Владелец экспедиторской фирмы «Кобкан» вызвал в свой кабинет розовощекого практиканта канцелярии Пехачека и имел с ним продолжительную беседу.

Когда Пехачек вернулся к своему столу, он был бледен, дрожал всем телом, а волосы у него стояли дыбом.

– Уволили? – спросил бухгалтер.
Вместо ответа практикант Пехачек взял пальто и шляпу и, не говоря ни слова, вышел из канцелярии. Бухгалтер тотчас же отправился в кабинет шефа, а возвратившись, покачал головой и произнес:
– Ничего не понимаю. Шеф отпустил его в винный погребок на все послеобеденное время.
Пятеро практикантов с завистью посмотрели на пустой стул Пехачека и вновь углубились в свои бумаги.
В конторе экспедиторской фирмы «Кобкан» воцарилась атмосфера таинственности, загадочности и неизвестности.
А все было очень просто, хотя и несколько необычно.
Шеф вел с Пехачеком весьма приятную беседу. Он сказал ему:
– Пан Пехачек, вы молодой, талантливый человек. Наш управляющий и бухгалтер очень вас хвалят. Вы прилежны, расторопны, толковы, скромны, проворны, трудолюбивы. Не пьете, не курите, в карты не играете, девушек не обольщаете, долгов не делаете, авансов в счет жалованья не берете, вы хороший счетовод и калькулятор, у вас отличный, красивый почерк, вы экономите бумагу, приходите в канцелярию вовремя и уходите последним. У вас коммерческий кругозор, вы стенографируете очень быстро и умело, без ошибок, печатаете на машинке любой системы. Владеете несколькими языками, одеваетесь скромно, но прилично. Ботинки ваши всегда тщательно вычищены, а воротничок свеж…
У образцового практиканта от блаженства увлажнились глаза, и он, не отрываясь, смотрел на своего шефа, который, бросив на него любезный, добродушный взгляд, продолжал мягким, взволнованным голосом:
– Через две недели у меня именины. Мне хотелось бы увидеть в газетах поздравления от знакомых, друзей и подчиненных. Само собой, расходы, связанные с этим, я беру на себя. Но я не хочу, чтоб поздравление к именинам было избитым, банальным. Пусть это будет нечто оригинальное, скажем, в экспедиторском стиле. Что нибудь такое, чего еще не бывало. Что нибудь столь блистательное, чтоб читатели долго помнили о поздравлении к моим именинам. Что нибудь этакое, чтоб все прослезились. Вот я и подумал о вас. Понятно, вы никому об этом не проболтаетесь. Дайте мне вашу руку.
Практикант протянул свою дрожащую руку шефу. Тот, пожав ее, продолжал:
– Вы это сумеете сделать. Сегодня чудесный солнечный денек, в такой день мысли так и роятся в голове. Отпускаю вас до конца дня. Чтобы лучше писалось, ступайте сперва в винный погребок, выпейте две рюмки муската или вермута. Я знаю, допьяна вы не напьетесь. А затем поезжайте в Стромовку, сядьте где нибудь на скамейку и сочините поздравление к моим именинам. Вот вам пятьдесят крон.
После этого Пехачек и вернулся к своему столу бледный как мел.
Первую и вторую часть приказания он выполнил неукоснительно. Отправился в винный погребок и выпил рюмку муската и рюмку вермута, допьяна не напился и, словно заведенный механизм, поехал в Стромовку. Там он сел на какую то скамейку и стал сочинять.
Однако, к своему ужасу, он тотчас установил, что мысли у него в голове не роятся и что мнение шефа о талантливом практиканте весьма превратно, что не помогает ни великолепный солнечный денек, ни мускат, ни вермут.
– Господи боже, – вздохнул он, – я совсем обалдел. Что за белиберду я написал, ведь тут нет ничего оригинального. Ну не глупо ли написать:
«Услышьте наши горячие пожелания, которые мы страстно вам желаем. Дай бог, чтобы ваша жизнь была прекрасной, как небо, усыпанное звездами; чтобы труд ваш ежедневный был успешным. Помоги вам в этом небо. Здоровья, счастья, многих лет, фирме вашей – полный расцвет. Живите долгие годы в радости и счастье, все желания ваши пусть исполнятся, чего вам от всей души желают знакомые, друзья и подчиненные».
Пехачек вырвал из записной книжки страничку с поздравлением и швырнул ее в урну. Затем подумал и принялся писать дальше.
В записной книжке появилось несколько вариантов поздравлений к именинам:
«И в нынешнем году пусть будет нашим пожеланием вам желание счастья, от всего сердца желаем вам это снова на весь год. Ежедневно одних только радостей и всего наилучшего, здоровья крепкого и всего в изобилии! Чтоб экспедиторские фургоны подешевели на пятьдесят процентов вместе с уважаемой супругой и семьей, – самым любезным образом желают вам знакомые, друзья и подчиненные!»
«Нам снова выпал случай поздравить вас, пожелать вам доброго здоровья, всех благ во множестве, счастья и успехов в начинаниях, благословения свыше! Дай бог, чтоб болезни вас миновали. Желаем одних только радостей, еженедельно – крупных заказов, доставки мебели, охраны багажа, переездов по всей республике, перевозок товаров по дорогам, миллионных прибылей. Горячо желают знакомые, друзья и подчиненные!»
«Одни только радости и долгую жизнь да ниспошлет вам фортуна! Желаем усердия, удач и счастья, крупных заказов! Вместе с уважаемой супругой радостно пользуйтесь всем своим имуществом. Искренне желают знакомые, друзья и подчиненные!»
«Пусть цветет ваше дело в радости, пусть не будет печали в старости. Пусть ваша жизнь течет счастливо, как тихий ручеек. Пошли вам господь долгие лета. Всем вашим начинаниям – успех! Избави бог вас от болезней всех. Пусть брезжит на горизонте экспедиторских тарифов повышение. Этого желает вам дружное мнение знакомых, друзей и подчиненных!»
Далее в записной книжке появились наметки рифм: протекать – миновать; в лесу – несу; излишек – свыше; предрекать – благодать; снесу – в лесу; имей – пей; забава – слава; переселение – благословение.
Горемычный практикант перечеркнул все это, изорвал, выкинул и направился прямо в Трою,1 хватаясь за голову.
– Болван я, идиот, кретин, и все тут! У меня разжижение мозгов. Что нибудь оригинальное в экспедиторском стиле… Баранья башка! Олух, идиот! Какой я интеллигент? Осел я! Солома в голове вместо мозгов!
В одном из винных погребков Трои он попытался вдохновиться с помощью бутылки вина. Но вместо ожидаемого божественного наития им овладел приступ такой тупости, что он написал:
«В приятный день, столь радостный для нас, горячо желаем вам, чтобы ваша жизнь и впредь была счастливой и веселой всегда, в любое время! Пусть ваше дело расцветает, желаем успеха во всех начинаниях и долгих лет здоровья, и да цветет вечно под вашим окном множество цветов. Горячо желают знакомые, друзья и подчиненные!»
– Готово! – сказал он, придурковато смеясь над собственными строками. – У меня наследственный кретинизм, я банальный идиот и паралитик.
К утру его шляпу нашли на плотине шлюза у Клецан. В шляпе лежал клочок бумаги с его адресом и словами: «Не могу!..» Больше ничего.

