В начале марта 1918 года Гашек переехал из Киева в Москву.

С киевскими левыми социал-демократами ему не удалось сблизиться. Ведь еще не так давно он выступал против них в «Чехословане», этих выступлений они не забыли и, по-видимому, не особенно доверяли ему.
Москва к этому времени становится подлинным центром революционной России. В середине марта сюда переезжает из Петрограда Советское правительство; здесь происходит IV Всероссийский съезд Советов, ратифицировавший мирный договор с Германией; здесь В.И. Ленин издает свою программу начала строительства социализма в стране «Очередные задачи Советской власти»; отсюда он организует отпор натиску иностранных интервентов, объединившихся с внутренней контрреволюцией; здесь родится ленинский лозунг «Все для фронта!», который превратит молодую республику и единый революционный военный лагерь.
О пребывании Гашека в Москве сохранилось мало достоверных сведений. Известная книга Вацлава Монтера «Ярослав Гашек — военнопленный № 294217»,1 которой обычно пользуются биографы писателя, когда обращаются к этому этапу его жизни, содержит много вымысла. Поэтому без сопоставления с другими данными и тщательной проверки она не может служить источником надежной информации.
Некоторые важные свидетельства о «московском периоде» жизни Гашека и тех событиях, которые содействовали его политическому росту, содержатся в воспоминаниях старого большевика, члена партии с 1913 года, Сергея Михайловича Бирюкова.
С. М. Бирюков познакомился с Гашеком в марте 1918 года в Москве, в военном комиссариате. Они подружились. Сергей Михайлович делился с Гашеком своим пайком, неоднократно оставлял у себя ночевать. Вместе ходили они по собраниям и митингам, вместе зачитывались статьями В.И. Ленина и с нетерпением ждали его приезда в Москву.2
Статьи и выступления В. И. Ленина оказали определяющее влияние на политическое созревание Гашека. Его вступление в Коммунистическую партию было ответом на призыв Ленина к иностранным грудящимся помочь русской революции.
С. М. Бирюков рассказывает об этих решающих днях и жизни писателя: «...утром 12 марта 1918 года вся Москва уже знала: Ленин здесь, Ленин рядом...
Днем 12 марта Владимир Ильич выступал с речью на заседании Московского Совета в Политехническом музее...
Нам с Гашеком повезло: в составе военной делегации мы попали на это выступление В.И. Ленина и были свидетелями того, с каким восторгом встретили его депутаты.
Но вот наконец наступает тишина. Владимир Ильич начинает говорить. Его мудрые и всем ясные слова сразу же овладевают слушателями.
В ту пору событием, волновавшим всю революционную Россию, было заключение мирного договора с Германией...
«Мы никому не изменяем, мы никого не предаем, мы не отказываем в помощи своим собратьям. Но мы должны будем принять неслыханно тяжелый мир, - говорил Ленин, мы должны будем принять ужасные условия, мы должны будем принять отступление, чтобы выиграть время...».
Далее Ленин говорил о том, какая тяжелая обстановка сложилась сейчас для народа, и о тех суровых испытаниях, которые еще предстояло выдержать.
Глубоко запали в сердце Гашека слова Ленина: «Как ни бесчинствуют теперь международные империалисты, видя наше поражение, а внутри их стран зреют их враги и союзники для нас. ...Растет возмущение против империалистов, растет число союзников в нашей работе и они придут к нам на помощь».
На другой день после выступления Владимира Ильича Гашек зашел ко мне и остался ночевать. Он был взволнован, выглядел очень торжественно.
Я заметил эту перемену в Гашеке и спросил его:«Что с вами, Ярослав Романович?»3 — и услышал такой ответ: «Я решил, Сергей Михайлович, ответить на призыв Ленина к нам, иностранцам, о помощи русской революции: вступить в партию Ленина...»4

Вскоре Гашек вступил в Чехословацкую секцию РКП (б) и начал сотрудничать в органе Чехословацкой социал-демократической партии — газете «Прукопник».5
Понимая, как важно открыть глаза обманутым легионерам на предательскую политику их командования, помочь им разобраться в том, что происходит в России, и поднять эту вооруженную силу чешских и словацких трудящихся па защиту молодой Советской республики, а тем самым и на защиту собственной свободы и независимости, Гашек подчиняет этой задаче всю свою журналистскую деятельность в «Прукопнике».
