В поисках истины

Все осталось позади: и манифест Франца-Иосифа, объявлявший войну с Сербией, и повестка в армию, получив которую, Ярослав Гашек, с присущей ему непосредственностью, попросил немного повременить с фронтом, так как у него еще не закончены личные дела... Даже то, что он вдруг объявил себя идиотом, — не помогло, пришлось надевать ненавистную австрийскую военную форму.
Расставаясь с друзьями, Гашек вроде бы выглядел все таким же: весельчаком, балагуром, выдумщиком. Но это было только внешнее. Ему не давали покоя тревожные мысли о родине, о том, что чехам и словакам приходится воевать против своих же братьев — славян. Да и, в конце концов, долго ли еще будет висеть над родиной гнет австрийской монархий? А главное — зачем эта проклятая война, кому нужно братоубийство?
К каким только уловкам не прибегал Гашек, лишь бы избежать службы в австро-венгерской армии!.. Ему долго удавалось дурачить врачей резервного госпиталя № 77 в Чешских Будейовицах. Там он «лечился» от ревматизма — болезни, которую передал затем своему знаменитому Швейку. Кстати, он так ловко водил за нос медиков, что те хоть и не освобождали его от военной службы, но вынесли официальное решение: использовать на более легких работах. Таким вот образом Гашек стал «историографом» своего 91-го пехотного полка и по совместительству... пас полковых коров, был квартирьером, ординарцем. В полку судьба столкнула его и с прототипами будущих героев — капитаном Сагнером (он был командиром маршевого батальона), надпоручиком Лукашем (командиром роты), фельдфебелем Ванеком, кадетом Биглером... Все они вошли в роман под своими именами. Кстати, у Гашека в связи с этим были потом большие неприятности.
В полку к Ярославу относились с подозрением. Еще бы! Из пражского полицейского управления получена характеристика, познакомившись с которой, невольно будешь обходить Гашека стороной. Ведь он, оказывается, придерживается антиавстрийских взглядов, фигурирует в списках «неблагонадежных», находится под негласным полицейским надзором...
Гашек близко столкнулся с казарменной муштрой, бесчеловечным режимом, царившим в армии, презрительным отношением к солдатам-славянам. Надо ли говорить, какую боль, какой протест вызывало у него все это?..
Но не только с будущими отрицательными персонажами познакомился Гашек. В маршевом батальоне среди солдат он нашел много новых друзей, товарищей. Особенно близко сошелся с денщиком Лукаша рядовым Франтишеком Страшлипкой, весельчаком, любителем рассказывать по всякому случаю анекдоты, разные истории. Некоторые черты характера Франтишека перешли затем бравому солдату Швейку.
С ним-то Гашек и отводил душу: подолгу говорил о родной Чехии, о своих близких, о мирной жизни. Ему-то и поведал свою затаенную мечту о скорейшей... сдаче в плен. И надо же, Страшлипка тоже мечтал об этом! Как тут не сблизиться, не породниться душами! Тем более что в своих мечтах они были далеко не одиноки. Многие уже сумели выполнить свое желание. Да не в одиночку, а целыми подразделениями. Во время боев в Карпатах, например, весь 28-й Пражский пехотный полк с развернутыми знаменами под звуки полкового оркестра перешел на сторону русских. Еще осенью 1914 года добровольно сложили оружие шесть рот 36-го пехотного полка и отряд ополченцев 30-го полка. В июне
1915 года сдался в плен 36-й Младоболеславский пехотный полк...
Когда вспоминали эти факты — дух захватывало. И строилось множество разных планов, один фантастичнее другого. Еще перед отъездом из Чешских Будейовиц Гашек подарил своему приятелю Ф. Скрживанеку сборник рассказов «Моя торговля собаками» с шутливой надписью: «Через несколько минут уезжаем куда-то далеко. Возможно, что вернусь в качестве казацкого атамана. Если же буду повешен, пришлю тебе на счастье кусок своей веревки».
Как это характерно для Гашека! При всех, порой очень драматических ситуациях он никогда не терял бодрости духа, юмора. Еще давным-давно, когда его, гимназиста четвертого класса, арестовали за участие в манифестации против властей и хотели предать военному суду, он переправил на волю записку: «Дорогая мамочка! Завтра не ждите меня к обеду, так как я буду расстрелян... Когда будут мои похороны, еще неизвестно».
Мысль о плене не покидала Гашека. Он искал случай, и случай скоро представился. На участке, где находился полк, начались тяжелые, кровопролитные бои. Полк, отступая, расположился у села Хорупаны.
