О двух людях, которые ощущали потребность любить

I 

Случается так, что юноши влюбляются в семнадцать лет, и в их числа оказался некий гимназистик Марат. Он полюбил неизвестную девушку.
Понятие «неизвестная» означает в данном случае то, что Марат понятия не имел, какие у нее волосы, какие глаза... Короче, он вообще не знал, как она выглядит. Его любимая была идеальной неизвестной. До сих пор он ни разу не видел ее, никогда с нею не говорил и лишь мечтал о ней со всей жаркой восторженностью семнадцатилетнего гимназиста.
Итак, его любимая оставалась тайной, которую он тщетно пытался раскрыть.
Задачу о неизвестной любимой Марат пытался решить следующим способом. Вечерами он останавливал на улицах незнакомых девушек, бормотал им что-то об отваге и свиданиях и навязчиво предлагал проводить их. При этом он, заикаясь от волнения, атаковал их словами «очаровательная прелестница», «великодушная», «глубокомысленная» и другими подобными титулами. Одну он даже назвал удивительным словом «всемилостивейше»». Всемилостивейшая сломала об него свой зонтик…
Все его попытки оканчивались неудачей. Если не считать случая со сломанным зонтиком, его молча н упорно отвергали. Однажды, правда, случилось так, что он, с опущенной долу главою, молча шел рядом с девушкой целых десять минут, пока та не решилась на отчаянный поступок и не воскликнула: «Вон идет полицейский!» Закусив с досады губу, Марат тотчас же свернул за угол. Как это ужасно, когда человек не может найти неизвестную любимую! Пришлось ему одному идти домой и наедине со своей любовью готовить уроки.
На дом был задан перевод из гомеровской «Илиады», где каждым третьим словом было «волоокая», «прекраснокудрая», «лилейнорукая» и «прекраснейшая», А его квартирная хозяйка была настолько старой девой, что он никак не мог в нее влюбиться...
Что же касается прекрасной неизвестной, то она переполняла все его сны, которые со временем становились все более романтическими...
...У его волоокой и прекраснокудрой возлюбленной отец—мясник, Родитель лилейнорукой застает их во время тайного свидания, связывает его и бросает в тележку, запряженную парой собак, а потом везет к себе в лавку, которая встречает пленника вывеской: «Здесь по вторникам, средам и субботам вы можете приобрести в неограниченном количестве колбасы из потрохов и ливера несчастных влюбленных».
И вот горемыка уже во дворе. Двор выглядит точно так же, как в его родной деревне при убое скота: из котлов валит пар, корыта наполнены вздувшимися кишками. На пороге кухни важно стоит директор гимназии. В одной руке он держит дисциплинарный устав, а в другой — большой мясницкий нож, точно такой же, какой в их деревне одалживают у Никличека для забоя свиней.
До несчастного доносятся звуки органа, и вот уже из близлежащего костела толпой выходят гимназисты. Они валом валят во двор и обступают корыта, а которые какой-то ученик подливает горячую воду. Вдруг появляется сам господин законоучитель вместе со своим псом Филаксом. Он становится подле корыт и звучным голосом громко возглашает:
«Гимназисты! Ныне будет ошпарен кипятком Карел Марат, учащийся пятого класса гимназии, группа «Б». Спасен же он будет только в том случае, если правильно ответит на вопросы господина учителя греческого языка!»
Приходит учитель греческого, перекидывает из руки в руку старый потершийся цилиндр и спрашивает пленника:
«Скажите-ка, Марат, как будет по-гречески «волоокая», «прекраснокудрая», «лилейнорукая» и «прекраснейшая»?
Марат забыл все на свете и никак не может вспомнить. Он потеет и мечется в тележке:

«Сейчас, сейчас я вспомню,
господин учитель!»
К нему подходит директор
и грозно кричит:
«Стыдитесь, вы, чешский гимназист!»
И тут Марат брякнул:
«Я не знаю!»

В ответ директор вытаскивает из кармана какую-то официальную бумагу и читает:
«Карел Марат, учащийся пятого класса гимназии, группы «Б», сим исключается из всех средних учебных заведений Австрийской империи и предается в руки господина мясника, чтобы тот приготовил из него кровяную и ливерную колбасу».
«Через полчаса будет готова!» — закричал мясник и схватил Марата. Он отчаянно сопротивляется и опрокидывается разом с тележкой...
...Лежит Марат на полу вместе с постелью и одеялом, протирает глаза и шепчет по-гречески:
«Волоокая, прекраснокудрая, лилейнорукая, прекраснейшая...»