Таково было назначение и его первой статьи в первом номере газеты — «К чешскому войску. Зачем ехать во Францию?» («Прукопник», 27 марта 1918 года).
Писатель обвиняет здесь руководство Отделения Национального совета в измене делу революции, в обмане легионеров; говорит о значении Октября для освобождения чешского и словацкого народов; призывает легионы поддержать русскую революцию и тем помочь осуществлению революции па родине и во всем мире.
Статья завершается горячим призывом к легионерам выполнить свой революционный долг:
«Мы должны остаться здесь! И здесь должен остаться каждый из нас, кто знает, что мы потомки таборитов, первых в Европе социалистов-коммунистов. А это знает каждый чех!
Наше место здесь, а ни в коем случае не на Западе! Мы должны помочь России!»
В стихотворном «Маленьком фельетоне» («Прукопник», 4 апреля 1918 года) Гашек противопоставляет легионерскую массу руководству Отделения Национального совета, простой народ — «панам». Он предлагает заявить всем этим господам, пытающимся увлечь легионеров па пагубный и преступный путь измены русскому народу и делу революции:

Ко всем чертям катитесь, паны, сами!
Мы все — повстанцы, войско баррикад.
Не шли вы с нами — мы не едем с вами,
Никто вам, господа, теперь не рад!

В статье «Чешские коммунисты XV столетия» («Прукопник», № 2, 4 апреля 1918 года) он обращается к традициям гуситского движения и, показывая непримиримость интересов угнетателей и угнетенных, подводит к идее социальной революции.
Статьи Гашека в «Прукопнике» были существенной частью его партийной работы. Они свидетельствовали о стремительном политическом росте писателя, о том, что Москва оказалась для него хорошей школой практической политграмоты.
Весной 1918 года войска интервентов с разных сторон хлынули в Советскую Россию. Все большую опасность начал представлять и чехословацкий корпус, который в любой момент мог быть использован для преступной поддержки контрреволюции.
Чехословацкие коммунисты в России прекрасно понимали эту опасность, свою ответственность за действия легионов и стоящие перед ними в связи с этим трудные задачи. Руководство партии начало направлять своих агитаторов на крупные железнодорожные узлы, лежащие на пути следования чехословацкого корпуса.
Самыми значительными центрами агитационной работы становятся Пенза и Самара.

Гашек, возглавивший одну из таких групп чехословацких коммунистов-агитаторов, был направлен в апреле 1918 года в Самару.
Здесь он развернул необычайно энергичную деятельность: печатались и распространялись воззвания, была создана местная партийная организация, сформирована чехословацкая красноармейская воинская часть. Гашек почти ежедневно выступал на собраниях и митингах, беседовал с отдельными группами легионеров. Это далеко не полный перечень различных сторон его работы в Самаре.
Работа была не легкой. Не хватало средств и обмундирования для формирующейся красноармейской части; бесконечные препятствия чинили старые чиновники, сидевшие в самарских учреждениях, и чешское военное начальство, стремящееся не допускать общения легионеров с большевистскими агитаторами. Требовалось много упорства, настойчивости и даже изворотливости, чтобы преодолевать эти препятствия.
Дело осложнялось и тем, что командование корпуса начало отвратительную кампанию клеветы против Гашека, обвиняя его в предательстве и стремясь дискредитировать в глазах легионерской массы.
Особенно усердствовала в этом отношении легионерская газета «Ческословенски денник».6 На протяжении апреля-мая 1918 года (когда Гашек находился в Самаре) редкий номер ее обходился без выпадов против него.
5 апреля, например, в статье «Подрывная работа» газета так «информировала» о нем своих читателей:
«Гашек имеет обыкновение порочить гнездо, в котором перед тем нашел пристанище. Так, еще дома, когда он разошелся с «Ческим словом», он сейчас же начал поставлять в «Право лиду» пикантные интимные подробности из национально-социального закулисья. Это он делает и здесь. Сейчас он сбежал из нашего войска и поносит его и все, что с ним связано.
Мы можем себе примерно представить, как он будет писать о большевиках, когда поближе приглядится к их кухне; это будет опять очередная гашковина».7
Через два дня газета обвинила Гашека уже в... шпионаже, опубликовав заметку о его приятельских отношениях с «австрийским шпионом» Швиговским (бывшим главным редактором и издателем «Чехослована»).