24 сентября 1915 года тишину раннего утра нарушили оглушительный грохот орудий, винтовочные выстрелы. И все это сопровождалось громкими криками и удивительно изобретательной бранью.
Когда Гашек и Страшлипка, спавшие рядом, проснулись, они услышали голос Лукаша.
— Русские прорвали фронт! Мы вынуждены отступать. Срочно высылайте подкрепление, — кричал командир в телефонную трубку.
Два друга вскочили и бросились бежать. Неожиданно одновременно остановились, взглянули друг на друга и... поняли: вот он, тот случай.
Вокруг суматоха, паника, неразбериха. Офицеры раздраженно кричат на солдат, собирающих военное снаряжение. Солдаты в панике хватаются то за одно, то за другое, бегут то в одну, то в другую сторону. И только Гашек со Страшлипкой не спешат. Впрочем, они тоже делают вид, что готовятся к отступлению, собирают вещи.
— Чего вы там возитесь, черт возьми! — орет взъерошенный Лукаш, размахивая пистолетом. — Скорее...
Речь обрывается на полуслове. Командир обмирает от страха: цепи русских солдат стремительно приближаются к окопам. Лукаш дергается, машет рукой и тут же бросается за отступающими, не оглядываясь назад, не видя, что Гашек и Страшлипка спокойно сидят и ждут.
В окопы ворвались русские. Ярослав поднял руки и радостно закричал:
— Земляки, не стреляйте. Свои мы, братья-чехи!
Когда под конвоем его вели в расположение русских, он только радостно улыбался.
В деле ефрейтора австрийской армии Я. Гашека (он получил повышение в чине 1 августа 1915 года) появилась последняя запись: «Считать пропавшим без вести 24/9 1915 после сражения у Хорупан».
Ошибка. Не пропал Гашек. А тем более без вести. Напротив, вскоре о нем узнали многие военнопленные.
Гашек оказался в Дарницком лагере, что находился под Киевом. Это был крупнейший пересыльный лагерь царской России. В бараках, построенных руками пленных, неимоверная теснота, грязь. А люди все прибывают и прибывают. Труд каторжный, почти не кормят...
Гашек, ставший теперь военнопленным № 294 217, остро, болезненно переживал все это, никак не мог постичь, почему к тем, кто добровольно отказался воевать, такое жестокое, бесчеловечное отношение. Какой уж тут помощи ждать, чтобы идти освобождать свою родину. Хоть бы живым остаться, дотянуть бы до... А до чего? Что впереди?
Но вскоре все же мелькнул лучик надежды: Гашека, как и многих других военнопленных, решили перебросить в другой лагерь — в село Тоцкое, что в Поволжье, в Самарской губернии. Там, прошли слухи, совсем иначе. И жить есть где, и кормят лучше, а главное — за людей считают. Строили планы, один радужнее другого.
Но первое же знакомство с новым лагерем опрокинуло все мечты. Такие же бараки, то же полуголодное существование, вши, грязь... Чтобы не умереть с голоду, пленные торговали из-под полы. Этого хватило не надолго. Когда все было продано и съедено, начались повальные болезни. Ежедневно умирало до 150 человек.
«В Тоцком лагере военнопленных в Самарской губернии, — сообщалось в докладе командующего Юго-Западным фронтом генерала .Брусилова начальнику штаба верховного главнокомандующего 24 декабря
1916 года, — умерло 16 тысяч военнопленных, из них свыше 6 тысяч от сыпного тифа, о чем высшим властям ничего не известно...»
Впрочем, кое-кто все же проявлял заботу.
Как-то в лагерь пришла посылка. Обратный адрес: Австро-Венгерский Красный Крест. Сколько было возбужденных разговоров! Высказывались самые противоречивые догадки по поводу содержимого.
И вот наступил торжественный момент. Вскрыли — и... внутри оказалась библия. Графиня Каллиш-Алетенгоф сообщала, что священное писание посылает сама Австрия. «Я хочу, — писала она, — чтобы вы с доверием ожидали конца войны и черпали из нее силу».
Совсем иные разговоры были после прочтения послания. И уж конечно, без всяких недоговоренностей. Графине просто повезло, что она этого не слышала.
Были в те дни и приятные моменты в жизни Гашека. Он очень радовался, когда его товарищ, тоже военнопленный, Йозеф Водичка приносил из города добытые неведомыми путями свежие газеты. Гашек буквально набрасывался на них, зачитывал до дыр. Каждая строчка была для него важной, необычайно интересной.
