Эхо выстрелов

Эхо выстрелов

Первый номер новой газеты «Наш путь» вышел в субботу 11 января 1919 года. Среди других материалов на первой странице было опубликовано объявление о том, что 12 января в 4 часа дня в доме № 3[1] по Губернаторской улице, где помещался Политический отдел Пятой армии, состоится партийное собрание иностранных коммунистов. На первом организационном собрании присутствовало 350 человек. Прошло оно с большим политическим подъемом, были обсуждены вопросы о текущем моменте, о рекомендации агитаторов п организаторов для работы в частях Красной Армии. Тогда же с огромным единодушием Ярослав Гашек, как один из активных бойцов Коммунистической партии, был избран секретарем Уфимского комитета партии иностранных коммунистов.

Здание Крестьянского Поземельного банка (ныне Башкирский обком КПСС).

С первых же дней пребывания в Уфе Гашек, несмотря па огромную загруженность по работе в типографии, отдает много сил и энергии партийной деятельности. Его часто можно видеть на многолюдных митингах. Страстные, горячие речи, проникнутые большим оптимизмом, непоколебимой верой в правоту дела Коммунистической партии, зажигали сердца красноармейцев, рабочих, вселяли уверенность в светлое будущее трудового народа.

В те дни телеграф и печать во все концы нашей необъятной Родины разнесли трагическую весть: 15 января бандой немецких офицеров были арестованы выдающиеся деятели международного революционного движения, основатели Коммумистической партии Германии Карл Либкнехт и Роза Люксембург. В этот же день они были зверски убиты.

Кровью обливались сердца простых людей. На фабриках, заводах, в деревнях и селах Республики Советов, в воинских частях Красной Армии, повсюду проходили митинги, собрания. Рабочие, крестьяне, красноармейцы гневно клеймили врагов пролетариата, социал - предателей Германии.

И, конечно же, среди тех, кто особенно часто в те дни выступал перед народом, был Ярослав Гашек.

«Эхо выстрелов, — темпераментно и образно писал он в газете «Наш путь» 21 января, — разбилось о каменные дома Берлина и был момент страшной тишины... А затем гроза, невиданная историей гроза.

Мы все чувствуем, что эти два выстрела должны превратить весь мир в пожар. Не может быть сегодня ни одного рабочего, который бы не знал, что ему делать и как бороться со всеми виновниками смерти великих вождей германского пролетариата».

К сердцу каждого человека находил Гашек слова, понятные без длинных рассуждений. Он умел ярко и точно определить то, что должен делать любой гражданин, преданный Советской власти, видящий в ней свою мечту о лучшей жизни.

 — Каждый рабочий и крестьянин, — говорил он, — знает, что эти два выстрела — символ атаки у народной буржуазии на революционный пролетариат, и что нельзя тратить времени, рисковать еще жизнью других работников Великой Революции Труда и что надо сразу покончить с буржуазией...

Обращаясь к красноармейцам, он призывал их «к наступлению на всех фронтах пролетарской революции, ...к беспощадной борьбе внутри страны с контрреволюцией».

С большой внутренней силой звучал заключительный призыв Гашека: «Эти два выстрела нам сказали ясно: «Винтовку в руки! Вперед!»

Лозунг: «Вперед» всегда был девизом и самого писателя, стойкого борца против оголтелой международной реакции.

Он успевал всюду: и проследить за своевременным выпуском газеты, и поговорить с типографскими рабочими, и выступить на митинге, и, конечно же, дать злободневный материал в газету, к которым за короткий срок так привыкли читатели.

