Придумывать названия – одно из самых интересных и самых сложных занятий. Я не говорю о названиях литературных и научных работ. Это дело совсем легкое. Если не считать названий поэтических сборников, когда публику необходимо взволновать и удержать в напряжении, для того чтобы стихи покупались. Тут все зависит от того, как человек возьмется за дело. Название «Колокольчик» не будет иметь такого успеха, как «Здесь должен цвести колокольчик». В последнем публика почувствует необычайное обаяние, которым грешил и Махар в своей истории с розами.

Наука не знает этих украшательств и не пытается повысить к себе интерес.
Если кто то пишет начальный курс физики, то называет его «Введение в физику», а не выдумывает сенсационный заголовок «Объяснение тайн законов природы». Географ пишет учебник географии и тоже дает ему лаконичное и емкое название «География», а не «О горах, реках, народах и городах». Единственное поэтическое название я встретил в книге одного психиатра: «О идиотах и людях заметных».
Выдумывать названия книг, как я уже сказал, дело очень легкое. Если вы обратитесь к библиотечному каталогу, то увидите, что в этом море литературы одно название может повторяться у сотни авторов. Чаще всего встречаются: «Родные поля», «Летние грозы», «Новая песнь», «Поздний цветок», «Прелюдии», «Между жизнью и смертью», «Ее грех» и другие прелестные находки.
Авторы не дают себе труда назвать свою работу так, как она того требует. Когда писатель уж совсем ничего не может придумать, он пишет «Горсть новелл, или Две дюжины рассказов», даже если в этих двух дюжинах их всего пять.
Со мной самим однажды приключилось несчастье, когда один из рассказов, действие которого происходило в Краловских Виноградах, я от отчаяния, не способный придумать ничего другого, назвал «Жизнь в Индии».
Однако в литературе такие вещи прощаются, поскольку даже самое идиотское название может воодушевить какого нибудь еще не вконец испорченного человека. Название проникнет в его душу и околдует своими психологическими чарами.
Вообще то названия книг и рассказов – это чаще всего не что иное, как простая констатация их содержания. Англичанин Стертон написал роман в двух частях, озаглавив его «Глупость», и читатель не обманется в своих ожиданиях. Француз Ла Бруш издал роман «Ничто», и действительно он ничего собой не представляет.
Мне очень нравятся краткие и полезные названия. Авторы вышеназванных произведений весьма великодушны к читательской общественности, они предупреждают ее: не покупайте эту «Глупость».
Более любопытная и сложная задача – дать название популярному или научному журналу. Предполагается, что название должно отражать внутреннее содержание и направление издания.
Не будь этого общепринятого правила, журналы росли бы как грибы после дождя.
Я знавал одного господина, который говорил: «Я с удовольствием издавал бы месячное художественное издание, но у меня нет названия».
Другой признался мне, что хочет издавать политический еженедельник, но без названия, мол, дело не пойдет.
Чаще всего такой несчастный останавливается на названии, которое уже существует.
Если это политический журнал, то обязательно «Прогресс», «Страж» или «Независимость».
Литературный или художественный обычно называется «Лоза», «Перерождение», «Подсолнечники», «Борозда», «Нива» или «Земля», как будто их издают одни полеводы.
Со сборниками дело еще сложнее. Один издатель попросил меня однажды придумать подходящее название для сборника. В названии, по его мысли, должно было быть «много жизни, стихии, наполненной дыханием времени». Ну и получилось, как со сборником Топича. Сначала шло имя издателя, а потом сборник.
Но все это чепуха по сравнению с тем, как придумываются названия для торговых и промышленных предприятий, предметов и новинок, которые должны появиться в продаже и ошеломить общественность.
Тут требуется вложить в название гораздо больше свежей жизненной образности, чтобы предлагаемый предмет навсегда запечатлелся в сознании людей. Название должно быть красочным и поражать в самое сердце. Оно должно гипнотизировать. Если читатель читает рекламное объявление «Вы пили…», то вот эти точечки должны быть настолько значительны и убедительны, чтобы человек упился этим напитком до того, чтобы ему кругом мыши мерещились, а семья была бы вынуждена отправить его лечиться от алкоголизма.
Название должно быть зеркалом, живым отпечатком предмета, который вы предлагаете в своих объявлениях. Если вы читаете: «Каждой домохозяйке необходимо иметь дома паровую молотилку (название)», то это название должно быть настолько привлекательным, что вы решитесь приобрести паровую молотилку, даже если для этого потребуется обокрасть банк и разнести целый дом, чтобы затащить ее в вашу квартиру на четвертом этаже.
Я прочитал в газете следующее объявление:

Заплачу большое вознаграждение тому, кто придумает подходящее название для предмета, без которого не может обойтись ни одна семья. Обращаться в отель Штепан, номер 12, от 10 до 11 часов .