II 

Случается так, что девушки влюбляются в четырнадцать лет, и в их числе оказалась Карла Седлакова. Она ощущала такую же потребность любить, как и Марат, и тоже не знала, кого. У нее это был неизвестный любимый, и потому она ни с того ни с сего часто плакала. В сердце ее разыгрывались жаркие баталии...

Она посылала трубочистам воздушные поцелуи, а когда у нее из волос падала шпилька, то думала, что кто-то по ней страдает, и ни за что не позволяла другим девушкам поправить ей прическу и вернуть шпильку на место:
«Ишь ты, хочет отбить его у меня!»
Кого? Неизвестного любимого...
Если ей икалось, она гадала на числах, до тридцати двух, «Семь! Значит, а, бэ, цэ, дэ, э, эф, гэ…» Кто бы это был на Г.? Может быть, Густав? Ах, нет у нее Страдающего по ней знакомого Густава! А того красивого подручного лавочника, у которого она покупает кофе и сахар, зовут вовсе не Густавом. Конечно, его можно было бы полюбить, но от него воняет селедкой и керосином...
Она ходила в школу мимо дома, а окнах которого постоянно торчали гимназисты. Они курили и сплевывали на улицу. Это было некрасиво и неприлично. К тому же, они не обращали на нее внимания...
Вот вывеска — «Войтех Нетуха».
«Любит ли меня неизвестный?»
Она начинала считать с «В» — да, нет, да, нет, да, нет... Нет, не любит! А вот она была бы ему верна, и даже смотреть на стала бы на таможенного чиновника, который живет в их подъезде. У него красный нос, он нюхает табак и говорит ей «Мое почтение...» Но он вовсе не плохой человек. Иногда в воскресенье он приходит к ним под вечер в гости, дарит ей шоколадку и всегда при этом говорит:
«Ваш раб принес вам дань, королева мово сердца!»
Все смеются. Папочка посылает за вином, потом за вином посылает чиновник, так что когда он уходит, глаза у него блестят совсем как у Тонки Матоховой, которая принимает мышьяк, чтобы был красивый цвет лица.
А сны Карлы были просто прелестны…
…Ее неизвестный сидит у них на столе, пьет из огромной кружки, курит трубку, болтает ногами и громким, уверенным голосом объясняется ей в любви. «Я люблю тебя еще больше, чем себя!» — говорит он.
Время от времени он откладывает трубку, спрыгивает со стола, падает в ее объятия и страстно целует ее — точно так, как жених целует сестру, которая старше ее на пять лет, когда та прощается с ним на лестнице. Потом ее неизвестный снова садится на стол и кричит, что Карла будет его, если даже ему придется для этого разрушить всю вселенную!..
Какой же он сильный! Вот он бьет кулаком по столу, и стол разваливается, после чего неожиданно появляется отец Карлы. Неизвестный схватился с папочкой и выкинул его из окна на улицу!
«Иисус, Мария!»
«Что это ты кричишь во сне?», — будит Карлу мать.
Карла сначала садится на кровати, потом спрыгивает на пол, подбегает к маменьке и горячо целует ее, после чего возвращается в свою постель и, неизвестно отчего, с минутку тихонько плачет. Затем она принимается считать стук часов: «Любит, не любит, да-нет, да-нет, да-нет»,— и считает так долго, пока не уснет. Спит до очередного маменькиного восклицания:
«Дочка, что это ты опять кричишь во сне?»
Явится ли когда-нибудь ее неизвестный?

III

Карел Марат и Карла Седлакова встретились на катке. Знакомство состоялось благодаря тому, что они сильно столкнулись друг с другом и разом упали. Он полетел направо, а она — налево.
«Ах, черт побери!» — воскликнул Марат, и то были первые слова, которые Карла услышала из его уст.
Они встали и отряхнулись.
«Ничего, пустяки»,— начал он устанавливать с ней дипломатические отношения.
«Вы не ушиблись?» — спросила его Карла.
«Так, немножко. Но вы вовсе а этом не виноваты, — небрежно бросил Марат. — Разрешите с вами прокатиться?»
Она кивнула в знак согласия, и они стали кататься вместе. Марат долго рассказывал, что он учится выписывать фигуры, после чего стал показывать свое искусство. И тут она убедилась, что он действительно учится: Марат постоянно падал. Когда же он заметил, что это забавляет ее, то стал падать еще чаще.
«Я уже все позабыл, — нахально лгал он. — В прошлом году я участвовал в соревнованиях и взял третий приз. Конечно, не первый, но все-таки…»
Потом он поведал ей, что учится в университете, а выглядит так молодо потому, что редко курит, и дохнул на нее, чтобы она почувствовала, что он пил в буфете чай с ромом. Далее он заявил, что выпил целых десять стаканов, после чего стал притворяться пьяным.
И это ее покорило!
О, как он мужествен! Когда в них врезался семилетний мальчишка, он дал ему подзатыльник! Да, вот он, неизвестный любимый!
А что же вы, Карел Марат?
Да, конечно же, это — моя неизвестная любимая!
Он провожал ее до самого Карлина...
«Напишите мне poste restante», — важно изрекла она.
И тут его осенило.
«Вы читаете «Политику», барышня?»
«Да, читаю».
«Следите за рубрикой писем, в ближайшие дни там будет нечто для вас».
Ах, какой же он джентльмен! Ведет себя совсем как барон или граф... Она пожала ему руку!
Возвращаясь из Карлина, Карел Марат прошептал сам себе:
«На объявление в газете придется пустить географический атлас...»
Итак, спокойной ночи, дети!

