Горжени З. Ярослав Гашек - журналист

Первое рождение бравого солдата Швейка

— В апреле 1911 года в пражском трактире «У Звержины» Гашек оглашает предвыборный «манифест» так называемой «партии умеренного прогресса в рамках закона»,
— 22 мая 1911 года в журнале «Карикатуры» опубликован его рассказ «Бравый солдат Швейк»,
— в 1912 году в пражском издательстве Гейды и Тучека выходит первая книга рассказов Гашека «Бравый солдат Швейк и другие удивительные истории»,
— на рубеже 1912 — 1913 гг. Гашек возвращается в «Свет звиржат» и редактирует приложение к нему, – журнал «Свет».

1911 год обогатил мистификаторскую деятельность Гашека еще одним эпизодом. В апреле этого года после роспуска австрийского парламента группа насмешников, собравшихся в кабачке «У Звержины», в просторечии «Коровнике», решила спародировать предвыборный бой и «основала» своеобразную верноподданническую партию, которая ставила перед собой целью «умеренный прогресс в рамках закона».
Под «манифестом» новой партии, якобы изданным к предстоящим выборам, Гашек поставил несколько подписей: Эдуард Дробилек, Йозеф Скружный, инж. Кун, Йозеф Лада, д-р Новак, Ярослав Гашек, д-р. Бог. Шмераль, Эмануил Шкатула, а также... д-р прав Слабый, полицейский комиссар.
«Партия умеренного прогресса в рамках закона» была веселой, раскованной, убийственно верной карикатурой. Представители пражской богемы, сплотившиеся вокруг Гашека, выдавали его за своего глашатая и кандидата «партии» «на выборах.
Компания из «Коровника» обзавелась не только кандидатом, но и собственным «гимном», который распевался под мелодию анархистской песни «Мильоны рук во тьме вздымались». Зато слова были свои — их написал поэт Йозеф Мах:
Уже мильон их, кандидатов.
Дурачат наш честной народ.
И избиратель простоватый
Легко им голос отдает.
Бореньем не добьетесь рая.
Насильем не взрастите сад.
Прогресс мы мирный выбираем.
Пан Гашек — вот наш кандидат...
Осенью того же года Гашек начал вести «летопись» своей «избирательной кампании», куда включал без особой внутренней связи юмористические зарисовки о тогдашней политической жизни, ее героях, а также о людях пражской богемы. Под маской внешней серьезности и лояльности он едко высмеивал мелочность и праздность пражских обывателей, обскурантизм Австро-Венгерской империи, низкопоклонничество перед Веной, равно как и преувеличенный патриотизм, псевдореволюционность. Язык его произведений становится все более свежим, сочным, это язык улицы, пражских ресторанчиков и пивных.
Во введении к своей хронике Гашек выражает благодарность «другу пану Карлу Лочаку», издателю «Веселой Праги», за то, что автору «предоставлена возможность достаточно обширно осветить всю политическую и социальную историю «партии умеренного прогресса в рамках закона». Эта благодарность была, однако, преждевременной. Как показали дальнейшие события, издатель испугался. Ему не хотелось вступать в раздоры ни с австрийскими учреждениями, ни с героями гашековской сатиры, а точнее — с их слишком конкретными прототипами. Процесс об «оскорблении достоинства» могли выдержать только смелые издатели.
Вацлав Менгер позднее («Руде право», 1 мая 1937 г.) объяснял это обстоятельство так: «Младо-чешско-национально-социалистическая избирательная коалиция приобрела настолько нездоровый характер¹, что ее разбухавшую на глазах аморальность осудило полнации. Ярослав Гашек, однако, не только осудил, но и, засучив рукава, со смехом пустился в бой против соглашателей и против всего гнилого в чешской жизни... и это ему удалось».
Не удалось ему, однако, пишет Менгер, найти издателя, который бы «имел отвагу дать в руки общественности это зеркало времени. Более того, даже сегодня (то есть в 1937 г. — З.Г.) было бы трудно издать это великолепное сатирическое произведение... Ведь обстоятельства с тех пор изменились очень мало».
Несколько глав «Истории партии умеренного прогресса» опубликовал в 1924-1925 годах друг Гашека Алоис Гатина в газете «Смер», а позднее они появились в «Руде право» (1937 г.). Вацлав Менгер передал тогда часть рукописи Юлиусу Фучику, который на протяжении нескольких месяцев знакомил с нею читателей газеты. В небольшом вступлении «Руде право» представило произведение Гашека как «действительно великолепную сатирическую историю чешской жизни последних предвоенных лет».
«История «партии умеренного прогресса в рамках закона» « в полном объеме (84 главы) вышла впервые спустя полвека после ее создания — в 1963 году, — в девятом томе полного собрания сочинений Ярослава Гашека, в пражском издательстве ''Чехословацкий писатель» под редакцией Здены Анчика, Милана Янковича, Радко Пытлика.
«Лояльная» «партия умеренного прогресса в рамках закона», какой Гашек жил весной 1911 года (выборы проходили 13 июня 1911 г.), скорее всего, и была тем чревом, где мог зародиться такой «верноподданнический» характер, как Швейк.
Рождение великого Швейка произошло, всего вероятнее, в один из майских дней 1911 года. В тот день Ярослав Гашек пришел домой изрядно утомленным, что для почетного члена пражской богемы было нормальным состоянием. И в эти мгновения на обрывке бумажного листа он нацарапал несколько слов, которые вошли в историю:

«Идиот на действительной»

«Он сам потребовал, чтобы его освидетельствовали и убедились, какой из него будет исправный солдат...» (далее текст неразборчив).
Позднее Ярмила Гашекова вспоминала, что той ночью Гашек присел к кухонному столу и попросил ее принести лист бумаги. «У меня такая идея, такая идея!»². Однако он набросал всего несколько слов, скорее каракулей, и уснул с ручкой в руке. Утром, едва проснувшись, он стал искать этот клочок, где, по его словам, была запечатлена гениальная творческая идея. «Не знаю, что это было. Если бы только вспомнить!» — с отчаянием твердил Гашек. Как пишет Ярмила, он долго искал свой набросок и был бесконечно счастлив, когда смятый листок обнаружили в мусорной корзине.
Вскоре, 22 мая 1911 года, журнал Йозефа Лады «Карикатуры» опубликовал рассказ Гашека «Бравый солдат Швейк». Позднее, готовя его для книжного переиздания в пражском издательстве Гейды и Тучека (1912 г.), Гашек дал рассказу новое название — «Поход Швейка против Италии»³.
Вот этот рассказ:

«Швейк шел на военную службу в веселом настроении. Ему хотелось просто поразвлечься, а получилось так, что он привел в изумление весь гарнизон города Триента с его начальником во главе.
Швейк всегда улыбался, был любезен в обращении, и, очевидно, поэтому его все время сажали в тюрьму. Выйдя из заключения, он с улыбкой отвечал на все вопросы и совершенно спокойно опять давал себя запереть, уверенный в том, что его боятся все офицеры триентского гарнизона. Не грубостью, а, наоборот, учтивыми манерами и приветливыми, дружелюбными улыбками — вот чем он повергал их в ужас. При появлении инспектора Швейк, сидя на койке и улыбаясь во весь рот, вежливо приветствовал его словами:
— Слава Христу Спасителю, осмелюсь доложить.
Эта искренняя добродушная улыбка заставляла офицера Валька скрежетать зубами. Он охотно поправил бы на голове Швейка фуражку, чтобы та сидела согласно уставу, но теплый, задушевный взор Швейка мешал ему что-либо предпринять.
Как-то раз в казарму вошел майор Теллер. Окинув суровым взглядом вытянувшихся возле своих коек солдат, Вальк скомандовал:
— Швейк, подай сюда винтовку!
Швейк добросовестно выполнил команду, только вместо винтовки принес ранец. С ненавистью глядя на славную, наивную физиономию Швейка, майор Теллер спросил:
— Ви не знайт, что такое винтовк?
— Так точно, не могу знать, — был ответ.
Швейка повели в канцелярию. Принесли винтовку, сунули ему под нос.
— Что это такое? Как называется?
— Не могу знать.
— Это винтовка.
— Не могу знать.
Его отправили в тюрьму, и вдобавок тюремщик по своему почину обозвал его ослом. Но солдаты ушли на тяжелые ученья в горы, а Швейк преспокойно сидел за решеткой с улыбкой на устах. Не зная, как с ним быть, назначили его подавальщиком в столовую для вольноопределяющихся — прислуживать за обедом и за ужином. Он накрывал на стол, разносил кушанья, пиво, вино, потом скромно садился у двери и курил, время от времени объявляя:
— Осмелюсь доложить, господа: господин Вальк — хороший человек, очень хороший!
При этом он улыбался, выпуская в воздух клубы дыма.
В столовую зашла инспекционная комиссия, и какой-то новый офицер имел неосторожность спросить скромно стоящего у двери Швейка, какой он роты.
— Не могу знать.
— Тысяча чертей! Какой здесь полк?
— Не могу знать.
— Как называется город, в котором расположен здешний гарнизон?
— Не могу знать.
— Ты что, с неба свалился?