Я отправился туда. Меня встретил господин с добродушной внешностью и умным лицом.
– Очень рад, что вы пришли, – сказал он. – Я боялся, что никто не придет. Присядьте, пожалуйста. Сигару? Какое вино предпочитаете? Мускат или мозельское?
Я ответил, что люблю и то и другое, но выберу то, что он закажет. Из деликатности он заказал себе мускат, а мне мозельское. Пока каждый из нас пил свою бутылку, он заявил, что изобрел детскую коляску, которая отличается тем, что ее можно переносить с места на место, а если она случайно упадет в воду, то автоматически превратится в лодочку. Коляска очень легка, а нажатием рычага моментально превращается в кресло качалку. Одно из ее замечательных свойств состоит также в том, что, перевернув ее, вы получаете письменный стол. Он уже выпустил на своей фабрике восемьсот таких детских колясок, и теперь дело за тем, чтобы окрестить его изобретение. Сам он придумал название «детовоз», но оно ему что то не очень нравится.
Холодок пробежал у меня по спине, когда я осознал, что нахожусь в номере один на один с этим господином.
А он продолжал:
– Я думал всю неделю, несколько ночей не спал и не придумал ничего лучшего, чем этот проклятый «детовоз». Он преследует меня днем и ночью. Почему вы надо мной смеетесь, я вижу вас первый раз в жизни. Или вы не верите, что моя детская коляска может превратиться в лодочку? Вот чертежи.
Я оглушил его ударом кулака в висок и поспешно удалился из двенадцатого номера, никуда ничего не сообщив. Пусть в гостинице с ним делают что хотят.

Менее трагичным был случай с паном Вачленой, постоянным посетителем кафе «Бржезинки». Мы сыграли с ним как то партию в бильярд, потом он отвел меня к своему столику и доверительно сообщил, что его зять, обивщик, изобрел складной матрац из трех частей, который так легко складывается, что кровать оказывается совершенно лишней. Для того чтобы пустить матрац в продажу, ему нужно как то его назвать. Он очень легок и долговечен. Зять просит пана Вачлену, чтобы тот нашел кого нибудь, кто бы придумал ему подходящее название, что нибудь в самую точку. И тут он вспомнил, что я пишу рассказы. Если я могу выдумать целый рассказ, то уж придумать название, одно слово, для меня совсем ничего не стоит. Зять, мол, не просит за бесплатно, а обязательно пришлет мне свой складной матрац.
– Ну, так как, по вашему, он должен называться?
Я ответил, что очень польщен доверием, что названия не сыпятся так просто, как из рукава фокусника, название должно быть зеркалом предмета. Оно должно быть не простым, а сенсационным, а для этого мне нужно дать время.
– Так, значит, завтра? – спросил он.
– Да.
– Ну что, придумали название? – спросил он на другой день, подкарауливая меня в кафе.
– Вчера вечером ко мне приехал брат, – оправдывался я, – и я вынужден был пойти с ним в театр на оперу, так что весь вечер был потерян. Завтра название обязательно будет.
– Ну, как он будет называться? – донимал он меня на следующий день.
– Еще не знаю. Дело в том, что мне кажется очень легкомысленным придумывать название для вещи, которую я в глаза не видел.
– Ладно, – сказал он, – завтра матрац будет у вас.
Должен сказать, что мне очень хорошо спалось на матраце, и что он действительно долговечен и дешев.
Пану Вачлене я написал (поскольку с тех пор перестал ходить в «Бржезинки»), что выбрал не кричащее, зато очень подходящее к данному предмету название. Мой совет назвать его: «складной матрац».
С тех пор пан Вачлена везде рассказывает, что я никакой не писатель, а просто дурак и обманщик.