IV

На третий день утром Карла пришла к продавцу газет. Она развернула «Политику» и вскрикнула. Вы только посмотрите, что было напечатано в рубрике «Письма»:
Барышне Карле Седлаковой. Карлин, Краловская улица, 8.
Когда нас милая судьба соединила,
Надеждою она мне сердце напоила.
Что на каток придешь ты,
как и раньше,
Что вместе будем пить мы
из любовной чаши.
Там завтра в три часа ждать
стану я послушно...
Ах, в Карлин пусть летит мой
поцелуй воздушный!
Твой Карел.

О радость, радость юности! Выходя на улицу, Карла подпрыгнула в подворотне от радости. Как это прекрасно звучит: «Барышне Карле Седлаковой, Карлин, Краловская улица, 8»!
Внезапно ее охватил страх. Господи боже, ведь это же прочтет папенька!
Ножницы! Только они могут ей помочь! И бедняжка вырезала ножницами милое, дорогое ее сердцу письмо.
«Этого еще не хватало! — закричал господин Седлан. — Ничего себе порядки! Этот торгаш вырезает из газеты все, что ему вздумается, а потом еще и продает ее! Поди к нему, Карла, и пусть он даст тебе целую «Политику». Да скажи ему, чтобы он впредь был внимательней! Отчего ты плачешь? Ого, да здесь что-то нечисто! А ну, говори, рассказывай, а не то я тебя четвертую, дитя мое! Мать, розгу!»
История жестокого обращения с подследственными обогатилась еще одним примером и еще одним документом. Карла во всем созналась. Приговор гласил:
«Неделю не смей выходить из дома! А сейчас пиши письмо, которое я отнесу а «Политику»!
«Ради бога, пожалей его, папенька!» — Слышалось в паузах между диктовкой.
«Пиши и не болтай, несчастная!»

V

На другой день Карел Марат прочел в «Политике» а рубрике писем следующее:
«Настоящим прошу того самого господина, который написал стихи и подписался «Карел», прийти сегодня в семь часов вечера в дом номер восемь на Краловской улице, что в Карлине».
Он был неописуемо счастлив. Его зовет она, его Карла!
В тот день он получил «неудовлетворительно» по всем предметам. Но что такое «неудовлетворительно» по сравнению с тем, что в Карлин приглашен он, тот самый господин, который написал стихи и подписался «Карел»! Карел, — поэт и возлюбленный Карлы Седлаковой...
«Наверное, она, моя дорогая, тоже продала какую-то книгу, чтобы заплатить за объявление», — шептал он на перемене.

VI

Ровно в семь вечера господин, который написал стихи и подписался «Карел», явился в дом номер восемь на Краловскую улицу.
В семь часов пять минут он был схвачен за воротник неким пожилым господином и с приглашением «Соблаговолите войти» был втащен в подъезд. Итак, войти он соблаговолил, но отнюдь не добровольно.
В семь часов десять минут в подъезде послышались ритмичные удары, словно кто-то выколачивал ковер, и крик: «Ваша милость, ради всех святых...»
В семь пятнадцать из дома номер восемь вылетел сам не свой господин, который написал стихи и подписался «Карел», Он с трудом взобрался в трамвай и посмотрел вокруг так печально, словно у него в одночасье умерли мать, отец и брат с сестрою...

VII

Так чем же закончилась повесть о двух людях, которые ощущали потребность любить?
Тем, что Карелу Марату пришлось до конца учебного года выпрашивать на время географический атлас, а Карла Седлакова стала обожать того самого подручного лавочника, который пропах керосином и селедкой, но зато давал ей на пять геллеров целых три шоколадки и при этом так обворожительно улыбался…