— Никак нет, — ответил Швейк с милой улыбкой, глядя на офицера наивным, доверчивым взглядом. — Я родился, потом ходил в школу. Потом выучился столярному ремеслу. Потом привели меня в одну корчму и заставили раздеться догола. Через несколько месяцев пришла за мной полиция, и меня отвели в казармы. Там меня осмотрели и говорят: «Вы, дескать, не явились вовремя на призыв, три недели просрочили. Мы вас арестуем». «3а что? — спрашиваю. — Я ведь и не собирался идти в армию и даже не знаю, что такое солдат...» Все-таки арестовали меня, на поезд посадили и привезли в одно место, откуда мы сюда пришли. Я никого не спрашивал, какой полк, какая рота, какой город, чтобы ненароком не обидеть кого. На учении меня сразу арестовали из-за того, что я в строю закурил, — что тут такого, не знаю. Потом арестовали, когда я насчет потери штыка заявил. Потом я на полигоне чуть не застрелил господина полковника... Теперь вот господам вольноопределяющимся прислуживаю.
Бравый солдат Швейк проговорил все это, глядя на офицера таким ясным, детским взглядом, что тот не знал — сердиться или смеяться.
Наступил сочельник. Вольноопределяющиеся устроили в столовой елку, а после ужина полковник произнес трогательную речь на тему о том, что вот родился Христос и радуется при виде хороших солдат, а хороший солдат должен сам на себя радоваться...
Вдруг торжественное выступление было прервано возгласом:
— Это как есть! Так точно!
Возглас вылетел из уст бравого солдата Швейка, который стоял, никем не замеченный, среди вольноопределяющихся, весь сияя.
— Sie, Einjáhriger!⁴ — взревел полковник. — Кто это крикнул?
Швейк с улыбающейся физиономией выступил из рядов.
— Так, господин полковник, я прислуживаю господам вольноопределяющимся, и больно мне понравилось, что вы сказать изволили. Сразу видать — от чистого сердца!
Когда в Триенте било полночь, бравый солдат Швейк уже больше часу сидел в холодной.
На этот раз он просидел довольно долго, но потом ему опять повесили штык на пояс и направили в пулеметную часть.
Проводились большие маневры на итальянской границе, и бравый солдат Швейк выступил вместе с армией.
Перед походом он слушал объяснение кадета:
— Представьте себе, что Италия объявила нам войну, и мы выступаем против итальянцев.
— Что ж, повоюем! — крикнул Швейк, за что получил неделю ареста.
Отбыв наказание, он был отправлен вместе с тремя товарищами по заключению, под надзором капрала, в свою пулеметную часть. Сперва двигались долиной, потом углубились в горы; и там, как можно было ожидать, Швейк потерялся в густом лесу на итальянской границе.
Пробираясь сквозь кустарник, он напрасно искал глазами своих, пока не очутился благополучно, в полном вооружении, по ту сторону итальянской границы.
Там бравый солдат Швейк отличился. В это время возле самой границы с Австрией, на итальянской территории, проводила маневры миланская пулеметная часть; восемь солдат и мул с пулеметом вышли на равнину, которую внимательно осматривал бравый солдат Швейк.
Итальянские солдаты, ничего не подозревая, легли в тень и заснули, а мул с пулеметом принялся важно щипать траву, все более от них удаляясь, пока не подошел к тому месту, откуда Швейк с улыбкой наблюдал за неприятелем.
Бравый солдат Швейк взял мула под уздцы и вернулся в Австрию с итальянским пулеметом на итальянском муле.
Спустившись обратно по тому же косогору, он пробродил со своим мулом полдня в каком-то лесу и только к вечеру увидел австрийский лагерь.
Сперва охрана не хотела его впускать, так как он не знал пароля, но тут прибежал офицер, и Швейк, встав во фронт и взяв под козырек, отрапортовал:
— Имею честь доложить, господин лейтенант: мной захвачен итальянский мул с пулеметом!
Бравого солдата Швейка отослали в распоряжение гарнизонного начальства, зато нам стало известно устройство итальянского пулемета последнего образца».