Но, пожалуй, самым памятным был один из весенних дней 1916 года. Тогда Гашеку, как и сотням других военнопленных, показалось, будто вот-вот светлые надежды начнут сбываться. Из чешских и словацких военнопленных начали формироваться военные части, которые, как утверждали буржуазные националисты, создаются для борьбы за освобождение Чехословакии от австрийского гнета. Кого такая идея не воодушевит? Уж очень заманчиво: освободить многострадальную родину от чужеземного ига.
На эту пропагандистскую уловку попались многие. И Гашек был в числе самых первых и притом самых активных.
Не узнать было Гашека. Из яростного противника войны он превратился в энергичного агитатора и организатора регулярной части. С жаром, глубокой убежденностью выступает перед пленными, ведет с ними задушевные беседы, уверяя всех в необходимости добровольно вступить в ряды новой армии, армии-освободительницы. Вскоре Гашек становится даже помощником русского командира батальона.
Кажется, нет предела энергии Ярослава, никакая усталость не берет его. В каких только местах не побывал за это время! Даже в бараках с тифозными больными.
После одного такого посещения ему вдруг стало плохо, почувствовал сильное недомогание. А вскоре сыпняк окончательно свалил его с ног. И это в такой-то горячий момент!
Врачи признали его положение совершенно безнадежным. Но привычка переносить любые тяготы сделала свое дело: Гашек выжил. Кто знает, может быть, в выздоровлении сыграло немалую роль и стремление быстрее встать в строй бойцов за свободу родины, увидеть Чехию сбросившей цепи австро-венгерской монархии.
И вот в июне 1916 года из ворот Тоцкого лагеря торжественно, с развернутым трехцветным чешским знаменем вышло подразделение добровольцев. Путь их лежал в Киев. В числе добровольцев радостный, возбужденный Ярослав Гашек. Ему хотелось скорее попасть на фронт.
Надо же, прежде, находясь в австрийской армии, Гашек всячески стремился увильнуть от службы, придумывая всевозможные уловки, вплоть до симуляции. А теперь он торопится, ждет не дождется, когда медицинская комиссия наконец даст свое заключение. И каждый день кажется месяцем. Скорее бы, скорее... Родина не может долго ждать, надо использовать малейшую возможность и как можно полнее.
А врачи рассудили иначе. Они признали его негодным к строевой службе. Сказались последствия только что перенесенной в лагере тяжелой болезни. Гашека назначили на должность писаря штаба Первого полка.
Но разве мог он удовлетвориться этой работой? Его активная натура не могла успокоиться. Он несколько раз обращается с настоятельной просьбой:
— Направьте меня в разведку.
И всякий раз командование отказывает. Оно ждет указаний от руководителей «Союза чешских обществ в России». А там все думают, прикидывают, не ошибиться бы — ведь Гашек широко известен как анархист, неблагонадежный, — и наконец решают использовать его в качестве пропагандиста чехословацкого легиона.
Ему так и говорят:
— Возьми в руки перо вместо винтовки: им ты принесешь больше пользы нашему делу.
Ярослав с головой уходит в новую работу. Он много ездит по лагерям военнопленных, выступает во вновь сформированных чехословацких частях, на митингах, распространяет агитационную литературу.
С особенной энергией сотрудничает в еженедельнике «Чехослован», выходившем в Киеве.
И тут нельзя не отметить одну очень важную особенность. В предвоенной Чехии Гашек работал во многих периодических изданиях. Но участие в печатном органе той или иной партии ни в коей мере не характеризовало его политических взглядов. Порой даже одновременно сотрудничал в журналах, газетах политических группировок, партий, враждовавших между собой.
В «Чехословане» совсем иное дело. Здесь Гашек выступает глубоко убежденным пропагандистом идей легионерного движения в России, его взгляды, пусть порой и ошибочные, полностью совпадают с направлением печатного органа.
Как и прежде, Гашек остается непримиримым врагом австро-венгерской монархии, но теперь более открыто, не опасаясь цензурных рогаток, разоблачает истинное лицо габсбургской династии. Этому посвящена одна из первых статей — «Над старыми газетами», подписанная довоенным псевдонимом «Д-р Владимир Станко». Здесь автор проявляет себя серьезным историком, политиком, умеющим глубоко анализировать факты прошлого, обобщать их и делать верные выводы. Характеристика монархии, ее взаимоотношения с Пруссией, оценка Бисмарка поражают точностью и прозорливостью. Резко высмеивает Гашек тех, кто надеялся, что именно Австрия принесет народу Чехии счастье. «Дурашливые головы... некогда верили... будто в рамках австрийской монархии когда-нибудь будет лучше чешскому народу». И далее вывод: «...право народа защищается не так, как частное право речами защитников перед судом присяжных, нужно силой оружия придать этому праву действенное значение».
