Горжени З. Ярослав Гашек - журналист

Предисловие С. Востоковой

 

Трудно найти в истории мировой литературы писателя, о творчестве которого сложились бы столь противоречивые суждения, какие выпали на долю Ярослава Гашека, — от уничижительно-презрительных: «Литература для черни», «Шутовство», «Балаган» и пр. — до восторженных: «Одна из лучших книг, которые когда-либо были написаны в Чехии» или «Бессмертное творение бессмертного автора».
Эти прямо противоположные оценки обусловлены не только действительно сложным жизненным и творческим путем писателя, но и бескомпромиссно антибуржуазной направленностью всего его творчества. Поэтому вполне закономерно, что отрицательные, «уничтожающие» отзывы принадлежат буржуазным критикам, которые (вне зависимости от их национальности) не могли простить Гашеку беспощадной убедительности его сатиры и стремились всячески опорочить опасного противника, представив его творческое наследие как нечто стоящее вне литературы, не имеющее отношения к подлинно культурным ценностям чешского народа.
История самым решительным образом опровергла подобные концепции, определив Гашеку представлять чешскую литературу на мировой арене. Даже больше того — вывести ее на мировую арену.
И хотя не все, написанное Гашеком, равноценно и имеет равноценно высокую социальную и художественную значимость, он создавал подлинно большую литературу, литературу прогрессивную, исполненную высокого гуманизма и непреходящих художественных ценностей.
Творческое наследие Гашека в своей совокупности — великолепная художественная энциклопедия жизни современной ему Чехии, представленное в острых сатирических образах и в то же время устремленное в будущее, потому что все оно проникнуто безоговорочным осуждением капиталистического мира, верой в народ и неизбежность его победы.
Гашека пытались обезвредить и другим способом — опорочить его как человека.
Его называли бездельником, завсегдатаем пивных и ночных кабаков, «беспутным малым».
А Гашек за свою недолгую жизнь (он умер, не дожив даже до сорока лет) написал около полутора тысяч рассказов и фельетонов, роман «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» и книгу сатирических памфлетов «Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона». Сейчас, когда собрано еще далеко не все, им написанное, выяснилось, что творческое наследие писателя составляет восемнадцать объемистых томов и не менее объемистый том пьес и коротких скетчей, написанных в соавторстве с другими писателями.
И этот «бездельник» не переставал работать до последних дней жизни. Тяжело больной, не будучи в силах держать перо в руках, он диктовал веселые похождения своего бравого солдата. По свидетельству секретаря Гашека Климента Штепанека, в последний раз Гашек диктовал ему «Швейка» 29 декабря 1922 года, то есть за четыре дня до смерти.
Если слегка перефразировать известное латинское изречение “Dum spiro, spero» — «Пока дышу — надеюсь», Гашек мог бы сказать о себе: «Пока дышу — пишу».
Чешский исследователь творчества Гашека Здена Анчик, немало сделавший для очищения репутации писателя и собирания его творческого наследия, правильно писал, что, учитывая огромный объем литературного труда Гашека, можно утверждать, что он был «одним из самых трудолюбивых и плодовитых чешских писателей»1.
Буржуазная, правосоциалистическая и легионерская печать писала также о Гашеке как о человеке беспринципном, который будет служить любому, кто ему больше заплатит. Между тем трудно придумать нечто более противоречащее подлинному характеру Гашека, чем эти вымыслы.
Еще в ранней юности, когда Гашек работал в газете национально-социальной партии «Ческе слово» и был послан в качестве репортера на собрание бастующих пражских трамвайщиков, он, рискуя и постоянным местом работы, и заработком, своим единственным средством существования, выступил с разоблачением профсоюзных вожаков (членов руководства национально-социальной партии), обвинив их в предательстве интересов рабочих и тайном соглашении с предпринимателями. Разумеется, его из газеты тотчас же уволили.