Газета стремилась поссорить Гашека и с его соратниками по «Прукопнику» (Ф. Бенешем, Кпофличеком и др.), напоминала о тех выпадах, которые он допускал в свое время против левых социал-демократов в Киеве, характеризуя их как «революционеров, которые ходили посмотреть на баррикады, а затем заваливались спать».8
О трудностях, с которыми столкнулся Гашек в Самаре, и его настроениях в то время рассказывает в своих воспоминаниях Йозеф Поспишил, который работал вместе с Гашеком в полковом комитете Первого полка в Киеве и здесь снова с ним встретился, став его деятельным помощником.
«При первой встрече с Гашеком в Самаре я заметил в нем какую-то особую озабоченность. Эта необычная для него черта сразу бросилась мне в глаза.
Гашек встретил меня с искренней радостью, я бы даже сказал, с чувством облегчения, так как видел во мне нового соратника и замену готовящегося к отъезду комиссара Малины...
В долгом разговоре Гашек посвятил меня в ситуацию, полную тягот, препятствий и непонимания. Он признавал, что па него возложена ответственнейшая задача. Он принял ее, хотел трудиться для ее выполнения, но отдавал себе отчет в том, что сил его на это не хватит.
О Гашеке с ненавистью говорили и писали не только легионеры: на него клеветали и некоторые чешские коммунисты из Киева и Пензы. Это удручало Гашека и было причиной появлявшихся временами слабости и колебаний. Забот было сверх головы, и едва удавалось устранить одно препятствие, как тут нее появлялось другое. Положение в легионах, угрожающее вооруженным конфликтом с Советской властью, все более удручающе действовало на сознание Гашека».9
Но Гашек успешно преодолел не только внешние, но и внутренние препятствия — сомнение в собственных силах, в успехе порученной ему миссии. Написанные им в Самаре воззвания четки и бескомпромиссны, полны веры в правильность избранного пути.
Воззвание к легионерам «Солдаты-революционеры!», распространявшееся в виде листовок в эшелонах проезжающих чешских войск и на митингах, свидетельствовало о ясном понимании Гашеком международного характера Октябрьской революции, ее значение для освобождения чешского и словацкого народов и понимания той роли, которую должно сыграть чешское войско, если оно действительно хочет быть войском революционным.
Гашек указывал здесь на опасность, которой грозят Советской России «штыки Карла Габсбурга и Вильгельма Гогенцоллерна». Он обвинял легионеров, покидавших в такую тяжелую минуту революционную Россию, в измене делу мировой революции и призывал не верить руководителям Отделения, твердившим о значении их борьбы во Франции.
«Русский революционный фронт имеет для нас большее значение, и здесь мы нужнее», писал он.
Воззвание завершалось призывом помочь русским рабочим и крестьянам в охране молодой республики, вступать в ряды Красной Армии:
«...Верьте русской революции, верьте мировой революции, разберите спокойно это воззвание к вам, и кто с ним согласится, пусть вступит в чехословацкие отряды при русской Красной Армии».10
Воззвание было подписано Гашеком и комиссаром Малиной.
Несмотря на все трудности и препятствия, Гашек с честью выдержал «самарский экзамен». И хотя результаты его деятельности оказались значительно более скромными, чем он ожидал, работа, проведенная им и его группой, была большой и плодотворной. В Самаре была сформирована чехословацкая красноармейская воинская часть, насчитывавшая к концу мая сто двадцать человек; создана партийная организация; далеко по Сибирской железнодорожной магистрали, занятой чехословацкими войсками, разнеслись листовки с пламенными призывами Гашека летучие семена большевистской правды, которые рано или поздно должны были дать свои всходы.11
Созданная Гашеком красноармейская часть вскоре получила и свое первое боевое крещение в боях с восставшими легионерами под Самарой.
Контрреволюционное восстание чехословацкого корпуса началось в конце мая. В короткий срок легионеры овладели Пензой, Кузнецком, Сызранью и начали подступать к Самаре.
Одной из последних попыток предотвратить дальнейшее кровопролитие, воздействовать на совесть, честь и долг легионеров было составленное Гашеком воззвание «Ко всем чехословакам» («Солдат, рабочий и крестьянин», 30 мая 1918 года).
