями всемирного братства народов, всемирного счастья для всех обездоленных и угнетенных.

И Гашек поступил так, как только и мог поступить честный, наделенный горячим сердцем и светлым разумом и, вопреки всем былым колебаниям, верный сын трудового чешского народа, — он вступил в Российскую Коммунистическую партию большевиков и стал воином революции.
Как известно, значительная часть чехословацких легионеров поддалась гнусной провокационной политике буржуазных националистов. Чехословацкий мятеж, вспыхнувший в конце мая 1918 года, стал одной из причин того, что Йелые области Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока были захвачены контрреволюционными войсками Колчака, американскими и японскими интервентами.
Но не всех легионеров удалось обмануть врагам революции. Почти десять тысяч чехословацких солдат и офицеров сумели распознать подлинный смысл происходящего и вступили в ряды Красной Армии и Ярослав Гашек был одним из первых. И он сразу же начал страстно убеждать своих земляков последовать его примеру. В первом номере чешской газеты «Прукопник», вышедшем в Москве 27 марта 1918 года, Гашек призывал легионеров отвергнуть провокационные требования буржуазных националистов, прислужников империалистов Антанты. Он писал, обращаясь к лучшим национально-историческим традициям и национальным интересам чешского народа:
«Если мы останемся здесь в России на стороне социалистической Революции, мы сыграем историческую роль, достойную потомков таборитов...
Здесь наше место, а не на Западе... Здесь должен остаться каждый из нас, кто знает, что мы — потомки таборитов — первых в Европе социалистов-коммунистов. А это знает каждый чех. Мы можем иметь политическое значение только здесь, но никогда не приобретем его на Западе. Мы должны помочь России».
В листовке, которую Гашек подписывает уже как представитель Чехословацкой секции Российской Коммунистической партии (большевиков), он писал, обращаясь к «солдатам-революционерам»:
«Вы покидаете Россию! Как же вы не понимаете, что предаете русскую и мировую революцию?.. Чешская революция является ее составной частью. Воинские части, отнятые у русской революции, ослабляют ударную силу и размах мировой революции.
...Русский революционный фронт имеет для нас больше значения, чем все иные фронты, и ему мы нужны.
...Верьте русской революции, верьте мировой революции, продумайте спокойно это воззвание и все, кто согласны с ним, вступайте в ряды Чехословацких отрядов русской Красной Армии».

Гашек упорно и неустрашимо вел революционную агитацию в легионах в Самаре, куда его направили из Москвы; ему удалось завербовать в ряды Красной Армии сотни чехов и словаков, и как только начался контрреволюционный мятеж, командование легионов отдало приказ об аресте «коммунистического агента» Гашека. Он успел вовремя скрыться. Некоторое время он оставался в районе Самары, занятой мятежниками и, понимая недостаточность своего знания русского языка и опасность того, что может обнаружиться его неисправимый чешский акцент, выдавал себя за косноязычного дурачка — сына немецкого колониста из Туркестана.
В эти годы Ярослав Гашек нашел себя. Из беспечного, озорного гуляки-литератора, глубоко прячущего под флегматичной, насмешливой личиной затаенную тоску и горькое сознание несбывшихся надежд, из наивного мечтателя-путаника то анархиста, то националиста вырастал неутомимый, волевой, дерзко бесстрашный комиссар, воин и трибун, в котором от прежнего Гашека оставалось лишь неистощимое творческое трудолюбие и неиссякаемое остроумие, неподражаемое умение шутить с самым серьезным видом, разить беспощадной убийственной насмешкой в тоне самого невинного простодушия.
За три года пребывания в Красной Армии Гашек прошел большой и славный путь политработника.
Он был агитатором и разведчиком, начальником оргчасти политотдела армии, комендантом города в Бугульме, директором армейской типографии, начальником особого отдела дивизии, начальником интернационального отделения политотдела армии (руководил политработой среди чехов, словаков, австрийцев, венгров, поляков, китайцев и монголов, ставших бойцами Красной Армии), сотрудником армейских газет «Красный стрелок» и «Наш путь», заместителем начальника политотдела 5-й армии и Восточно-Сибирского Военного округа, редактором сразу трех армейских газет на немецком, венгерском и бурято-монгольском языках и готовился редактировать китайскую, успел даже выучить 80 иероглифов.
