Среди наидостойнейших душ в пятом отделении для неисправимых грешников числилась и душа начальника полиции пана Гофбауэра.

Заведующий этим отделением, ротмистр черт Такихотельский, не мог ею нахвалиться на дьявольских конференциях. Благодаря этому душе предоставлялись даже и некоторые поблажки, а в котел с серой ее бросали всего раз в месяц. Остальные дни душа носилась над котлами и следила, чтоб грешные души не высовывали из котла ни голову, ни руку или ногу, желая хоть чуточку остудить их.

О столь предосудительном их поведении немедленно докладывалось дежурным по котлам, которые тут же отлавливали вышеупомянутые души раскаленной сеткой, сделанной из платиновой проволоки, и переправляли под электрический молот, доводящий их до белого каления.

Затем к ним подключали оголенный электрический провод, обмазывали навозной жижей, натекшей с доминиканцев, и спихивали в котел, где жалобно вопили иезуиты.

В награду за доносы душе начальника полиции целую минуту разрешалось взирать на грамм родниковой воды в запаянной пробирке над дверью, ведущей к котлам с кипящей серой.

Души других грешников ее не любили и, когда душа Гофбауэра порхала над котлами, брызгали на нее расплавленной серой и даже пожаловались Вельзевулу, когда тот раз в тысячу лет объявился с инспекцией и осведомился у них, выдается ли им положенная дневная норма сулемы с мышьяком.

Но Вельзевул, которому понравилось поведение души‑доносчицы, отличил ее долгим разговором, посулив ей дать полизать кусочек льда, если следующие десять тысяч лет та будет вести себя столь же примерно.

Жалобщиков же распорядился кинуть в котел, где бултыхались каноники. Вот и получилось, что больше ни одна грешная душа не хотела разговаривать с душой начальника полиции, кроме души грешного профессора естественных наук Нарцисса.

Последний оказался здесь из‑за какого‑то химического соединения, благодаря которому на воздух взлетели полгорода вместе с самим изобретателем.

Черти побаивались души профессора ввиду ее наклонности к разговорам на научные темы, она сблизилась с душой пана Гофбауэра, которая хотя и посматривала на нее свысока, однако позволяла ей болтать о чем угодно.

К тому же и она пользовалась льготами, так как была уполномочена составлять легкоплавкие сплавы, в которых купали мелких грешников.

Обе души развлекались как придется, последнее же время таинственно между собой шушукались и перешептывались.

Дело в том, что душу профессора естественных наук озарила гениальнейшая идея: как втихомолку изготовить несколько капель воды.

Своей подружке она сообщила, что опирается на изречение блаженного Августина, будто грешники оказываются в аду абсолютно такими, какими были при жизни. А вот адское начальство швыряет их тут же в кипящую серу и смолу – а последнее время и в расплавленный асфальт.

А что, если их дистиллировать? Неужто не набралось бы хоть чуточку воды? Молот электрический в аду имеется, отчего бы не соорудить дистилляционный аппарат для грешников?

Теперь самое главное – вдохновить этой мыслью ротмистра черта Такихотельского, остальное приложится само собой.

Душа начальника полиции преисполнилась решимости поговорить обо всем с ротмистром как с заведующим отделением. Что она и сделала.

– Ваше высокопревосходительетво, – тонким голоском произнесла душа, – мне кажется, будто вновь прибывшие грешники терпят неизмеримо малые муки.

Его высокопревосходительство омрачилось.

– В этом никто не посмеет нас упрекнуть, – строго произнес заведующий, обмахиваясь расшитым хвостом. – Наказываем их согласно старым правилам и обычаям.

– Ваше высокопревосходительство, – продолжила душа‑доносчица, – не следовало ли бы поступающих грешников подвергать дистилляции? Душа профессора Нарцисса утверждает, будто это очень хорошее наказание, и вы еще лучше позабавитесь с грешниками, потому что воплей будет куда больше, чем от всех котлов Папена с серой, смолой или асфальтом. Свеженькие грешники лучше прочувствуют, что такое адские муки, понемногу дистиллируясь, и реветь и причитать будут громче.

Заведующий похвалил душу за столь внимательную заботу о своих новых коллегах и велел позвать душу профессора, которая и изложила ему устройство дистилляционного аппарата.

План заведующему понравился, и он поручил изготовить аппарат для новоиспеченных грешников, причем помощь оказывали души грешных монтеров.

Первую пробу провели с толстым испанским епископом.

Этот парень заговорил о святой инквизиции, но на это не обратили внимания и, засунув его в аппарат, завинтили крышку. Потом под ним развели огонь, и испанский епископ начал дистиллироваться.

Сквозь грохот из котла жалобно донеслось: «Miserere mei domine, sicut magnam misericordiam tuam»[1].

– Тут тебе это не поможет, – иронически обронила душа профессора, а душа начальника полиции нетерпеливо вглядывалась: скоро ли из дистилляционного аппарата закапает долгожданная жидкость.

Черти‑надзиратели в это время лупили по щекам какую‑то глупую душу, когда из стока аппарата крупными каплями медленно закапала жидкость. Обе души уже подставили ладони, как вдруг примчался заведующий отделением. С перепугу обе души разбрызгали жидкость вокруг себя, несколько капель попало на черта‑ротмистра, который с диким воплем превратился в фосфорную свечу. Раздался страшный грохот, и пекло рухнуло.

Из испанского епископа они получили дистиллированную святую воду!

Бошилецкий священник проснулся на кушетке, экономка совала ему под нос склянку с нашатырем, восклицая:

– Очнитесь же, ваше преподобие!

Из соседней комнаты донеслось пение других священников близлежащих приходов.

Экономка принялась разъяснять его преподобию, что собратья допивали последнюю бутылку из тех, что оставались от торжественного обеда в честь освящения храма, когда он свалился под стол.

Вот его и принесли сюда.

Священник понял все это не слишком отчетливо и снова уснул.

 


[1] «Смилуйся надо мной, господи, благо велико милосердие твое» (лат.).

 

Заметки к публикации: 

Первая публикация: «Карикатуры», 13.3.1911.