В конторе пятеро практикантов обсуждали загадочное самоубийство коллеги Пехачека. Говорили вполголоса, с надлежащей дозой скорби, ибо не было уже с ними добродушного, веселого Пехачека.
Появился служитель и возгласил:
– Практиканта Клофанду к шефу!
– Иду!
И шеф сказал ему:
– Пан Клофанда, вы молодой, талантливый человек. Наш управляющий и бухгалтер очень вас хвалят. Вы прилежны и расторопны, скромны, проворны и трудолюбивы.
И так далее, вплоть до: «Вот вам пятьдесят крон».
Когда Клофанда вернулся к своему столу, он был бледен, дрожал всем телом, волосы у него стояли дыбом. Ни слова не говоря, он взял шляпу и пальто и вышел из канцелярии.
Атмосфера загадочности, таинственности и неизвестности сгустилась.
Четверо оставшихся практикантов только покачивали головами.
Клофанда не обладал таким литературным даром, как покойный Пехачек, но это была чистая, нежная и добросовестная душа. Сколько он ни ломал головы – ничего не придумал. Прежде чем удавиться ночью в Годковичском лесу, он сумел сочинить лишь одно:
«Наше горячее желание – пожелать вам самое искреннее поздравление, желающее вам пожелание, которого желают вам знакомые, друзья и подчиненные!»
«В моей смерти прошу никого не винить», – было начертано на клочке бумаги, приколотом к его пальто.