Гашек обвиняет здесь Национальный совет в измене «священной идее революции», объявляет предателями тех чехов и словаков, которые, участвуя «в авантюре Чешско-словацкой Национальной Рады» (Национального совета. — С.В.), подняли меч па Советскую республику, и призывает всех подлинных чехословацких революционеров защищать ее «до полной победы над всеми предателями всемирной революции», вступать в чехословацкие отряды Красной Армии.
Воззвание, кроме Гашека, было подписано также Франтишеком Шебестой и Йозефом Поспишилом.
Оно было опубликовано в самарских газетах и распространялось в листовках по всему пути следования легионов.
Но остановить кровопролития не удалось. Сорок тысяч чешских и словацких солдат, обманутых, ослепленных, дезориентированных, приняли на себя позорную роль душителей молодой республики - начался мятеж чехословацкого войска, называвшего себя «войском революции» и совершавшего кровавые преступления во имя «спасения демократии» от «ужасов большевизма».
Занимая стратегически выгодные позиции (чехословацкие войска были расположены по всей Сибирской железнодорожной магистрали, от Пензы до Владивостока), располагая хорошо вышколенным воинским составом, воспитанным в духе буржуазного национализма и ненависти к большевикам, пользуясь всемерной поддержкой стран Антанты, легионы развернули в начале успешное наступление. Вслед за Пензой, Кузнецком и Сызранью овладели они и Самарой.
Йозеф Поспишил так рассказывает о последних минутах сопротивления красноармейских частей мятежникам: «В ночь с 7 на 8 июня мы с Гашеком находились со своими тремя взводами на станции Самара. До последней возможности мы сдерживали натиск мятежников, прорывавшихся через Самарский железнодорожный мост... В самый последний момент мы вспомнили, что в гостинице «Сан-Ремо», где была наша резиденция, остались различные документы, в том числе списки добровольцев-чехословаков из нашего отряда. Чтобы эти материалы не попали в руки врагов, решено было, что Гашек пойдет в «Сан-Ремо» и возьмет или уничтожит их. После этого мы договорились снова встретиться на станции...»12
Уничтожив документы, Гашек не смог вернуться на станцию, так как ее уже захватили мятежники. Красноармейцам, оборонявшим вокзал, удалось, воспользовавшись последним железнодорожным составом, двинуться на восток; Гашек принужден был спасаться в одиночку. Некоторое время он скрывался в пригородах Самары, затем, переодевшись в крестьянскую одежду, отправился пешком по направлению к селу Большая Каменка.
О том, что могло ожидать Гашека в захваченной белочехами Самаре, можно судить по судьбе чешских коммунистов пензенской группы (Ал. Скотака, Отченашека и др.), которые без суда и следствия были повешены легионерами.
Страшные картины расправы легионеров с самарскими коммунистами рисует Вацлав Канлицкий в романе «Горностай».13

Чехословацкое командование усиленно разыскивало Гашека. В июле 1918 года в Омске был подписан ордер на его арест, в котором он обвинялся в измене чешскому народу.
В ордере стояло: «Военно-полевой суд чехословацкого войска на основании предложения общественного обвинителя выдает настоящий ордер на арест Ярослава Гашека, бывшего члена редакции «Гумористицких листов» в Праге, бывшего добровольца Первого чехословацкого полка имени Яна Гуса, редактора «Чехослована» в Киеве, члена редакции соц. дем. ком. газеты «Походень» в Москве, организатора чехословацкого красного войска в Самаре, повторно обвиняемого в государственной измене чехословацкому народу.
Всем участникам чехословацкого революционного движения строго предлагается, где бы и когда бы он ни попался, арестовать его и доставить под сильной охраной в распоряжение военно-полевого суда чехословацкого войска». (Подчеркнуто в подлиннике.– С.В.)14
Ордер был напечатан в газете «Ческословенски денник» от 27 июля 1918 года и позднее перепечатан в Праге в газете «Народии листы» (11 января 1919 года) и др.
Но Гашек счастливо набежал этой кары и, после долгого скитания по тылам белочехов, благополучно пересек линию фронта, добравшись в середине сентября до Симбирска (который незадолго перед тем – 12 сентября – был взят Красной Армией).