В новом персонаже пестрой вереницы гашековских героев мы без труда узнаем черты будущего неповторимого Швейка, с одинаковым добродушием идущего в холодную или на «собачий промысел». Он «всегда улыбается», «любезен в обращении», у него «наивный, доверчивый взгляд», которого боятся «все офицеры» триентского гарнизона. С какой силой будет потом развит этот характер в гашековской эпопее!..
Военные порядки и военную среду Гашек в ту пору хорошо еще не знал. В армии он до тех пор не служил. О гарнизоне на австро-итальянской границе слышал из рассказов своего приятеля по «партии умеренного прогресса» поэта Йозефа Маха, который проходил в Триенте срочную службу. То, что автор еще не жил сам в атмосфере казармы, не дышал армейским воздухом, бесспорно, оставило свои следы на этой первой, немножко суховатой гашековской истории о Швейке.
И сам Гашек не был удовлетворен этим рассказом, вспоминает его жена. «Не то, все же это не то», — говорил он ей. И это было впервые в его жизни — отзываться о собственном детище столь критически.
Однако образ «идиота на действительной» крепко захватил, надолго поработил писателя.
Увидев за забавной фигуркой характер, за характером — тип, Гашек перешел от легких насмешек к непримиримой, убийственной критике австровенгерской военной машины. Гениальная идея («я сам попросил испытать меня, способен ли я быть исправным солдатом») постепенно выкристаллизовывалась в новых юморесках.
Не прошло и месяца, как в «Карикатурах» вышел второй рассказ — «Швейк закупает церковное вино» (19 июня 1911 г.). Читатель впервые сталкивается в ней с прототипом фельдкурата Каца, достойным священнослужителем Кляйншродтом, которого так очаровала «добродушная физиономия» Швейка, что гарнизонный пастырь не заглянул даже в послужной список нашего героя, где содержались все его проступки и прегрешения. Удивительные путевые злоключения Швейка в поисках церковного вина привели наконец бравого солдата в тюрьму, после чего разъяренный фельдкурат дал искренний совет: «Лучше всего подавай на комиссию, дурак ты этакий!»
И тогда бравый солдат Швейк впервые произнес фразу, которая навсегда определила его жизненную философию: «Осмелюсь доложить, желаю служить государю императору до последнего вздоха!» Это было решающее открытие, сделанное Гашеком в процессе создания его героя.
«Решение медицинской комиссии о бравом солдате Швейке» (так была названа третья юмореска, опубликованная в «Карикатурах» 17 июля 1911 г.) действительно состоялось. Однако раньше, чем комиссия выписала ему белый билет, герой дезертировал. Императорско-королевская армия вздохнула спокойно. Но, ко всеобщему изумлению, через две недели бравый солдат Швейк появился ночью у ворот казармы и с обычной своей честной улыбкой на довольно круглой физиономии торжественно заявил: «Честь имею доложить, явился для отбытия наказания как дезертировавший, с целью служить государю императору до последнего вздоха».
Два следующих рассказа предвоенного цикла о Швейке автор неожиданно передал из «Карикатур» конкурирующему журналу «Добра копа».
Йозеф Лада обиделся на эту гашековскую выходку и решил отомстить, правда в чисто гашековском стиле. По его заказу была написана четвертая новелла о ставшем популярным герое под названием «Слава и смерть бравого солдата Швейка». Редакция, чтобы довершить месть, даже придумала псевдоним автора «Ярослав Ашек». Но случилось чудо, каких еще немало будет в судьбе Швейка: от преждевременной «смерти» его спас австрийский цензор, который не оставил от рассказа камня на камне, не разрешив его публикацию.
Таким образом, несмотря на препятствия, чинимые Ладой, Швейк благополучно перебрался на службу в другой «гарнизон» и продолжил свое триумфальное шествие в новой юмореске — «Бравый солдат Швейк учится обращаться с пироксилином». Однако обращался он с ним столь легкомысленно, что в один прекрасный день поднял на воздух себя вместе с целым арсеналом. Иначе и быть не могло: катастрофу пережил только Швейк, который к тому же был произведен за храбрость в капралы и награжден большой военной медалью.
Между тем военное министерство учредило в армии воздушные части, и Швейк добровольно вызвался служить в них, не боясь новых приключений: «Осмелюсь доложить: как я уже побывал в воздухе и это дело мне знакомо, желаю послужить государю императору в воздушных частях».