На протяжении моей жизни я получал много заказов на различные названия для самых разных предприятий и предметов. И это занятие часто совершенно лишало меня покоя.
Один хотел, чтобы я придумал название для чешской мучной приправы, которую тот начал производить в больших количествах.
Другой фабрикант, изготовляющий машины для кондитерского производства, желал, чтобы я окрестил его карманный механизм для изготовления мороженого.
Фабрика по производству бочек заказала мне название для пивных бочек фирмы «Лежак», объемом в сто гектолитров.
Один птицевод, выращивавший гусей, хотел иметь название для пера, дающегося в приданое невестам.
Общество по благоустройству контор желало иметь название, в котором преобладала бы мысль, что душа их предприятия – регистрация.
Один пекарь хотел, чтобы я окрестил его рогалики с мармеладом.
Акционерное общество по строительству кольцевых печей для производства кирпича желало иметь настолько популярное название, чтобы кругом не говорили ни о чем, кроме как о его кольцевых печах.
Я также должен был ломать голову над тем, какое название будет более подходящим для экономически выгодных каминных решеток.
Из всех названий, которые я предлагал, лишь одно было принято фабрикантом, изготовлявшим машины для кондитерского производства.
Его карманное устройство для изготовления мороженого я окрестил «Эмил». Дело в том, что фабриканта тоже звали Эмил, и он был безумно счастлив, что мне удалось придумать такое замечательное название.
«Заправка», «Лежебочка», «Приданнопер», «Регистродуш» и «Мармелпек» были отвергнуты.
Дать название кольцевой печи и экономически выгодным каминным решеткам я даже не пытался.
Мнение обо мне всех фирм, кроме Эмила, сходится с мнением пана Вачлены. Никакой я не писатель, а просто дурак.