Значительно позже, уже в России, когда Гашек понял, что командование чехословацкого корпуса готовится к борьбе против Октябрьской революции, он порвал с легионерами и перешел на сторону Советской власти, не испугавшись ни тягостных обвинений в измене Родине, ни грозного ордера на арест, выданного чехословацким полевым судом.
Последовавшие затем три года самоотверженной работы Гашека на политической работе в Красной Армии подтвердили его безграничную преданность революции, искренность его убеждений.
И так всегда и везде: любые соображения о карьере, выгоде, материальном благополучии были глубоко ему чужды. Всегда, при всех поворотах судьбы, Гашек оставался самим собой — человеком ищущим, искренним и честным, менее всего думающим о собственном благополучии, своим творчеством отстаивающим справедливость.
Но, опровергая вымыслы и клевету буржуазных недругов Гашека, нельзя делать из него икону. В молодые годы Гашек не был образцом безупречного поведения. Было и бродяжничество, и скитание по пивным, и скандалы, и драки, и далеко не добровольные посещения полицейского участка.
Правда, все эти скитания давали ему богатейший материал для творчества, знакомили его с жизнью самых низов народа. Все переплавлялось в художественно воссозданную картину современной ему действительности, полной национальных и социальных противоречий.
Может быть, лучше и глубже многих биографов и исследователей Гашека поняла это его первая жена Ярмила.
Не без горечи, но честно и искренне она писала в статье «Правда Гашека»: «...Предельно ответственное отношение Гашека к своей творческой работе заключалось в том, что ради нее он опускался до уровня наблюдаемых им типов, чтобы понять их отношение к людям и вещам. Он пожертвовал собой, матерью, женой, ребенком, друзьями — положил все, что у него было, на алтарь правды. И в награду она предстала перед ним такой, какова она в действительности: комически уродливой, без украшений и покрывал»2.
Чтобы понять и объективно оценить поведение молодого писателя, стоит прислушаться и к мудрому замечанию Здены Анчика: «Действительно, жизнь Гашека изобилует фантастическими приключениями и эпизодами. Но нужно уметь точно различать, что он делал умышленно, чтобы эпатировать буржуазную публику и весь императорско- королевский аппарат Австро-Венгрии, а что делал, повинуясь лишь своему во многом необузданному темпераменту, который то превращал его в озорного сорванца, то гнал по Центральной Европе, как гонит перелетных птиц их инстинкт»3.
Сложившееся о Гашеке в Праге до первой мировой войны, мягко выражаясь, не слишком лестное мнение очень повредило ему по его возвращении на родину после почти шестилетнего пребывания в России и трехлетней политической работы в Красной Армии.
А ведь он возвращался в родной город совсем другим человеком. Пережив сложный процесс духовного и политического роста, Гашек стал убежденным коммунистом, готовым и дома веста революционную борьбу «с такой же энергией к какой привык, сражаясь в рядах Пятой армия против покойного адмирала Колчака», как писал он сам перед отъездом на родину одному из руководителей чешских коммунистов в России4.
Но на родине все сложилось не так, как предполагал Гашек. Когда он в конце декабря 1920 года вернулся в Прагу, обстановка в Чехословацкой республике была необычайно сложной. Бурный подъем революционного движения начала декабря (декабрьская демонстрация пражских рабочих, всеобщая забастовка, крестьянские волнения, выступления горняков Кладно, создавших Совет рабочих депутатов и установивших контроль над всеми важнейшими учреждениями Кладненского района) сменился к концу месяца торжеством буржуазной реакции. Рабочее движение было разгромлено, руководители кладненского пролетариата брошены в тюрьмы. Буржуазное правительство «удержалось в седле’’ и торопилось закрепить свою победу.