Здесь не только призыв к революционному, насильственному свержению власти, но и критика либеральных болтунов-политиканов, слова которых расходились с делами. А затем этот тезис конкретизируется призывом к немедленному действию: «Закроем же эти старые подшивки и отправимся с маршевой ротой завтра на австрийский фронт».
Еще более резко и определенно говорит Гашек об этом в статье «Дело угнетенных». «У нас, — страстно и горячо пишет он, — грозили на сходках и митингах мятежами, забывая, что о таких вещах заранее не объявляют, их просто совершают. Болтали о блестящем возрождении, забывая, что время чудес прошло и что спасти нас может только действенная борьба, а не патетические выступления в перчатках». И опять глубокий и решительный вывод: «Нас подавили штыками, но штыки надежнее всего защищают и дело угнетенных».
Гашек ведет активную пропагандистскую и агитационную работу не только в прессе, но и на митингах, собраниях. Он выступает перед пленными чехами, горячо призывает в ряды легионеров, чтобы с помощью воюющей России принести свободу и независимость своей многострадальной родине. Эту же мысль он проводит и в статье «Государь, который сядет на чешские штыки», где предсказывает скорое свержение власти Габсбургов. Гашек согласен даже чешский престол отдать кому- нибудь из династии Романовых. Это не значит, конечно, будто автор неожиданно становится монархистом. Вероятно, не видя иного пути освобождения от австро-венгерского ига, а также давно симпатизируя русским, он и высказывает подобное предложение. К тому же не надо забывать, что статья написана и опубликована на территории царской России, где в то время формировались войска для борьбы с ненавистной ему Австро-Венгрией. Поэтому можно понять этот своеобразный «поклон» в сторону царствующей фамилии, хотя ни в коем случае не оправдать.
Шел конец февраля 1917 года... Из столицы России в Киев прилетает радостная весть: свергнуто царское самодержавие!
Многие часы проводит Ярослав Гашек в эти дни на улицах, площадях. Повсюду ликование, со всех сторон слышатся поздравления, люди обнимаются, целуются. Гашека захватывает эта праздничная атмосфера. Его часто можно видеть там, где возникали стихийные митинги, манифестации. Ведь он всегда, еще на родине, охотно примыкал к массовым выступлениям, становился их активным участником. Так случилось и на этот раз.
Он внимательно слушает выступающих. Одни — кадеты, меньшевики и эсеры, — захлебываясь от восторга, разглагольствуют о поддержке Временного правительства.
— Война до победного конца! — кричат они.
И Гашек одобрительно кивает головой. Он глубоко убежден, что только победа России в войне поможет увидеть Чехию свободной.
Но вот начинает говорить еще один оратор. И Гашек невольно настораживается.
Нечего народу ждать от буржуазии. В правительстве их шайка сидит. Мир, хлеб и свободу даст нам только власть Советов! Долой войну! Вся власть Советам!
Последние слова покрываются бурными одобрительными возгласами, злобствующими выкриками. Гашек в смятении он никак не может понять, кто же тут прав, кому отдать предпочтение. А главное, что же будет с Чехией, когда же и на ее земле наступит свобода? Нет, нет, нельзя сидеть в такое время сложа руки. Надо действовать!
И Гашек выступает 15 марта в «Чехословане» со статьей «Темная сила», в которой горячо приветствует свержение самодержавия. А на следующий день он принимает участие в демонстрации с участием чехов в честь победы Февральской революции. И в очередном номере «Чехослована» Гашек рассказывает об этом знаменательном событии. Своему материалу он дает весьма красноречивое заглавие, выражающее отношение всех прогрессивно настроенных чехов и словаков: «Праздник свободы — праздник чешской революции».
А еще через неделю идет в коммерческое училище на первое собрание чешских социал-демократов России. Зал заполнили бывшие военнопленные, а теперь солдаты формировавшихся чешских частей, рабочие киевских предприятий, мастерских, служащие.
Выступают один оратор, другой, третий... И вот председатель объявляет:
— Сейчас выступит доброволец чехословацкой бригады писатель Ярослав Гашек.