Но однажды представился случай, когда я мог себя реабилитировать. Мой приятель Опоченский забежал ко мне в кафе и сказал: «Приходи сегодня вечером в «Копманку», там будет один господин из правления нового пивоваренного завода в Плзени. Они ищут название для своего пива, которое конкурировало бы с плзенеким «Праздроем». Он только что был в «Мае», но там никто ничего не смог придумать. Он рассказывал мне о своих бедах. Во всем Плзени не нашлось человека, который бы что нибудь выдумал. Прага – единственное спасение, но неудача в «Мае» его совершенно убила. Он выглядит так, как будто собирается покончить с собой. Поэтому я пригласил его в «Копманку».
Вид у члена правления действительно был такой, будто он подумывал о самоубийстве. Он рассказал о Плзени, о «Мае» и добавил, что только второй день в Праге и что из за этого названия уже имел неприятности с полицией. Дело в том, что в одном из винных погребков он познакомился с каким то молодым человеком и рассказал ему о своих бедах. Тот заявил, что у него часто возникают хорошие идеи, но для этого он должен быть в настроении. Без него он туп как пробка.
«Поил я его, поил, – вздохнул член правления. – После двух с половиной литров он вдруг воскликнул: «Придумал! Ваш пивоваренный завод находится в Плзенце, недалеко от Плзени. Раз в Плзени плзенское пиво, назовите ваше – плзенецкое». И тут, господа, я начал его душить. Позвали городового, и вот вам конфликт с полицией».
Мы сидели с ним до поздней ночи. Думали все, но никто ничего не придумал, и один за другим посетители исчезали. Наконец мы остались с членом правления одни.
Вы не поверите, но есть моменты, когда в голову вдруг приходит что то настолько подходящее, что, думай вы до этого хоть тысячу лет, никогда ничего подобного не придумаете. И вдруг мысль возникает сама собой.
Название пришло. Появилось ни с того ни с сего. Мой сосед дремал, окончательно отчаявшись. Я разбудил его.
– Я придумал название для вашего пива, – сказал я, первый раз произнося что то настолько совершенное, что абсолютно уничтожило бы плзенское и принесло пиву нового завода всемирную славу.
Лицо представителя заводского правления прояснилось.
– Вот это идея, – сказал он, вскакивая со стула. – Она ударит, как гром среди ясного неба. Мы разнесем их пиво в пух и прах, а наше обрушится на мир, как лавина.
Он произносил еще много подобных образных восклицаний, но лучшей характеристикой все же осталось обращение к покойному Сохурку:
– Пан трактирщик, у вас нет ли случайно расписания поездов?
– Мы едем в Плзень скором в шесть двадцать, – обратился он ко мне, перелистав расписание. – Вы гений. Плзень ничего не мог придумать, «Май» тоже, Прага отупела, и наконец в два часа ночи Вас осенило. Мы едем в Плзень.
Судя по всему, он когда то играл в самодеятельности, потому что, расплачиваясь, с пафосом провозгласил:
– Миссия моя окончена, я с честью возвращаюсь домой.
– И со щитом, приятель, со щитом, – говорил он, подавая мне плащ. – Поверьте, я был в полном отчаянии. Вы ведь не знаете, что еще три месяца назад мы объявили конкурс на лучшее название, и за это время получили лишь одно письмо от какого то учителя пенсионера, который писал, что лучшим ответом на название плзенский «Праздрой» является плзенское «Прапиво». В конце своего письма этот человек писал, чтобы мы выслали ему объявленную премию сразу по получении письма, иначе он передаст дело адвокату. По сравнению с этим ваше название – это просто окно в мир.
Мы взяли дрожки и до шести часов ездили по разным ночным увеселительным заведениям. По дороге мой спутник только и твердил о моей идее. Каждая его фраза была полна восторга, а когда мы уже сидели в поезде, он представил меня незнакомому господину, которого не знал и сам:
– С этим человеком я не побоялся бы приняться даже за строительство вавилонской башни.
Желая утвердить его благожелательное мнение обо мне, приближаясь к Плзени, я внушил ему, что являюсь автором и таких названий, как Градчаны и Петршин. В это время он уже дремал и только бормотал:
– Как же, знаю, я об этом уже слышал.
В привокзальном ресторане в Плзени мы слегка перекусили для поддержания сил и фиакром отправились на новый пивоваренный завод, прямо в контору правления, где сразу же послали за господином председателем.
Когда тот пришел, мой спутник торжествующе произнес:
– Есть название, великолепное название, что то совершенно особенное. Оно отодвинет плзенский «Праздрой» на задний план, привлечет необыкновенное внимание и займет достойное место.
Мой спутник сиял:
– Этот господин – писатель, известный писатель пан… пан… извините, запамятовал вашу фамилию?.. Вот видите, такое легкое имя, но когда человек не спит целую ночь, а рано утром спешит к поезду… Пан председатель, это название придумал господин писатель. «Май» ничего не мог выдумать, Прага молчала или придумывала разные глупости, но вот появился этот господин. Это потрясающее название.
– Ну, так вы скажете его мне? – спросил господин председатель моего спутника.
Вместо ответа член правления засмущался и, обращаясь ко мне, сказал:
– Ну, как вы его назвали? Дело в том, что я… я забыл…
Я стоял как пригвожденный. Со мной случилось то, что может случиться с каждым. Сколько я ни думал, я ни за что на свете не мог вспомнить придуманное мною название. Я понимал положение человека, который забывает, как его зовут, где он живет и когда родился.
Как раз в таком состоянии я с открытым ртом стоял перед господином председателем.
– Ничего, вы вспомните, – сказал господин председатель. – Приходите после обеда.
Член правления, который привез меня из Праги, удрученный, привел меня в свою квартиру и уложил на диван, чтобы я выспался.
К обеду меня разбудили. Положение было не лучше, чем в правлении, в кабинете у пана председателя. Оно не изменилось ни к вечеру, ни утром. Думая, что состояние мое объясняется влиянием алкоголя, меня поили подебрадской минеральной водой.
Я пробыл там неделю, но не вспомнил ничего. На седьмой день утром я бежал через открытое окно огородами и пешком отправился в Прагу, так как господин член правления закрыл мой бумажник в сейф, чтобы отрезать мне путь к отступлению в Прагу по железной дороге, надеясь, что я все таки вспомню свое феноменальное название.
Придумывать названия – одно из самых интересных и самых сложных занятий.

Заметки к публикации: 

Первая публикация: «Трибуна», 19.4.1921.