В этих условиях Гашек, направляемый Коминтерном на партийную работу в Кладно, оказался в невероятно тяжелом положении: ехать туда было просто не к кому, поскольку партийные руководители были арестованы. В Праге же, в секретариате социал-демократической «левицы» к нему отнеслись с оскорбительным недоверием, не зная или не желая знать о его ответственной политической работе в России. (Организационное оформление «левицы» произошло на XIII съезде Чехословацкой социал-демократической партии в сентябре 1920 г. Официально она стала именоваться «Чехословацкая социал-демократическая рабочая партия (левых марксистов)». В мае 1921 г. была преобразована в Коммунистическую партию Чехословакии (КПЧ).)
Биографы Гашека указывают в этой связи, что в это время у руководства социал-демократической «левицы» были Илек и Болен, которые позднее, на пятом съезде КПЧ в 1929 году, были исключены из партии за «ликвидаторство». Естественно, что руководителям такого типа чешский коммунист, прибывший из Советской России, был явно «не ко двору».
К сожалению, и те члены партии, которые посетили в 1920 году Советскую Россию (Богумир Шмераль, Иван Ольбрахт) и могли лично убедиться в том, как велико было доверие к Гашеку со стороны Советского правительства и какие ответственные должности он занимал, не проявили к нему внимания, побаиваясь, вероятно, что его дурная репутация может повредить репутации партии, если он в сложившейся политической обстановке будет выступать от ее имени.
Может быть, этого побаивался и сам Гашек. Во всяком случае, он не нашел достаточно сил и веры в себя, чтобы, несмотря на противодействие отдельных работников, сохранить связь с партией.
Не получив поддержки и помощи от товарищей по партии, глубоко оскорбленный их недоверием, Гашек пережил тяжелый духовный надлом. Положение его было более чем критическим. Без денег, без работы, без крыши над головой, подвергаясь непрестанной травле со стороны буржуазной прессы, реакционной части легионеров, да и правительственных органов, поскольку еще не утратил силы ордер на его арест «за измену родине», Гашек нашел, как ему казалось, единственно возможный выход — он вернулся к маске «прежнего, довоенного Гашека», доброго малого, завсегдатая пражских пивных.
Гашек дорого заплатил за свои «грехи молодости». Он оказался вне партии, вне политической и революционной борьбы, которая в течение последних лет составляла смысл и содержание его жизни.
Оставалось одно — творческая работа, «Швейк»...
И Гашек выстоял. Несмотря на все внешние трудности и тяжелый душевный надлом, он сумел написать произведение, полное оптимизма, искрящегося юмора, веры в народ и его силы. Создание Гашеком в эти годы «Похождений бравого солдата Швейка» было подлинно героическим подвигом писателя, не только актом художественного творчества, но и его политической борьбой.
При всей исключительности личности Гашека, неповторимости его таланта, сложности жизненного и творческого пути, он был человеком своего времени, сыном своей эпохи, впитавшим в себя ее дух и необычайно чутко реагирующим на события политической и социальной жизни. И может быть, как никто другой, сумел он раскрыть не только ее комические стороны, но и ее противоречия, парадоксы и даже трагику.
Он жил и творил на рубеже двух эпох, когда впервые в истории рождался и утверждался новый социальный строй — преддверие будущего социалистического общества, когда не столетия и даже не годы, а лишь государственные границы отделяли прошлое от будущего.
Гашек — не только свидетель, но и участник становления будущего — нес в своей личности, поведении, творчестве черты этой переходной эпохи.
У советского поэта Леонида Мартынова есть стихотворение «Граница», в котором он призывает человека не застывать в покое, в чем-то уже существующем, а быть в вечном движении, чувствовать себя «идущим на границе Прошлого с Грядущим».
Если воспользоваться поэтической формулой Мартынова, можно сказать, что Гашек сумел даже перешагнуть эту границу: понял и принял новый мир и пером художника и публициста боролся за его утверждение и победу.