Не успели четверо практикантов обсудить толком загадочную смерть второго коллеги, как появился служитель и возгласил:
– Пана Венцла к шефу!
– Иду!
И шеф сказал ему:
– Пан Венцл, вы прилежны, расторопны, толковы, скромны, проворны и трудолюбивы…
И так далее, вплоть до: «Вот вам пятьдесят крон».
Атмосфера таинственности, загадочности и неизвестности сгустилась еще больше. Дыхание смерти веяло над конторой.
Практикант Венцл вообще ничего не сочинил. Он умер в Кийских каменоломнях близ Праги, вскрыв себе вены на руках. Умер, не оставив после себя ни строчки.

– Практиканта Коштяка к шефу!
– Иду!
Коштяк долго боролся со смертью. Целых два дня он скрывался на Петршине и лишь на третий день бросился со Смотровой башни. Этот уж совсем рехнулся: ему мерещилось, будто его шеф не глава экспедиторской фирмы, а владелец зоомагазина и он должен написать ему поздравление к серебряной свадьбе.
Этим и объясняется, что в записной книжке Коштяка на одной странице была найдена следующая запись:
«Пусть счастливые времена вновь расцветают, пусть серебряная свадьба повторяется из года в год, пусть успехи фирмы блистают, чтоб вы весело наслаждались ими, и тысячи пар голубей, кроликов, крольчат и золотых рыбок имелись в продаже! Желает вам Ян Коштяк».
В конторе «Кобкан» осталось уже только двое практикантов.

– Практиканта Гавлика к шефу!
– Иду!
Сочинив оригинальное поздравление в виде деловой телеграммы: «Кобкан, экспедитор, именины, сердечное поздравление! Знакомые, друзья, подчиненные», – Гавлик зарезался перочинным ножом в уборной Дома представительства.

– Практиканта Пиларжа к шефу!
Последний практикант, оставшийся в конторе экспедиторской фирмы «Кобкан», побледнел. Он смутно угадывал, что за дверьми кабинета шефа кроются причины грандиозной трагедии практикантов, трагедии, которой еще не видывал мир, и что это таинственное, загадочное и неизвестное надвигается на него.
– Практиканта Пиларжа к шефу! – повторил служитель.
Последний практикант поднялся и в отчаянии выкрикнул:
– Не пойду!
Теперь в конторе было уже четыре бледные физиономии: практиканта, управляющего, бухгалтера и служителя.
– Пан Пиларж, – нарушил молчание бухгалтер, – опомнитесь, что вы говорите! В Чехии еще не видывали подобного: чтобы практикант ослушался, когда его вызывает шеф.
– Не пойду, – отчаянно повторил последний практикант, – никуда не пойду!
В дверях появился сам шеф.
– Пан Пиларж, ступайте в кабинет. Я уже дважды посылал за вами.
– Не пойду! – закричал последний практикант. – Сказал, не пойду, – значит, не пойду!
Он принялся отчаянно жестикулировать и вопить:
– Все шли – покойный Пехачек, покойный Клофанда, покойный Венцл, покойный Коштяк, покойный Гавлик. Один я не пойду, никуда не пойду!
Он схватил увесистую приходо расходную книгу и стукнул ею по столу.
– Буду сидеть, и точка! Все сокрушу, всех вас порешу! Я капитан Мограс, мировая сенсация, новый непревзойденный аттракцион в воздухе! Не боюсь я вас!

Санитары не могут пожаловаться на последнего практиканта фирмы «Кобкан». У него на халате пять пуговиц, и он всем повторяет, указывая на пуговицы и пересчитывая их:
– Первый – Клофанда, второй – Венцл, третий – Коштяк, четвертый – Гавлик, пятый Пехачек… Нет, не так. Первый – Пехачек, второй – Клофанда, третий – Венцл, четвертый – Коштяк, пятый – Гавлик. Все шли, а я не пойду, никуда не пойду!
Врачи теряют надежду на его выздоровление.
Именины пана Кобкана прошли без оригинального поздравления в газетах. В конторе сидят шестеро новых, свежих практикантов. До следующих именин наступило затишье.

 

Примечания

 

1. …прямо в Трою. – Троя – часть Праги на правом берегу Влтавы, там находится старый замок и парк.

Заметки к публикации: 

Первая публикация: «Трибуна», 27.3.1921.