Глава IV 

Последняя ночь перед захватом Самары белыми. Белогвардейский террор. Гибель Венцека.

 

В эту тревожную ночь я стоял на часах у дверей ревкома. Стоял уже несколько часов, с нетерпением ожидая смены. В последнее время интервалы между сменами караула были все длиннее и длиннее, людей становилось все меньше и меньше. А сегодня ночью ушел последний отряд, и в клубе почти совсем никого не осталось. Кто-то сказал, что они пошли занимать позиции у элеватора. Это уже в самом городе.
Все яснее слышится орудийная стрельба. В ночной тишине изредка доносится трескотня пулеметов. Так как последние ночи мы спим урывками, я смертельно хочу спать. Наконец приближается разводящий с бойцом. Он сменяет меня, но не отпускает, а ведет за собой во двор. Здесь в предрассветной мгле я различаю несколько крытых фургонов, в которые спешно грузятся какие-то папки, ящики с консервами и еще что-то. Мне приказано сопровождать эти фургоны на пристань и караулить, пока их будут разгружать.
Предутренняя прохлада разогнала сон. Через несколько минут мы выезжаем из ворот и направляемся вверх по Заводской улице, пересекаем Советскую и спускаемся к Волге. У пристани фургоны остановились. Их разгружают и содержимое переносят на небольшой пароход, на спасательных кругах которого читаю непонятную надпись «Межень».
Я стою у трапа и наблюдаю за погрузкой. В это время усиливается ружейная стрельба, беспрерывно слышится трескотня пулеметов. Кажется, что бой идет где-то совсем рядом. Вдруг мое внимание привлекает приближающаяся высокая фигура человека в штатском, с ружьем на плече. С удивлением узнаю В. В. Куйбышева. Он кивнул мне на ходу и прошел на пароход. Вслед за ним быстро проходят знакомые мне большевики — Коган, Егоров, Мясков и другие.
Когда погрузка была закончена, член ревкома М. И. Егоров, забрав у меня винтовку, предложил идти немедленно домой.
— Не ходи по тем улицам, где тебя видели с винтовкой, не показывайся на Заводской, сиди дома несколько дней, потом видно будет. Ну, прощай, будь осторожен, — быстро проговорил он, торопясь на пароход, на который уже поднимали трап. Медленно, без гудков, пароход отошел от пристани и направился вверх по Волге. Вскоре за его кормой стали падать снаряды, и пароход, набирая скорость, быстро удалялся от этого, очевидно, хорошо пристрелянного места.
Долго я стоял на пристани и смотрел вслед тающему в утренней туманной дымке пароходу. С каждой минутой он становился все меньше и меньше и скоро совсем исчез в тумане. С ним как бы уходила боевая, тревожная жизнь, к которой я так привык за эти месяцы.
Я не представлял себе, что буду делать теперь. Никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и покинутым. В подавленном состоянии побрел домой. Вместо того чтобы идти низом, вдоль берега Волги, ноги как будто сами привели меня обратно к Заводской улице, а по ней — к нашему клубу.
Шел я по противоположной стороне и первое, что бросилось в глаза, был часовой у двери клуба. Еще сегодня здесь стояли мои товарищи, и каждого из них я знал. Сейчас же у двери стоял чехословацкий солдат. Он смотрел на что-то, лежавшее посреди улицы. Пройдя немного вперед, я увидел, что на мостовой лежит человек. На улице было пустынно. Я подошел ближе и, к своему ужасу, узнал в нем товарища Венцека. Его красивое лицо было изуродовано кровавыми подтеками, черная как смоль борода запачкана в пыли, и в ней застыли сгустки крови, около головы лежал окровавленный булыжник. Бандиты успели снять с его ног желтые краги и ботинки, в которых я видел его еще сегодня. Не было сил двинуться с места. Это была первая смерть, с которой я столкнулся лицом к лицу. Она была для меня тем более жуткой, что всего несколько часов назад я видел этого жизнерадостного, неунывающего чудесного человека.
По пути домой было еще много трупов, но я уже не останавливался около них.
Соборная площадь (ныне имени Куйбышева). Я вспомнил митинг, на котором так вдохновенно говорила о будущем Серафима Дерябина, и сейчас перед глазами вновь всплыла только что виденная картина на Заводской улице, где на мостовой лежал обезображенный, растерзанный труп ее мужа — Франца Венцека.
Вскоре у меня на квартире был обыск. В следующую после обыска ночь я покинул Самару.