Так выглядел Швейк при жизни Я. Гашека. Рис. Й. Лады.

И вот мы в пятой юмореске «Бравый солдат Швейк в воздушном флоте» («Добра копа», 28 июля 1911 г.) знакомимся с дальнейшими похождениями нашего героя, на сей раз на крыльях самолета, которые чудесным образом перенесли его с берегов Дуная в пальмовые сады африканского города Триполи.
Эти пять рассказов стали вершиной гашековской антимилитаристской сатиры, восхождение к которой автор начал задолго до всемирной военной катастрофы. Например, еще 30 января 1907 года он опубликовал в журнале «Нова Омладина» «Рассказ о доблестном шведском солдате». Ее герой, облаченный, чтобы обмануть цензуру, в шведскую униформу, так же усерден, как и Швейк. «Это был добрый солдат, который знал, что самое большое солдатское счастье — умереть за своего государя». Размышлял он вполне по-швейковски: «Потерять в битве за короля ноги, конечно, тоже радость, но что это в сравнении с тем, когда человек может ради короля замерзнуть...»
Гашек был убежденным, сознательным антимилитаристом. Как публицист, он глубоко знал внутреннюю австрийскую политику, внимательно следил и за развитием международных событий. С первых лет своей журналистской деятельности он встал на сторону антивоенных сил, прогрессивной чешской общественности.
Свое антивоенное кредо публицист высказал вслух во время событий на Балканах в 1908 году, когда Австрия заняла Боснию и Герцеговину. В рассказе «Ослиная история из Боснии» («Ческе слово», 27 сентября 1908 г.) он с сатирическим преувеличением критикует бессмысленные гонения на жителей оккупированных территорий со стороны австро-венгерских войск. «Ослиная история» служит Гашеку — и читателям — синонимом «ослиной политики» австрийского правительства. В подобном духе написана и статья «К боснийско- герцеговинским событиям» («Лид», 17 декабря 1908 г.).
В фельетоне «Забытый юбилей» («Копршивы», 14 сентября 1911 г., опубликован под псевдонимом Ян Заруба) Гашек вновь привлекает внимание общественности к балканскому конфликту. После забавных размышлений по поводу 5000-летнего «юбилея» всемирного потопа и Ноева ковчега и искренних сожалений, что эта славная дата канула в Лету, Гашек одной мастерской репликой наводит читателя на необычайно серьезные мысли:
«Только в Австрии об юбилее вспомнило военное управление, которое в честь 5000-летия Ноева ковчега построило в этом году первый дредноут. А так везде тишина, листик не шелохнется. Наверное, потому, что всюду военная напряженность.
На Балканах начинается суета, приходит в движение Марокко — должно быть, будет война. Много людей на службе разным властям отдаст богу душу».
Отличное знание внутренней ситуации в империи, ее милитаристских планов помогло Гашеку предсказать всемирную бойню за три года до ее начала.
Весьма любопытны и до сих пор мало исследованы его антимилитаристские рассуждения, которые он публиковал под псевдонимом «д-р Владимир Выгнал» в абсолютно второстепенном в ту пору журнале «Свет». Это был «общественный и иллюстрированный двухнедельник», который вырос из общественно-художественного приложения к журналу «Свет звиржат». Дело в том, что на исходе 1912 года Гашек по приглашению своего друга Ладислава Гаека снова возвращается в коширжское кинологическое предприятие на улице Над Кламовкой. К тому времени Гаек уже унаследовал редакцию и имущество Фукса и предложил Гашеку, находившемуся без постоянной работы, редактирование «Света звиржат» и прежде всего упомянутого выше самостоятельного журнала «Свет». Гашек даже руководил позднее «Светом» как главный редактор — его подпись в этом качестве появлялась в нескольких номерах издания, вплоть до мая 1913 года, когда начался новый этап его бродяжничества по Европе.
