Глава VII 

Молодежь в большевистском подполье. Последнее свидание с М. О. Авейде. Кто помог Косте Громову избавиться от шпиона. На подпольном собрании.

 

Несколько месяцев, прошедших со времени захвата Самары белочехами, как-то сразу превратили нас из подростков во взрослых людей.

В эти дни мы поняли, что путь, по которому пошла наша группа молодежи, — нелегкий, но по этому пути шли лучшие люди, которых мы встретили в своей жизни, и мы гордились тем, что следуем за ними.
В большевистском подполье до прихода Красной Армии ребята выполняли преимущественно обязанности связных. Белогвардейцы не подозревали, что мы крепко связаны с большевистской партией, поэтому нас широко использовал подпольный комитет для различных поручений. Мы легко проникали в квартиры, которые были под зорким наблюдением контрразведки, и благополучно передавали записки. Костя Громов, можно сказать, на виду у контрразведки поддерживал связь между подпольным комитетом и М. О. Авейде, которая с первых же дней занятия Самары белочехами была под домашним арестом. У нее в квартире постоянно дежурил офицер, не разрешая ей отлучаться из дому.
Пользуясь тем, что к Марии Оскаровне ежедневно приходили заниматься ученики, Костя Громов регулярно навещал ее. Его посещения никакого подозрения не вызывали.
Приходя к Марии Оскаровне, Костя раскладывал на столе книги и тетради и начинал доказывать ей какую-нибудь теорему, конечно, для отвода глаз, а на самом деле писал в тетради то, что нужно было передать ей от Кости Левитина. В свою очередь, Мария Оскаровна под видом поправок писала то, что надо было сделать подпольному комитету.
Использовались и другие способности наших ребят. Когда, например, понадобилось отправить из Самары некоторых товарищей, которым грозил арест, потребовались паспорта. Раздобыв пустые бланки, Костя Громов заполнил их и классически подделал подписи всех должностных лиц.
К выполнению поручений подпольного комитета мы привлекали родных, особенно младших братьев и сестер. Подпольный комитет регулярно организовывал передачи в тюрьму сидевшим там большевикам. Носила передачи преимущественно молодежь из Агитаторской группы: Женя Шнейдер, Шура Булушев и другие, но, чтобы не слишком мозолить глаза, мы иногда посылали своих близких. Шура Булушев часто привлекал к этому делу свою сестру Лизу, ей тогда не было еще 15 лет, несколько передач для женщин носила моя мать и даже 12-летний брат Борис.

 