24 января в «Нашем пути» появилась декларация членов Всероссийского Учредительного собрания и Центрального комитета партии эсеров. Эти политические карьеристы, полностью и окончательно скомпрометировавшие себя перед народом, обратились теперь «к солдатам народной армии, казачьих и чехословацких войск» с призывом перейти на сторону Красной Армии и ударить по Колчаку. Декларация встречалась трудящимися и красноармейцами с большим недоверием, а подчас и с едкой насмешкой. И, конечно, Гашек не упустил случая, чтобы не поиздеваться над обанкротившимися политиканами. Через день, 26 января, в той же газете он публикует статью «Vaevictes» («Горе побежденным»), в которой с едким сарказмом разоблачает гнусную деятельность эсеров, призывавших всегда к «священной» борьбе против большевиков. Когда же они жестоко провалились, то, чтобы спасти свою шкуру, начали сочинять разного рода воззвания. Но не тут-то было, народ давно раскусил своих «благодетелей». И, выражая народное мнение, Гашек остроумно заканчивает статью: «А теперь после декларации побежденных (побежденные всегда издают декларации), мы им скажем просто: «Карьера кончена, потрудитесь убрать ноги со стола».

В Новом клубе, что был расположен в здании Сибирской гостиницы[2], в воскресенье, 21 января, в два часа дня Уфимский комитет партии иностранных коммунистов созвал митинг. Для выступлений были приглашены ораторы многих национальностей. Митинг вызвал большой интерес. Да разве и могло быть иначе! Ведь на нем шел бурный разговор о политическом положении в Европе, о русской революции...

Здание Сибирской гостиницы, где размещался Новый клуб,

Здесь часто выступал Гашек с докладами и лекциями.

Зал клуба был набит битком. Около 200 человек пришло сюда, чтобы послушать коммунистов, еще лучше понять смысл происходящих в мире событий. И хотя митинг уже начался, люди все прибывали и прибывали. В дверях видны длинные ряды слушателей. Словом, как писала 22 января газета «Наш путь», «митинг был праздником интернационала».

Перед собравшимися, жадно ловившими каждое слово, выступали ораторы на многих языках. На чешском говорил Гашек.

 — Национально - либеральная германская буржуазия, — энергично бросал он слова в зал, — вместе с юнкерством, обозленные и напуганные громом побед коммунизма в Германии, решили расстрелять Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Они погибли, но не погиб их священный призыв. Гнусное убийство не вызовет в рядах коммунистов испуга и смятения, как предполагали заговорщики.

Голос Ярослава Гашека крепнет, звучит сильнее и взволнованнее:

 — Они живы в наших сердцах, мы чувствуем, что они идут с нами и что они вызывают нас: «Товарищи, смело вперед!».

За Карла Либкнехта и Розу Люксембург падут головы всех контрреволюционеров. Они вне закона! Бейте их, товарищи, беспощадно!

Бурей аплодисментов, возгласами одобрения была принята резолюция: «Мы, иностранцы, выслушав доклады ораторов всех национальностей, готовы защищать с оружием в руках революцию пролетариата и помогать Советской России отбить атаки иностранных империалистов, царских генералов и офицеров во главе с Колчаком, до конечной победы всемирной революции. Пусть гремит красная гроза, и пусть знают все империалисты и буржуазия: в кого угодит молния интернационала, тот уже не встанет».

***

Ярослав Гашек использовал любой повод для того, чтобы еще и еще раз напоминать о священном долге всех тех честных иностранцев, кто волею судеб оказался в это грозное революционное время в России, в гуще свершающихся событий.

В конце января он от имени комитета партии иностранных коммунистов обращается ко «всем, которым дорога всемирная революция, всем, кто четыре года страдал, как жертвы империализма» с призывом защищать Советскую Россию.

«Ваша обязанность, солдаты, рабочие и крестьяне из Австро-Венгрии и Германии, взять оружие и подкрепить вооруженные силы Советской России, союзника австро - венгерского и германского пролетариата».

Лучших людей зовет он в партию иностранных коммунистов, стоящей на страже интересов пролетариата.

Как и прежде, Гашек часто бывает в наборном цехе типографии. В те немногие десятки минут передышек между работой он обычно собирает вокруг себя группу рабочих, увлекательно, интересно и с большой теплотой рассказывает о Чехословакии, о своей прекрасной «Злата Праге».

 — Хоть я родился и в Праге, — говорил он, — но второй своей родиной считаю Советскую Россию. Здесь я по-настоящему понял, как нужно жить, за что и с кем бороться. Ведь в Москве год назад, в марте восемнадцатого, я стал коммунистом.

 — А прежде, там, у себя на родине, вы разве не были в партии? — спросил один из слушавших.

