(Подтатранская зарисовка) 

 

Никогда он не стриг ушами, никогда не рыл нетерпеливым копытом землю, редко когда ржал, но зато повозку тянул не зная устали.

Такого норова был коняга у Михаила Байюки из Нового Тарга.
Хозяин его никогда не улыбался, не терпел долгих речей, не упивался до потери сознания (хотя люди говорили, что выпить он горазд), зато работать умел, и работал с охотою.
Таков был Михал Байюка, возчик.
Коняга и Михал составляли как бы одно неразрывное целое. Укладываясь спать (возчик спал тут же, в конюшне, рядом с конем, лежавшим на соломенной подстилке), Михал Байюка затевал разговор. Для этого нужно было случиться особому событию, такому, что Михал Байюка почел необходимым сообщить о нем своему Чарному.
— Гей, Чарный, — привольно раскинувшись на войлоке у дверей конюшни, обратился как-то однажды в субботу Байюка к своему коньку, — ты не приметил, кого это мы с тобой везли сегодня в Закопане? Об эту же пору тот же пан и та же пани ровно пятнадцать лет назад велели себя отвезти из Тарга. И знаешь, сколько они мне сегодня заплатили? Пятнадцать рейнских.
Байюка помолчал — столь длинная речь его утомила.
— А потом они со мной разговаривали, — продолжил Михал немного погодя. — Ох, Чарный, какие славные речи они со мною говорили... Господин сказал мне... — Тут Михал опять замолчал. — Ох, Чарный, чуднáя была речь, — снова начал он, подумав немного. — Странные говорились слова. Господин этот сказал: «Вы — основатель нашего счастья». Чуднó, правда, Чарный?
Михал Байюка, утомившись долгой речью, повернулся лицом к теплой, прогретой стене конюшни и уснул.
Михал Байюка не мог пожаловаться на свою память.
Пятнадцать лет тому назад остановился подле его возка восемнадцатилетний гимназист Звадовский из Львова — договориться, за сколько он согласился бы отвезти его в Закопане. Денег у гимназиста было кот наплакал, поскольку в Новом Тарге он накупил много разных разностей вроде трости с набалдашником в виде топорика и тому подобных пустяков.
На площади никого не было, кроме кучки бедно одетых горалов1, перед которыми Звадовский не стыдился торговаться. Но тут произошло нечто весьма для него неприятное.
Пересекая площадь, к возку приближалась молодая особа. Это была барышня Кася Дембичова, которая вместе с дядюшкой отдыхала в Закопане в той же гостинице, что и Звадовский, остановившийся там со своим отцом.
Подойдя к гимназисту, она проговорила:
— Как мило, что мы с вами соседи, давайте поедем вместе. Представляете — у меня потерялся дядюшка.
— Весьма прискорбно, — ответил машинально гимназист, побелев от ужаса, ибо теперь он уже и вовсе не понимал, как вести торг дальше. Ситуация сложилась крайне неловкая.
— В Новый Торг дядюшка поехал со мною вместе — он страстный коллекционер, собирает народные вышивки, — а потом оставил меня в Пентке, в ресторанчике; и все не идет да не идет, вот я и отправилась на площадь одна. Не ночевать же в Пентке на соломе. Теперь я его по крайней мере проучу.
— Этого, барышня, вам не следовало делать, — серьезно возразил Звадовский, — дядюшка будет напуган и опечален.
— Какое там! — рассмеялась барышня. — Он обо мне часто забывает, один раз я уже ночевала на соломе. Вот мне и хочется наказать его. Теперь я вернулась в Новый Торг, а отсюда всегда кто-нибудь из знакомых едет в Закопане. Вот и вы тоже... Доеду я с вами.
Кася рассмеялась.
— Денег у меня с собой нет, все у дядюшки, так что вам придется дать мне в долг.
Гимназист судорожно стиснул в кармане гимназических брюк два последних злотых. Руки у него дрожали, поскольку Кася уже весело расположилась в повозке.
— Я уже сказал, что больше двух злотых дать не могу, — обратился Звадский к Михалу.
— А я тогда не поеду, — невозмутимо отзвался Михал.
— Накиньте еще злотый, — шепнула Кася гимназисту на ухо.
— Обожаю торговаться, — ответил ей Звадский, делая попытку улыбнуться.
— Больше двух злотых не дам, и конец, — сказал он Михулу. — Отвезете нас и за два злотых, нечего скаредничать.
— За два злотых не повезу, — невозмутимо, как и прежде, ответил Михал. — Два злотых — это все равно что ничего.
— Как интересно! — шепнула Кася.
— Это вовсе не мало, — возразил Звадовский, — а иначе никто из нас не поедет... — Он спохватился, вспомнив, что барышня уже сидит в повозке. — Я пойду к другому. За два злотых нас любой отвезет.
— Никто вас не отвезет, никто на целом свете.
Он умолк.
— Ладно, отвезу, так уж и быть, — немного погодя проговорил Байюка, — но поеду совсем медленно, не спеша, так что в Закопане мы попадем только поздно ночью.
Он помолчал, что-то припоминая, а потом добавил, словно хотел уточнить путь, каким они поедут:
— Будет уже совсем темно. Поедем вдоль Дунайца — и как пить дать свалимся. Там уж много людей потонуло. Теченье-то быстрое.
— Значит, едем за два злотых — так-то вот, — радостно воскликнул Звадовский, усаживаясь в повозке напротив Каси.
— Но-о, трогай помаленьку, — приказал возница коньку, и они поехали.
— Ой, как интересно! — рассмеялась Кася, и гимназист Звадовский рассмеялся тоже. — Мне очень понравилось, — заметила Кася, — как вы держались, когда вели переговоры с возчиком.
— Это мой принцип — никогда ни в чем не уступать, — гордо произнес Звадовский.
Сверх ожидания Михал Байюка выполнил свою угрозу более чем основательно.
К мосту через ручей, до которого из Нового Тарга от силы минут тридцать, они добирались часа полтора, а до Дунайца, что в пятнадцати минутах от моста, они ехали еще час.
Повозка часто останавливалась на большаке, стояли по четверть часа, и Михал испытующе поглядывал на своих путешественников.
Перед Парницей их застигла уже полная тьма; повеяло ночной прохладой.
И так вышло, что хотя барышня Кася была не робкого десятка, она велела хорошенькому гимназисту подсесть поближе.
А Михал Байюка ехал все медленнее и медленнее.
Прижавшись друг к дружке, молодые люди расхваливали чудесную дорогу, а когда после семи часов езды попали в Паранину, то признались, что любят друг друга; стоило повозке остановиться — они поцеловались.

Пани Кася Звадовская, урожденная Дембичова, любит вспоминать неторопливую езду Михала Байюки, который, разговаривая со своим коньком, однажды в субботу удивлялся, как это возможно, что господин, которого он пятнадцать лет назад вез в Закопане, признался ему, что он, Михал, — «основатель его счастья».

 

 

Примечания

1. Одна из народностей Прикарпатья (прим. переводчика).

 

 

 


 

Заметки к публикации: 

Первое издание: №89. Pomalá jízda. Podtatranská črta // Národní listy 44, 1904, č. 229, 20/8, odpol. vyd.

Издание на русском: Гашек Я. Талантливый человек. 1983. С. 21 – 24. Перевод Е. Мартемьяновой.