Александр Булушев

Александр Булушев


Иногда в вещах и продуктах передавались записки подпольного комитета, а когда Красная Армия приближалась к Самаре, то в передачах в тюрьму были запрятаны планы побега, составленного на тот случай, если заключенных будут увозить из Самары. Мы знали о том, что арестованным передаются не только продукты, но и еще кое-что, однако не были осведомлены, в каких передачах есть записки, а в каких нет.
Однажды Женя Шнейдер, пришедший за пропуском в тюрьму, был затащен в дом-особняк купчихи Курлиной — помещение коменданта Ребенды. Кажется, здесь же находилась белочешская контрразведка. Дом этот пользовался дурной славой. Все знали, что там пытают и истязают арестованных.
Прежде чем дать пропуск в тюрьму, на глазах у Жени развернули сверток, который он нес старому большевику Слепченко, и стали разрезать хлеб и прочие продукты, тщательно ища записку или еще что-нибудь недозволенное.
— Я сидел и дрожал, как суслик, пойманный в капкан, — вспоминал впоследствии Женя. Однако и после этого он продолжал носить передачи в тюрьму.
Вернувшись второй раз из Симбирска в Самару, я хотел сразу же навестить свою учительницу М. О. Авейде, но дома ее уже не было.
Сговорившись с Женей Шнейдером, я пошел под видом родственника в тюрьму. Меня, очевидно, как самого маленького, впустили даже внутрь коридора, куда должны были ввести арестованных. Остальные ожидали за двойной решеткой. Через несколько минут в коридор, оживленно разговаривая между собой, бодро вошли хорошо знакомые мне коммунистки. Они были в своей одежде и ничем не походили на арестантов. Я увидел Марию Оскаровну, Серафиму Дерябину и многих других. Сразу я попал в жаркие объятия. И переходя из рук в руки, я не успевал отвечать на вопросы. Все они смотрели на меня теплыми материнскими глазами. Может быть, я напоминал им собственных детей, с которыми их недавно разлучили.
Улучив минутку, я тихо сказал Марии Оскаровне о том, что недавно пришел из Симбирска, и начал было сообщать о готовящемся наступлении на Самару. Я думал обрадовать ее, но она строго посмотрела на меня и велела замолчать.
Вскоре дежурный надзиратель объявил, что свидание окончено. Прощаясь с нашими товарищами, я не думал, что вижу их в последний раз.
Когда Мария Оскаровна Авейде была еще под домашним арестом, она использовала для различных поручений своего 12-летнего сына Александра. Часто ему приходилось носить деньги. На квартире у Марии Оскаровны хранились средства, из которых оказывалась регулярная помощь семьям погибших или отступивших из Самары красногвардейцев, а также семьям арестованных большевиков. Деньги закладывали в большие солдатские ботинки, которые надевал Шура Авейде. Взяв за руки сестренок, он уходил с ними гулять. Обратно Шура возвращался босиком, перекинув связанные шнурками ботинки через плечо, неся на одной руке двухлетнюю сестренку Галю, а другой ведя 7-летнюю Мусю. Конечно, никакому чешскому или белогвардейскому Шерлоку Холмсу не приходила в голову мысль, что эта троица возвращается после успешного выполнения важного поручения подпольного комитета партии.
Мне кажется, мы смело привлекали своих младших братьев и сестер, а иногда и матерей к выполнению заданий партийного комитета потому, что нерушимо верили в правое дело партии большевиков. Вера наша еще больше закалилась, когда мы увидели результаты кратковременного господства эсеро-меньшевистской учредилки и всякого белогвардейского отребья, стремившихся задушить революцию, уничтожить все ее завоевания, вернуть в России прежние порядки. Вкусив подлинную свободу, мы не хотели возврата к старому и, борясь против белогвардейского террора, привлекали к этому и своих близких.
Значительная часть нашей молодежи занималась сбором сведений о вооруженных силах белочехов и белогвардейцев. Сведения мы передавали художнику Ло- мовацкому. Он жил на одной из дач, снимавшихся через подставных лиц подпольным комитетом. Там для маскировки своей основной деятельности он усиленно рисовал портреты соседей и окрестные пейзажи. Художника Ломовацкого знали очень немногие. Он прибыл в Самару накануне ее захвата белочехами.
Забавный случай произошел с Костей Громовым. Ехал он однажды в трамвае, вез разведывательные данные, которые должен был передать Ломовацкому. Опасаясь шпионов, он для удобства наблюдения стоял на задней площадке. К его досаде рядом оказался какой-то парень, он всю дорогу, особенно на остановках, мотался перед глазами, мешая смотреть на пассажиров. «Не поставлен ли он нарочно?» — подумал Костя и стал внимательно приглядываться к соседу. Вскоре подозрения его рассеялись. Костя увидел, как тот старательно обшаривал карманы входивших в трамвай пассажиров.