 — Был, — со вздохом ответил Гашек — да только даже вспоминать об этом не хочется. Была такая там у нас партия «Организация независимых социалистов (анархо - коммунистов)». Вот в нее-то я еще в 1905 году и вступил. Молод был, наивен...

Мечтая о мирной жизни, писатель говорил:

 — Вот закончится война и я обязательно женюсь на русской девушке.

 — Бросьте шутить, — по простоте душевной возразил наборщик Иван Агапитов, — домой вернетесь, и забудете об этом.

 — Поживем — увидим, — хитро сощурив свои маленькие темные глаза, ответил Гашек.

Может быть, никто и не запомнил этих слов, если бы не один случай...

Политотдел Пятой армии устроил собрание в Новом клубе. Доклад делал Гашек.

Среди тех, кто, затаив дыхание, слушал выступавшего, была 24-летняя накладчица типографии Шура Львова. Эта простая русская девушка, всегда веселая, неунывающая, трудолюбивая, снискала искреннюю любовь и уважение у всех работников типографии.

 — Наша Шурочка, — так тепло и нежно называли они ее между собой.

И в самом деле, в ней было столько обаяния, сердечной простоты, чуткости к товарищам, что, пожалуй, трудно представить другое отношение к ней. Шура, как никто, умела с улыбкой, веселым видом, переносить все невзгоды трудных военных лет.

Глубоко взволновала девушку речь Гашека, которого она видела и слышала впервые. Его горячие, страстные слова о всемирной революции, о Советской власти, о том, что, наконец, в России настала счастливая жизнь для простых людей нашли в ее сердце живой отклик.

Долго она не могла забыть этого вечера.

Как-то вскоре в обеденный перерыв в типографию, где она работала, пришла к ней младшая сестра Лида, ученица двухклассного Мариинского училища. Шура только что закончила работу, вытирала руки бумагой.

В это время в двери показался человек в военной форме. Густые, темно - каштановые волосы спадали на виски. Шура одернула сестру и, показав глазами на вошедшего, тихо проговорила:

 — Обрати внимание на этого человека.

Лида взглянула, затем, когда он скрылся за другой дверью, спросила:

 — Кто это?

Шура ничего не ответила, лишь счастливая улыбка появилась на ее лице.

Обо всем Лида догадалась несколько позднее.

Стоял холодный зимний вечер. В одноэтажном домике[3] сторожа винного склада Андрея Дмитриевича Александрова ждали возвращения Шуры с работы. «Что-то долго нет, уж не стряслось ли какой беды?» — думала ее мать, Анна Андреевна, то и дело подходя к окну, тревожно всматриваясь в темноту.

Горела коптилка, еле освещая комнату. Две девочки ученицы — Лида и Зоя — сидели за столом, готовили уроки и не подозревали, что творится в душе у матери.

Тихо. Лишь изредка слышны шаги красноармейцев, находящихся в караульном помещении, расположенном по-соседству с квартирой.

Но вот, наконец, стукнула дверь в сенях и в комнату раскрасневшаяся от мороза вошла Шура. Мать облегченно вздохнула.

 — Слава богу! А я уж так измучилась...

Но что это? Шура не одна... Позади ее стоит какой-то красноармеец в длинной шинели и меховой шапке, на которой выделялась пятиконечная звезда.

Лида так и ахнула: да ведь это тот самый, на которого сестра показывала в типографии...

Шура поцеловала мать и девочек, затем застенчиво, словно стыдясь чего-то, проговорила:

 — Мама, познакомьтесь, это Ярослав Романович Гашек. Мой друг. — А затем тихо добавила: — Я люблю его и выхожу за него замуж.

Это было так неожиданно, что все молчали. Только размеренно тикали стенные часы да раздавались негромкие шаги красноармейца.

Гашек скромно, сдержанно, но искренно волнуясь, начал говорить о своем серьезном намерении. Затем все сели за стол и пили чай.

В этот же вечер Гашек и Шура, собрав в баул несколько вещей из своего весьма скромного гардероба, ушли из дома, оставив родственникам свой новый адрес.

носкромного