«Главный редактор», не стесняясь, использовал страницы «Света» для изложения своих общественно-политических, в том числе антимилитаристских, взглядов. Так, в статье «Цена славы» (8 января 1913 г.) он протестует против того, чтобы история человечества воспевала захватчиков. Гашек пишет:
«Мы проходим одним столетием за другим и видим, что всемирная история купается в крови и что, по мнению летописцев, самыми знаменитыми были те герои, которые вели больше войн. Цена славы этих мужей — страдания тысяч. Прав был простой тирольский крестьянин, который после гибели под Лейпцигом двух своих сыновей, мобилизованных в наполеоновские войска, писал императору: «Великий мясник!»
Такова была истинная цена славы Наполеона. За ту же цену стали славными и другие великие люди. Дороги, какими они шли, усеяны трупами. Каждый их шаг отмечен потоками крови. Они оставляли за собой горизонты в красном половодье огня и вытоптанные поля. В дыму пожарищ воздвигали они монументы своему бессмертию...
Нет, эти люди не заслуживают звания славных, великих мужей.
Учебники полны их имен. В нежные детские головки вдалбливаются названия городов, у которых эти сеятели горя устраивали большие, кровавые битвы. И дети должны монотонно бубнить: убито 20000 человек, убито 80000 человек, пало 120000 человек, потеряно пленными 40000 человек, истреблено 60000 мирных граждан и так далее, до бесконечности. Это самая кровавая литература, где, к сожалению, все правда, ничего не вымышлено, и те миллионы людей, о которых мы читаем, ушли из жизни после страшных массовых казней.
Мы все знаем, кем был Наполеон, но многие люди до сих пор в сомнении — что о нем думать. Кое-кто представляет его себе как воплощение воли и энергии. Память о миллионе уничтоженных им семей, о потоках крови и горестных стенаниях сотен тысяч людей должна вызвать в сердце каждого культурного человека огромное сожаление, что этот маленький корсиканец вообще появился на свет. Я всегда с отвращением отворачиваюсь от его портретов, от его самоуверенной фигуры со скрещенными руками. Гнусный позер...»
В статье «Война в воздухе» (8 мая 1913 г.) Выгнал-Гашек с прозорливостью профессионального военного комментатора задумался над использованием великих открытий для убийства людей. Сказав о том, что в балканских войнах сражающиеся стороны использовали самолеты для исследовательских полетов над вражеской территорией, Гашек отмечает, что итальянцы в войне против Триполи «выучили самолет кровавому военному ремеслу» — бомбардированию.
В своей фантазии, которая годы спустя оказалась трагической реальностью, Гашек предсказывает «войну в воздухе, страшную, неизвестную до сих пор войну», что «словно черная тень современного варварства распростерлась над человечеством». По опыту войны в Триполи описывает Гашек и рождение противоядия: «Арабы нацелили свои пушки на больших птиц и сбили больше десяти пилотов». Бесконечное развитие научной мысли, способной без конца совершенствовать военную технику будущих войн в воздухе, — это, по Гашеку, «не фантазия, не сатира, сегодня это реальный факт».
«И все же есть надежда, что, прежде чем все убийственные прожекты войны в воздухе станут практикой, человечество обретет разум», — добавляет великий гуманист. И тут же со скепсисом пацифиста констатирует: «Бог видит, надежда эта мала, очень мала».
Так писал Ярослав Гашек всего за год перед тем, как все углы и заборы Австро-Венгрии будут обклеены плакатами с воззванием: «Моим народам...»

Примечания

1. Младочехи — чешская буржуазная партия, была организована в 1874 г. младочехи выступали за преобразование Австро-Венгерской империи в триединую Австро-Венгро-Чешскую империю во главе с династией Габсбургов. С 1919 г. Младочехи вошли в Национал-демократическую партию.

2. Hašek mezi svými, Havlíčkův Brod 1959, článek Zdeny Ančíka Jarmila Hašková o vzniku Švejka, str. 59.
3. Гашек Я. Собр. соч. в 5-ти т. М., 1966, с. 385 — 388.
4. Вольноопределяющиеся! (нем.).