Костя не вытерпел и дружеским тоном сказал парню: «Брось, плохо работаешь, все видно». Но карманник, очевидно, приняв его за «своего», ничуть не смутился нелестной оценкой и продолжал заниматься своим делом. Связываться с ним Костя не мог и предпочел сойти с трамвая.
Через неделю Костя снова ехал в том же направлении. На этот раз рядом с ним оказался уже не карманник, а весьма подозрительный субъект, на которого он обратил внимание еще в городе. Приняв его за шпика, Костя петлял по улицам, однако в трамвае этот тип оказался с ним рядом. Решив уже не заходить к художнику, Костя думал только о том, как бы отделаться от шпика. Вдруг на одной из остановок на площадку вскочил тот самый карманник, которого он встретил в прошлый раз.
Парень поздоровался с Костей как со старым приятелем и на остановке вышел вместе с ним. Вслед за ними спрыгнул и шпик. Тогда Костя спросил карманника :
— Можешь оказать мне услугу?
— Могу, — с готовностью согласился тот.
— Сзади нас, — продолжал Костя, — идет шпик, который ехал с нами на площадке. Он следит за мной. Задержи его как-нибудь.
— Будь спокоен, — ответил карманник, очевидно, окончательно убедившись, что Костя свой парень.
Через несколько секунд послышался крик, потом началась драка. Костя, не задерживаясь и не оглядываясь, благополучно пересек несколько просек и, убедившись в отсутствии преследования, зашел на дачу, выполнил свое задание и спокойно вернулся домой.
После освобождения Самары, когда Костя уже работал в ЧК, туда во время его дежурства привели большую группу задержанных. И вдруг из этой группы вырвался парень и подбежал к Косте:
— А!.. Ты, брат, здесь начальник — выручай.
— За что задержан? — осведомился Костя у агента.
— Карманник, — кратко ответили ему.
Тогда он пошел к председателю ЧК Петру Сидельникову и рассказал ему эту историю.
ЧК не занималась воришками, и задержанного следовало передать угрозыску, но Сидельников вызвал его и сказал:
— Хочешь жить на свободе — живи честно. Воровал ты при царе и буржуях, а теперь нет ни царя, ни буржуев. Красть у рабочего человека мы тебе не позволим. Понял? Иди, но если еще раз попадешься, пеняй на себя.
Парень был отпущен на свободу.
Пользуясь тем, что учащиеся реального училища умели хорошо чертить, а реалистов у нас было много (А. Булушев, К. Громов, Е. Шнейдер, Л. Поливник), им поручали съемки планов военных складов, в которых хранилось оружие. Никто из них на этом рискованном занятии не провалился. Помогала, конечно, и форма реального училища, в которой они ходили.
Незаменимы были ребята в охране подпольных заседаний и собраний большевиков. То, что мы болтались на улице, ни у кого не вызывало подозрений: где же еще быть ребятам, как не на улице. А мы зорко следили за всем, что происходило вокруг, и в случае опасности немедленно передавали об этом по цепочке.
Подпольные собрания устраивались часто за городом, в дачной местности. Помню, как однажды мы с Костей Громовым пролежали на траве несколько часов на какой-то глухой просеке. Переговорили обо всем на свете, а собрание все тянулось и тянулось. Я уже думал, что о нас забыли, но уйти с места нельзя было, пока не разрешат.
Вскоре после моего второго прихода из Симбирска на подпольное собрание был приглашен и я. Оно проходило в городе. Адреса квартиры мне не сказали, а назвали только место, где я должен был быть в определенное время.
Когда я пришел, то увидел приближающуюся ко мне парочку, явно несколько переигрывающую роль влюбленных. Следуя за ними, пришел к дому, где должно было состояться собрание. «Влюбленные» прошли дальше, шепнув мне номер квартиры. Все это походило на увлекательную игру, а на деле было далеко не так. Однажды чуть было не попали в лапы контрразведки Женя Шнейдер и Костя Громов. Они шли на место явки в еврейскую столовую. По дороге их обогнал отряд чехословацких солдат. Залюбовавшись безукоризненным строем солдат и невольно подчинившись четкому ритму маршировки, они тоже ускорили шаг. Но отряд вдруг остановился и, мигом рассыпавшись, оцепил все здание, не дав таким образом Жене и Косте сделать последние два шага. Многие находившиеся в столовой были арестованы и отправлены в тюрьму. Они так и не вышли оттуда и при отступлении белых были отправлены из Самары в «поезде смерти».
Подпольное собрание, на котором мне довелось быть, происходило в небольшой комнате чьей-то отдельной квартиры. Здесь уже собралось человек 20—25. Председательствовал, кажется, В. Кабцан (большевик). В Самаре был еще один Кабцан, его брат (меньшевик). На собрании состоялись выборы нового подпольного комитета. Прежний состав его почти весь сидел в тюрьме.