Гул одобрения проносится по залу. Гашека хорошо знают по его статьям, фельетонам, рассказам. Ждут, что он теперь скажет.
Выступление краткое, но энергичное.
— Я призываю, — говорит Ярослав, — всех объединиться в единый блок, в великую республиканско-демократическую партию, за создание которой говорит вся наша история.
В зале бурные аплодисменты. С особой силой они звучат после того, как Ярослав провозглашает:
— Наш лозунг: вера и энтузиазм победят всякие Бастилии! Я предлагаю, — продолжает он, — послать Временному русскому правительству такую телеграмму: «Чешские революционеры-республиканцы в Киеве просят свободную Россию, которая свергла династию Романовых, об освобождении пленных чехов-революционеров, чтобы они мог ли участвовать в активной борьбе за свержение династии Габсбургов».
Предложение принимается единодушно. И Гашек с воодушевлением заканчивает:
— Слава чешскому революционному войску первой Чехословацкой республики!
Кажется, точно освободился Гашек от пут, все время мешавших ему? вырвался на широкий простор и мчится, мчится вперед, оставляя позади себя глубокий след.
На какие темы он только в эти дни не выступает! Показательна, например, его статья «Республиканская программа в Чехии», где прослеживаются славные республиканские традиции чехов, начиная с гуситов. Не забывает он сказать и о сочувственных выступлениях на родине в поддержку первой русской революции 1905 года. Говоря о ближайших задачах, Гашек пишет, что республику нельзя завоевать парламентской деятельностью, нужны иные методы, решительные действия. И с гордостью приводит пример России, «где насильственно свергнут старый строй».
До всего есть дело писателю. Он чутко следит за настроением солдат и отражает его в своих материалах. Так, он обратил внимание, что многие чехи уж очень враждебно относятся к продолжающейся войне, ждут не дождутся, когда наконец наступит мир и они смогут вернуться на родину. Гашек обрушивается на них в статье «На Валгалу». А в зарисовке «Наши пулеметчики» непосредственно рассказывает о человечности чешских солдат.
Пройдет не так уж много дней, и Гашек выступит с фельетоном, публикация которого внесет серьезные изменения в его собственную жизнь.
После революции стали еще обостреннее распри между лидерами чехословацкого движения в России. Шла, как говорится, открытая борьба за власть. Одни — они находились в Петрограде — ориентировались на Англию и Францию, другие — «киевляне» — на Россию. Гашеку ближе были последние.
Наступило 23 апреля. В этот день открывался третий съезд Союза чехословацких обществ в России. Все знали: будет битва не на жизнь, а на смерть. Тем более что положение «киевлян» к тому моменту стало довольно шатким. И Гашек решил сказать свое слово, помочь соратникам.
Еще с утра газетчики выкрикивали:
— Читайте новую газету русских чехов! Читайте «Революцию!»
С особым интересом раскупали новую газету делегаты съезда. Они-то хорошо понимали, что в ней обязательно должны быть материалы, связанные с проблемами развития движения в России. Так оно и вышло. Передовая выдвигала требование созыва съезда свободно избранных представителей чешского войска, «русских» чехов и чехов-военнопленных. Редакция ратовала за образование Чехословацкой республики. В другой статье обвинялись некоторые деятели, которые скомпрометировали себя связями с немецкими шпионами.
Среди материалов читатели увидели хорошо знакомую фамилию Ярослава Гашека. Да еще под фельетоном с весьма интригующим названием — «Клуб чешских пиквиков».
Крепко досталось некоторым буржуазным политиканам (разумеется, «петроградцам») из числа руководителей Союза, а также пресмыкавшимся перед ними правым социал-демократам. Зло, остроумно высмеивал Гашек тех, кому чужды подлинные интересы народа, кто равнодушен к судьбам родины, живет лишь своими мелкими интересами и расчетами, самовлюблен, эгоистичен, весь пронизан духом мещанства, обывательства.
Фельетон не остался незамеченным, особенно теми, кого он касался непосредственно. Тём более что на съезде «герои» в результате закулисных сговоров оказались во главе Союза. И они «отблагодарили» автора за их популяризацию. Как? Весьма щедро: на его квартире был произведен обыск, а хозяин арестован.
Но и этого им показалось мало. «Обиженные», действуя через военное командование корпуса, немедленно отправили Гашека на фронт.
Целый месяц его то и дело перебрасывали из части в часть и наконец определили в 1-й полк, известный своей реакционностью и консервативностью.