Интерес к Гашеку, его личности и творческому наследию, вызванный мировым успехом «Швейка» породил немало посвященных ему изданий, в том числе мемуаров, нередко написанных наспех, в сугубо коммерческих целях, с явным расчетом на сенсацию, без должной проверки фактов, без продуманных выводов (воспоминания Франты Сауэра и Ивана Сука «Памяти Ярослава Гашека», книга Зд. М. Кудея «Хорошо странствовать вдвоем» и некоторые другие).
Случается, что и критические работы о писателе опираются на подобного рода воспоминания, предлагая читателям искаженный образ Гашека как писателя и человека.
В последнее время в ЧССР проведена огромная работа по очистке творческого наследия Гашека и его биографии от анекдотов, произвольных интерпретаций и т. п.
Очень важную роль в этом отношении сыграло завершение в 1972 году издания многотомного Собрания сочинений писателя, выход в свет сборника документов биографического характера и ряда монографий.
В этом ряду серьезных, основательных исследований о личности и творчестве Гашека займет достойное место и предлагаемая вниманию советских читателей книга чешского публициста Зденека Горжени «Ярослав Гашек — журналист».
Широкому читателю, как на родине Гашека, так и в Советском Союзе, Гашек известен прежде всего как автор «Швейка». Но «Швейк» — это итог, вершина творчества писателя, отмеченного редкостным, органическим слиянием в нем черт публицистических и художественных. О Гашеке-художнике, в особенности же о Гашеке — авторе «Швейка» написано немало, а вот его журналистская работа, по существу, просто еще «не дошла» до читателей.
Книга Зденека Горжени — одна из первых попыток разработки этой темы.
Опираясь на публицистику Гашека, автору предстояло разобраться в сложной эволюции писателя, «очистить» его репутацию от все еще висящих на ней ярлыков «поставщика внелитературного чтива» и т. п. и раскрыть своеобразие творческого облика Гашека-журналиста.
Зденек Горжени — сам опытный журналист, прекрасно ориентирующийся в творческом наследии Гашека, мемуарной и критической литературе, хорошо изучивший (в бытность свою корреспондентом «Руде право» в Советском Союзе) все материалы об участии Гашека в гражданской войне, близко знакомый с его соратниками по Красной Армии (например, с Сергеем Михайловичем Бирюковым), — создал книгу о своем прославленном коллеге на поприще журналистики.
Избранная автором тема не может не вызвать самого заинтересованного внимания советских читателей как из-за совершенно исключительной популярности Гашека в нашей стране, так и потому, что его творчество (в том числе и публицистика) приобрело в настоящее время особенно жгучую актуальность в силу своей антиимпериалистической направленности.
Кроме того, нельзя забывать, что советские читатели узнали Гашека-газетчика раньше, чем Гашека-писателя: еще в 1919 — 1920 годах, когда он сотрудничал во фронтовой красноармейской печати, он создавал одновременно с Вл. Маяковским и Демьяном Бедным первые образцы советской сатиры. Это, естественно, усиливает интерес к гашековской публицистике, тем более что она очень мало у нас известна.
Зд. Горжени удалось убедительно раскрыть то, что во многом определяет неповторимое своеобразие творческого облика Гашека — органическое единство качеств журналиста-газетчика и писателя-художника. Он пишет о слиянии в творчестве Гашека «журналистской боеготовности и деловитости с художественным воображением».
Внимательный читатель не может не признать правильности этого наблюдения. Способность Гашека оперативно, по-журналистски откликаться на события политической и социальной жизни художественно полноценными сатирическими рассказами или юморесками и одновременно живые художественные образы, эмоциональная напряженность, присущие его публицистическим статьям, очеркам и фельетонам, — все это можно проследить на всем протяжении творческого пути писателя.
Великолепным примером может служить приведенная автором статья Гашека «Чернова» (1908) о расстреле в словацкой деревне венгерскими жандармами группы словаков — событие, получившее широкий отзвук в Чехии.