Позднее, в письме к председателю Центрального чехословацкого бюро агитации и пропаганды при ЦК РКП (б) Салату-Петрлику, Гашек так описал этот этап своей жизни: «...Прежде чем я пробрался к Симбирску, мне пришлось два месяца разыгрывать в Самарской губернии печальную роль слабоумного от рождения сына немецкого колониста из Туркестана, который в молодости скрылся из дома и бродит по свету...»15
Встретившись в Симбирске с Бирюковым и рассказывая ему о своих скитаниях, Гашек говорил: «Временами было очень тяжело. Думал о своей родине, думал о судьбах русской революции, жадно ловил слухи о Москве, о Ленине.
Иногда и напевал песню сибирских бродяг: «...хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой».16
Еще раз вернулся писатель к этой теме уже gо возвращении на родину в неоконченном рассказе «Юбилейное воспоминание», который был обнаружен Зденой Анчиком в архиве Ярмилы Гашековой.17
Можно только пожалеть, что рассказ не был завершен. Но и в таком виде он представляет большой интерес и в биографическом, и в историческом, и в литературном отношениях. Гашек рассказывает здесь о зверской расправе белогвардейских банд над самарскими рабочими, о возмущении местных крестьян белым террором, о том, как помогли ему мордовские и татарские крестьяне достать не вызывающую подозрений одежду, как снабжали его продуктами и помогали укрываться от белогвардейских патрулей.18
В Симбирске Гашек поступил в распоряжение Реввоенсовета Восточного фронта. Вскоре его направили в Бугульму, где он некоторое время работал помощником коменданта города. О пребывании в Бугульме Гашек написал по возвращении на родину, в 1921 году, цикл рассказов («Комендант города Бугульмы», «Адъютант коменданта города Бугульмы», «Крестный ход», «Стратегические затруднения», «Славные дни Бугульмы», «Новая опасность», «Потемкинские деревни», «Затруднения с пленными», «Перед Революционным трибуналом Восточного фронта»), в которых юмористически изобразил свою деятельность в необычной для пего роли «красного коменданта».
Несмотря на комический характер ряда ситуаций в этих рассказах, они дают довольно точное представление об обстановке, сложившейся в прифронтовой полосе, о первых шагах Советской власти в отвоеванных у белогвардейцев городах, борьбе с контрреволюцией и т.д.
Работая в Бугульме под непосредственным руководством политотдела Пятой армии, Гашек вскоре становится его официальным сотрудником.
В начале января 1919 года политотдел принял решение издавать ежедневную газету «Наш путь». Гашек, как человек, хорошо знающий газетную работу, был назначен заведующим типографией газеты и направлен в Уфу (взятую советскими войсками 31 декабря 1918 года), где газета должна была издаваться.
Старый большевик В.В. Сорокин, бывший тогда редактором «Нашего пути», писал о первом появлении Гашека в газете:
«Вскоре Ярослав Гашек пришел в редакцию... Внешне скромный, внимательный, лет 35—38 на вид, Гашек производил впечатление культурного и прямого человека, меткого на слово, знающего и любящего газетную работу...
...Он быстро наладил своевременный выпуск армейской газеты и вскоре принял в ней деятельное участие как автор фельетонов на политические и злободневные темы».19

Писал Гашек по-русски. Знание русского языка, который он изучал еще в юности, подкрепленное общением с русскими людьми, дало ему возможность писать свои статьи и фельетоны сочным, метким языком, почти не нуждающимся в правке русского редактора.
Уже первый написанный им по-русски фельетон «Из дневника уфимского буржуя» («Наш путь», № 3, 14 января 1919 года) привлек к нему внимание и симпатии красноармейской массы.
Писатель дает здесь яркий портрет лавочника-спекулянта и контрреволюционера, напуганного, растерявшегося, повторяющего глупые басни о зверствах большевиков и возлагающего надежды попеременно то на Учредительное собрание, то на адмирала Колчака.
«Первый фельетон Гашека «Из дневника уфимского буржуя» читался с исключительным интересом. Читатели газеты (в особенности красноармейцы) от души хохотали над «переживаниями» уфимского толстосума, над ловкими проделками Палички и над отмороженными ушами неудачливых интервентов», – свидетельствует В. В. Сорокин.20

Гашек вел в Уфе большую организаторскую и политическую работу, главным образом среди иностранцев: бойцов иностранных воинских частей Пятой армии, военнопленных, находившихся в районе ее действии, и др.