Но и здесь сатирика не сразу оставили в покое. Быстро был создан военный суд для расследования дела Гашека. Ему предложили:
— Выбирайте: или тяжкое наказание, или публично отречься от своих обвинений.
Гашек выбрал второе. Он тут же написал «отречение», вызвавшее оглушительный хохот судей. Подсудимого тут же вывели в другую комнату, а судьи сами составили текст заявления. Гашек, почти не читая, подписывает его, обратив внимание лишь на последние слова: «Как доказательство подлинного сожаления сообщаю, что порываю всякие отношения с редактором Скоканом и группой «Революции» и отбываю на фронт». Он на секунду задумался и добавил: «На фронт не ухожу, потому что, к своей радости, уже на фронте, и это для меня никак не может быть наказанием, так как я сам добровольно пошел на фронт уже при своем безоговорочном вступлении в чешскую армию».
Судьи немедленно вычеркнули эти слова.
Многое узнал и увидел Гашек на передовых позициях. Особенное впечатление производило на него разложение русской армии. Часто приходилось видеть ему, что солдаты целыми группами бросали винтовки и покидали окопы, держа путь домой, в родную деревню или город. Не раз вел беседы с русскими братьями, пытаясь понять, что же произошло в их душах, почему они не хотят продолжать войну до победного конца.
Он никак не мог понять и принять антивоенную агитацию большевиков, их программу о мире, революции. Да и где тут понять, когда все мысли, весь настрой души были направлены к одному: скорее освободить свою родину от австрийского гнета. Освободить. Победить. Поэтому — война и еще раз война.
Гашек принимает самое активное участие в боевых операциях, являет собой пример отваги и мужества. Особенно отличился он в ожесточенных боях под Зборовом во время июньского наступления русских войск, организованного буржуазным Временным правительством. Его даже наградили медалью святого Георгия 4-й степени.
И до чего же нелепым, абсурдным казалось ему поведение русских солдат в этих сражениях, которые, как он писал в «Письме с фронта», бросали винтовки в жито, растаскивали тыловые склады обмундирования, сахара, махорки...
Разговорился Гашек как-то с одним солдатом.
— Послушай, землячок, — начал он, — как же так получается? Мы шли биться за вашу землю и волю, а вы взяли и отошли, бросили нас. На каждый наш полк обрушились по две дивизии.
— Пойми, браток, — отвечал солдат, — нас обманули. Сказали, что как отойдем из Галиции, так и мир будет. И мы домой возвернемся. К чему она нам, война-то? Надоело все... Да и тебе, чать, домой охота?..
Нет, ошибался солдат, не хотел сейчас домой Гашек, впрочем, как и многие чехи и словаки, одурманенные буржуазной пропагандой. Он стремился сделать как можно больше для своей родины здесь, в России. И потому использовал любую возможность для этого.
В конце августа избирался солдатский комитет Первого полка имени Яна Гуса. Это происходило в небольшой украинской деревушке Лабунь. Собирались делегаты от всех рот. От штаба был избран Гашек.
По-разному относились к нему делегаты. Рядовые — с уважением, знали, что он всегда держит их сторону, офицеры — с раздражением, побаивались, зная его острый язык. И конечно же, власти были весьма обеспокоены тем, что Гашек будет в составе комитета: «Не внес бы смуту, и так уж довольно распускаются легионеры».
Приступили к выборам комитета. Когда председатель собрания спросил, кого бы солдаты хотели избрать секретарем, с места выкрикнули:
— Гашека!
Он вышел к столу.
— Пусть о себе подробнее расскажет, — предложил кто-то из офицеров.
— Зачем? — удивились солдаты. — Мы и так знаем всю его подноготную. Рассказы, стихи и статьи еще дома читали.
Ярослав был избран единогласно. Когда зашла речь о деятельности комитета, он предложил расширить права комитета, создать четыре комиссии: финансовую, хозяйственную, воспитательную и лекционную. Солдаты горячо поддержали предложение. Зато офицеры поняли: их опасения были не напрасными, доставит им хлопот этот писака...
Так оно и было на самом деле. Командование стремилось ограничить деятельность комитета, превратить в свое послушное орудие. А Гашек и его друзья не шли на это. Напротив, с каждым разом влияние выборного органа все более усиливалось, авторитет рос. Немалую роль в этом сыграл, конечно, сам писатель. Где только ни побывал он, куда ни забрасывала его кипучая натура. В полку даже ходили анекдоты о его постоянных выступлениях на митингах. В одной ротной газете появилась статейка «Ораторские успехи автора „Бравого солдата Швейка”». «Нет такого места, — писал автор с раздражением, — откуда бы он не говорил на эту тему. Говорил с межи, со стола, с трибуны, с экипажа, и хорошо помню, что один раз даже с постели и именно как раз на тему «Революция»...»