Точность репортерского отчета о событии сопровождается здесь массой образно раскрытых фактов, подтверждающих угнетенное, бесправное положение словацкого народа в австро-венгерской монархии. Эмоциональная напряженность статьи, звучащие в ней ирония, горечь, гнев воздействуют на читателя как своеобразная гражданственная лирика в прозе.
Это одно из самых сильных предвоенных публицистических выступлений Гашека.
Силой художественного воздействия обладают и необычайно смело написанные им антиимпериалистические статьи «Цена славы» и «Война в воздухе» (обе опубликованы в 1913 году, в канун первой мировой войны). Горячий протест против войны и против возвеличения тех полководцев и правителей, которые были зачинщиками войн и прославились тем, что уничтожили наибольшее число людей, подкреплен в них живыми сценами из истории «великих сражений» и образами детей, которым со школьных лет внушают преклонение перед этими «великими» преступниками, отравляя их сознание милитаристским ядом.
«Двуединство» Гашека как журналиста и писателя подтверждается и анализируемыми в книге статьями Гашека во фронтовых газетах Красной Армии. Публицистическое воспроизведение фактов нередко сопровождается художественными образами и насыщенной эмоциональной окраской материала (статьи «Два выстрела», «Творчество эсеров» и др.). А гашековские фронтовые фельетоны представляют обширную галерею художественно воссозданных действительно типических образов врагов революции. Причем художественный элемент не уменьшает, а скорее даже увеличивает остроту обличения.
Автор не только знакомит советских читателей со множеством до сей поры неизвестных нам и очень важных публицистических произведений Гашека, но и, как опытный журналист, раскрывает такие их особенности, которые непрофессионал мог бы и не заметить, но которые в то же время характеризуют Гашека как человека, мастерски владеющего своей профессией. Речь идет о впечатляющем многообразии используемых писателем публицистических жанров (очерк, фельетон, статья, реплика, заметка, репортаж, хроника и др.), его поразительной оперативности, умении поставить самые животрепещущие проблемы времени, о зоркости наблюдений, быстроте и точности обобщений, динамизме повествования, неожиданности, изобретательности развязок и др.
Все эти наблюдения подкреплены в книге убедительными примерами.
Различные, иногда прямо противоположные оценки и характеристики Гашека и его творчества нередко возникают потому, что в основу берется лишь какой-то один этап его жизни, а вывод делается о человеке и писателе в целом. Часто именно этим можно объяснить взаимоисключающие характеристики Гашека его советскими соратниками по Красной Армии (С.М. Бирюков, В.В. Сорокин, Н.Д. Вишнякова и др.), с одной стороны, и чешскими критиками (если даже не принимать во внимание открыто враждебные клеветнические отзывы реакционной буржуазной прессы) — с другой.
С.М. Бирюков, например, впадал в страшное негодование, когда ему говорили о гашековском анархизме в юности, пьянстве, богемном образе жизни, отметая все это как злостную клевету, а С.-К. Нейман, хорошо знавший «довоенного» Гашека, оценил его послевоенное творчество лишь как возврат к старому, как издевательство над всем и вся, утверждая, что Гашек «опять стал тем, кем был раньше, и убежден, что потеха прежде всего», и обвинил его даже в «предательстве революции»5.
Зд. Горжени счастливо избежал такой односторонности в оценке творчества Гашека. Он рассматривает его публицистику не в статике, а в развитии, отражающем эволюцию самого писателя, его политический и духовный рост и рост его профессионального мастерства.
Автор шаг за шагом прослеживает, анализируя публицистические работы Гашека, его постепенное превращение из бунтаря анархистского толка, затем сторонника буржуазного национализма во время пребывания в легионах в интернационалиста и коммуниста. Особенно интересно и убедительно показан стремительный политический рост писателя под влиянием Октябрьской революции в переломные для него месяцы конца 1917 начала 1918 года, когда он порвал с чехословацкими легионерами, выступившими против Советской власти.