Уже этот, далеко не полный перечень обязанностей, которые выполнял Гашек — коммунист и политработник, может дать некоторое представление о его кипучей деятельности.
Гашек видел, как отряды босых, оборванных, полуголодных красноармейцев, у которых не хватало ни пушек, ни пулеметов, ни снарядов, ни патронов, громили вооруженных до зубов, отлично оснащенных и обмундированных белогвардейцев, видел и сам сражался рядом с теми, кто «с Лениным в башке и с наганом в руке» шли с песней, ругаясь и смеясь, на штурм многовековых твердынь зла, шли освобождать весь мир от рабства, корыстного стяжательства, от войн и мракобесия.
Гашек видел, как люди, получавшие осьмушку хлеба, самозабвенно трудились и творили, копали землю и писали стихи не ради заработка, не ради славы, а ради скорейшего освобождения и просвещения своего народа и всего человечества, видел это и сам работал рядом с ними, недоедая и недосыпая и не зная усталости; ездил за сотни верст в лютые сибирские морозы, ораторствовал до хрипоты на совещаниях и шумных, а не раз случалось и тревожно-беспокойных митингах, — говорил по-русски, по-чешски, по-немецки, объяснял, убеждал, обличал врагов и малодушных, шутил и проклинал, воодушевлял и издевался; он писал листовки, статьи, оперативные сводки, донесения, приказы, составлял инструкции и наставления; упорно изучал русский язык, так что смог даже писать по-русски рассказы и фельетоны для армейской газеты.
Чешские историки литературы пока еще не установили, что именно написал он в эти годы на родном языке. Вряд ли удавалось ему урывать достаточно времени для собственно литературного творчества, и не таков был Гашек, чтобы много писать «впрок». Предельно целеустремленный, он и в пору юности писал всегда «по конкретному адресу» — для очередного номера газеты или журнала, для того, чтобы пригвоздить вполне определенного врага — милитариста, бюрократа, попа, стяжателя, ханжу, лицемера, ренегата и т. п.
Однако в то же время Гашек был прежде всего художни- ком-писателем, и, значит, творчество было для него так же необходимо, как воздух, как пища.
Оторванный от родной земли, от читателей, без которых немыслимо литературное творчество, он пытался писать по-русски, но, несомненно, должен был сознавать, что как ни близок ему этот с юности любимый язык, но настоящий художник может творить только в стихии родного слова, впитанного с материнским молоком.
Годы, проведенные в Красной Армии, в мире, так бесконечно далеком от того, в котором он вырос и жил раньше и куда вернулся потом, отнюдь не были ни просто ярким эпизодом, ни этаким драматическим отвлечением — перерывом в его творческом развитии.
Гашек, покидавший Прагу в 1915 году в воинском эшелоне, был талантливым, самобытным писателем и журналистом, мастером острой и злободневной социальной и политической сатиры, автором многочисленных и разнообразных — причем разнообразных не только по тематике, но и по художественному уровню — произведений. Его мировоззрение в то время определялось пестрой мешаниной внутренне противоречивых анархистских и националистических взглядов, стихийно-материалистических и наивно-идеалистических представлений, здравых народных суждений и бесшабашного богемного скептицизма.
Гашек, возвращавшийся в Прагу в декабре 1920 года, за последние три года прожил целую новую жизнь. Его гражданское и нравственное сознание и его творческое мироощущение были расширены и неизмеримо обогатились в его приобщении к зеликой революции. И он уже вез с собой замысел книги, которой суждено было стать одним из замечательных памятников нашего века и едва ли не первой книгой, которая завоевала всемирную популярность чешской литературе.
На бескрайних просторах России он жил, сражался и работал, воодушевляемый пламенной мечтой о мировой революции. Только ли мечтой? Ведь ее живую реальность он видел и ощущал в речах Ленина, в статьях, стихах и лозунгах, врывавшихся в мысли и в сердце с газетных страниц и плакатов, в «Интернационале», звучавшем на красноармейских поверках и на сельских сходках, в школах и на заводах; в празднично счастливом возбуждении разноязычных митингов, и в повседневном будничном боевом содружестве солдат революции; русских, чехов, украинцев, словаков, немцев, венгров, китайцев, бурят.
Так огромный талант и созревшее творческое мастерство Гашека закалились и выковались в животворном пламени революционных боев.