Рассчитывая поиздеваться над Гашеком, высмеять его, автор, наоборот, показал, как писатель предан делу революции.
— Дорогие братья! — страстно и горячо говорил в те дни Гашек на одном из митингов, обращаясь к легионерам. — Не забывайте, что вы подняли знамя революции! Вы должны быть полны революцией! Вашей единой мыслью должна быть революция! Вставая, бодрствуя и ложась, вы должны думать о революции, только и только о революции!
Новых друзей обрел себе здесь Гашек. И одним из самых близких стал молодой ткач из Моравии Иосиф Поспишил. Собственно, знакомы-то они были еще прежде, но заочно, по письмам. Еще до войны Иосиф зачитывался рассказами Гашека. А когда сдался в русский плен и попал на Украину, обратил внимание, что в «Чехословане» часто со статьями, фельетонами выступает его кумир. И от имени группы военнопленных послал ему письмо, спрашивая совета: вступать ли в легион. Гашек ответил Поспишилу статьей в газете.
А вот теперь они встретились. Вместе мерзли под холодными осенними дождями в окопах, вместе ездили по заданию командования в Киев... И конечно же, вели долгие задушевные разговоры о Чехии, мечтали о ее свободе. Только бы скорее сбросить австрийское иго!
И вдруг ошеломляющая новость: в Петрограде в ночь на 26 октября свергнуто правительство, вся' власть в руках Петроградского Совета. Более того, большевики предложили всем воюющим странам немедленный мир.
«Как же так? А Чехия? Ведь без победы над Австрией невозможна ее свобода...»
Обуреваемый противоречивыми мыслями, Гашек не находил себе места.
Новые и новые вопросы мучили его, не давали покоя.
Вспыхнуло вооруженное восстание в Киеве. Рабочие и солдаты в течение трех дней бились со сторонниками низложенного правительства. Однако к власти прорвались буржуазные националисты. Во главе встала украинская Центральная рада.
Связь с революционным миром России была почти прервана. И все же до Гашека дошли новые вести, которые окончательно сбили его с толку. Он никак не мог согласиться с мыслью о мире. А тут стало известно, что большевики передали фабрики и заводы рабочим, а землю — крестьянам. Массы идут за Лениным — это прекрасно. Но мир-то, мир зачем? Воевать надо! До победного конца!
Вот и реши: с кем идти? С легионерами, руководители которых призывают продолжать войну и потому намерены влиться в состав французской армии, или с чешскими левыми социал-демократами, которые сразу же после Октября встали на сторону Советской власти, а в своей газете «Свобода», выходившей в Киеве, в первом же ее номере, писали,' что чешский пролетариат борется не только за свое национальное освобождение, но и за социальное и что будущее самостоятельное Чехословацкое государство должно быть демократической республикой.
И все-таки Гашек принял сторону легионеров. Она отвечала главному его устремлению: воевать, чтобы скорее освободить родину.
В начале декабря в Киеве проходила конференция левых чешских социал-демократов. Они решительно отмежевались от империалистов Антанты, заявив, что только помощь революционной России может принести Чехословакии национальное освобождение.
Руководители чехословацкого движения в России обрушились на левых со страниц «Чехослована». Свою лепту внес и Гашек. Он резко выступает против большевиков, левых социал-демократов, их газеты «Свобода».
И в то же время Гашек пишет глубокие, серьезные статьи о рабочем движении на родине. Это, разумеется, вызвано тем, что в Чехии под влиянием Октябрьской революции происходит коренной перелом в национально-освободительном движении: оно становится подлинно всенародным и революционным по своему характеру. Чехию, Моравию, Словакию охватывают забастовки. Кстати, никогда прежде Гашек не ставил в своих публикациях вопрос о роли рабочего класса в освободительном движении. Теперь же он совершенно определенно пишет: «Неудивительно, что сегодня чешский рабочий — это революционер. Он прошел суровую школу рабочего движения; и война, которая была направлена против него, закалила его. Это было неумолимое жизненное испытание, в котором чех, несмотря на угрозы ему австрийской виселицей, сохранил свой твердый, непреклонный характер и не склонился перед Австрией».