Вероятно, наибольший интерес для советских читателей представят главы книги, в которых идет речь о творчестве Гашека по возвращении на родину, поскольку в советской критической литературе этот этап его жизни освещен явно недостаточно.
Автору удалось объяснить некоторые очень сложные моменты из послевоенного бытия Гашека, в том числе почему он по возвращении домой оказался вне партии, почему начал свою писательскую и журналистскую работу не у левых социал-демократов, а в буржуазной прессе, почему не сразу нашел дорогу в «Руде право» и другие.
Добиться в этих вопросах полной ясности, по-видимому, вообще не удастся, поскольку каких-то объективных материалов (официальных записей, протоколов) не существует, а достоверных и точных воспоминаний сохранилось мало. Можно лишь, опираясь на то немногое, что имеется, и учитывая характер Гашека, делать более или менее вероятные предположения, что и было убедительно сделано автором. Может быть, следовало лишь упомянуть о том печальном влиянии, какое оказала на положение Гашека по возвращении на родину его предвоенная репутация.
Целую главу посвятил автор сотрудничеству Гашека в газете «Руде право». И это вполне оправданно: ведь тем самым Гашек (уже не будучи формально членом коммунистической партии) фактически продолжил свою политическую работу коммуниста-журналиста.
«Несмотря на все случившееся с ним по возвращении в Прагу, Гашек не утратил своей причастности к судьбам чехословацкой революционной «левицы» и к ее борьбе за справедливое социальное устройство», — пишет автор.
Действительно, Гашек не сложил оружия. Горячо и остро отражал он нападки на коммунистов, на Советскую республику, социализм — на весь тот новый мир, который создавался и креп в России («Идиллия винного погребка», ’Тенуэзская конференция и «Народные листы», «Заметки» и др.). Он не оставлял без ответа и сплетни буржуазной публики о нем как «красном комиссаре» («Моя исповедь», «Возлюбим врагов наших», «Душенька Ярослава Гашека рассказывает»). Особенно же отчетливо наступательный характер послевоенного творчества Гашека сказался в его рассказах и фельетонах, рисующих подлинный облик тогдашней Чехословацкой республики, ее буржуазную, антинародную сущность («Разговор с цензором», «Муниципальные выборы», «Какие я писал бы передовицы, если бы был редактором правительственного органа», «Буржуй Рамзелик» и др.).
Самые острые и боевые из них были опубликованы в «Руде право». Каждый напечатанный там фельетон или рассказ был ударом бича, пощечиной буржуазной республике, так много обещавшей и так мало давшей трудящимся массам.
Глава о работе Гашека в «Руде право» — интересный образец очень конкретного анализа автором гашековской публицистики. По существу Зд. Горжени раскрывает историю каждого из опубликованных писателем в газете материалов, демонстрируя такие качества его журналистской работы, как оперативность, актуальность, боевитость, отсутствие шаблона в подаче материала и пр. — то есть подлинные образцы высокого профессионального мастерства.
В заключительном разделе книги «Сражения за Ярослава Гашека» Зд. Горжени четко определяет место Гашека в современной классовой борьбе, неизменную актуальность его творческого наследия, которое, говоря словами автора, «продолжает сражаться на нашей стороне баррикады».
Творческий облик Гашека-журналиста — в его эволюции, исканиях, ошибках и подлинно высоких взлетах — получил в книге Зд. Горжени интересное и полное раскрытие. Приблизив к нам горячую, всегда актуальную публицистику Гашека, автор расширил и углубил наше представление о нем, помог понять величие писателя, сумевшего в своем творчестве действительно преодолеть границу между прошлым и будущим.
Книга Зденека Горжени написана живо, темпераментно. Чувствуется не только великолепное знание «предмета исследования», но и стремление донести до читателей, кроме объективного материала о писателе, свое отношение к нему — чувство глубочайшего уважения, преклонения перед его редким талантом и мужеством журналиста-коммуниста.

Софья Востокова, председатель Общества друзей Ярослава Гашека в СССР