Но главная, как и прежде, тема публицистики Гашека — обличение австро-венгерской монархии, стремление вовлечь в борьбу с ненавистным режимом как можно больше чехов и словаков.
И вдруг опять сногсшибательное известие: легионы решено отправить во Францию, чтобы на Западном фронте продолжать борьбу против немцев.
Такой поворот событий сбил Гашека с толку. Он никак не может понять, зачем ехать во Францию, чтобы бороться с врагом, когда здесь, именно здесь, надо быть сейчас, чтобы оказывать поддержку обновляющейся России. Отсюда, верит он, придет долгожданное и желанное освобождение родины.
В смятении и тревоге встречает Гашек 1918-й год. Что-то принесет он?
А принес тот год такое, что даже самая богатая фантазия не смогла бы заранее предсказать.
Началось это в январе. Киевский пролетариат поднял вооруженное восстание против контрреволюционной диктатуры Центральной рады. На помощь восставшим пришли советские войска. 8 февраля в городе была установлена власть трудящихся.
Многое видел в те дни Гашек, многое открывал для себя. Своими глазами видел всенародное ликование, которым были охвачены простые люди. Из подвалов и трущоб рабочие переселялись в особняки городских богачей. У буржуазии конфисковывалось имущество и распределялось среди нуждающихся. На фабриках, заводах устанавливались революционные порядки. Невозможно было оставаться равнодушным к происходящему.
В душе Гашека начинает происходить коренная «переоценка ценностей». И вот уже в «Чехословане» 17 февраля появляются его стихи, в которых он с восторгом пишет об Октябре, о том, что несет он человечеству:
Горит весь свет, и буря мчится светом,
Царей и императоров разя.
Начало новой жизни нашим детям
Пророчит утра Красная заря.
А вскоре происходит и окончательное «прозрение». 18 февраля германские войска, вероломно нарушив перемирие, вторглись на территорию Украины. И в тот же день командование легионеров приказало своим частям оставить позиции и отходить на восток. Многие никак не могли понять, почему они должны уйти, ведь легионы-то как раз и созданы для борьбы с германскими захватчиками. Гашек был в числе тех чехов и словаков, которые поняли, что это предательство. Именно в эти дни со страниц «Известий чехословацкого революционного Совета» обращается он ко всем чехословацким солдатам с пламенным призывом встать на защиту Советской республики, дать отпор вероломным захватчикам.
— Мы — потомки гуситов, — говорит он на собрании в типографии «Чехослована», — а большевики — прямые продолжатели их дела. Советская власть осуществляет гуситский коммунизм, а поэтому мы все, без долгих раздумий, должны идти с большевиками и помогать им.
Да, окончательное «прозрение» пришло к Гашеку в эти дни. Горько, ох как горько было сознавать, что те, с которыми так много собирался сделать для родины, оказались просто-напросто предателями, трусами и мещанами. Зато Гашек узнал и истинных борцов за свободу народа. Чешские левые социал-демократы развернули в Киеве энергичную деятельность по формированию красногвардейских отрядов из числа революционно настроенных солдат легиона.
Однако привлечь на сторону Советской власти корпус в целом не удалось. Он начал отходить на восток. Под Бахмачем чехословацкое командование предательски отвело свои части, оголив фронт, поставив под удар отряды Советской власти. А 1 марта в Киев ворвались немцы. В числе тех, кто пытался отстоять его, были и отряды красногвардейцев- чехословаков. Но силы были неравными...
Уже значительно позднее Гашек говорил своему другу:
— После битвы у Бахмача наше командование, несомненно, под чужим влиянием отдало приказ: «Отступать. На восток!» Ты понимаешь, я давно им уже не верил. А тут подумал: это новое предательство... Тогда-то я решительно порвал с легионами.
В отделение Чехословацкого национального совета он написал: «Настоящим сообщаю, что не согласен с политикой отделения Чехословацкого национального совета и отправкой нашего войска во Францию. Поэтому заявляю, что выхожу из чешского войска до тех пор, пока не возобладает, в нем и во всем руководстве национального совета иное направление.
Прошу принять это мое решение к сведению. Буду и впредь работать для революции в Австрии и за освобождение нашего народа».
Он пытался наладить сотрудничество с левыми социал-демократами — ничего не получилось: слишком свежи были в памяти его злые, саркастические нападки на них.
Но что же делать? Как действовать дальше? К кому идти?
И Гашек принимает твердое решение: ехать в Москву!