По его инициативе все иностранные коммунисты были объединены в самостоятельную организацию; он был избран секретарем партийного бюро.
Органом комитета Иностранной партии коммунистов стала газета «Красная Европа», печатавшаяся на русском, венгерском и немецком языках. Гашек был ее редактором и одним из самых активных корреспондентов.
Вдохновленный невиданно мощным размахом русской революции, ее влиянием на западные страны, революционными взрывами, которые начали потрясать в это время Европу (свержение монархических режимов в Австро-Венгрии и Германии и создание самостоятельных национальных республик — Чехословацкой, Венгерской и др.), Гашек верил в грядущую близкую победу мировой революции, в скорое осуществление идей «Красной Европы» как федерации свободных социалистических республик. Эта вера окрыляла Гашека, придавала его воззваниям и статьям силу и убедительность.
В воззвании «Всем иностранцам, возвращающимся на родину» Гашек писал: «Первейшим долгом всех вас должен быть организованный разрыв со всеми лакеями буржуазии.
Ваша обязанность быть дома, на родине, немедленно вступить в организации революционного пролетариата. В Венгрии, Чехии, Австрии — в партию коммунистов, в Германии — в партию спартаковцев.
Вы все, воспитанные великой пролетарской Октябрьской революцией в России, должны помогать товарищам в своей стране устроить республику на советской почве...»21 («Наш путь», 28 февраля 1919 года).
Вера в близкую победоносную революцию на Западе звучит и в его передовой статье в первом номере «Красной Европы» («Задачи «Красной Европы», 15 февраля 1919 года).
«Наступил исторический момент, — пишет он здесь, — когда из Красной России победоносное знамя пролетарской революции иностранные рабочие и крестьяне перекинут на Запад Европы.
Пришел момент беспощадной борьбы пролетариата с буржуазией и социал-предателями во всех государствах.
Переход власти в Западной Европе в руки трудящихся путем гражданской войны — вот задача, осуществлению которой мы и будем способствовать всеми силами.
Ваш долг, товарищи, распространять нашу газету, и мы будем счастливы, если своей деятельностью принесем лепту к созданию Красной Европы, Федераций социалистических советских республик».22
В «Красной Европе» Гашеком были напечатаны также статьи: «Bestia triumphans» («Торжествующий зверь»), посвященная памяти Карла Либкнехта и Розы Люксембург; «Вооруженные силы пролетариата»; «Переворот в Германии» и стихи «Spartaks Helden» («Герои-спартаковцы», на немецком языке). Они свидетельствовали о глубоком освоении писателем идеи пролетарского интернационализма, его искренней вере в победное шествие мировой революции и скорую «окончательную победу над империализмом» (статья «Вооруженные силы пролетариата», «Красная Европа», 22 февраля 1919 года).
Неутомимый, инициативный, полный энергии и энтузиазма, Гашек был непременным участником и организатором многочисленных собраний, митингов, демонстраций и субботников.
Находил он время и для изучения марксистской литературы, в особенности работ Ленина, занимался на партийных курсах и сам читал доклады в армейской партийной школе.
Все это плодотворно сказалось на его публицистике этих лет и на всем его дальнейшем творчестве.
До середины марта 1919 года продолжалась напряженная политическая и журналистская работа Гашека в Уфе.
Здесь произошло важное событие и в его личной жизни: он женился на молодой работнице типографии Александре Гавриловне Львовой.
С. М. Бирюков, который работал тогда членом Военно-революционного трибунала Пятой армии в Уфе (где он снова встретился с Гашеком), рассказывает:
«Мы все, друзья Ярослава и Шуры, устроили им настоящую сибирскую свадьбу с пельменями и всем прочим и весело отпраздновали это событие.
Александра Гавриловна и Ярослав Романович крепко полюбили друг друга. Гашек был очень внимательным и нежным мужем. Свою сибирячку он звал «Шулей». Всегда и везде мы их видели вместе.
У Гашека с каждым днем усложнялась и увеличивалась работа, но он был бодр, энергичен и весел. «Вот как действует сибирская любовь», — смеялись мы».23
13 марта 1919 года под натиском белогвардейских полчищ Пятая армия оставляет Уфу. Вместе с войсками отходит и типография газеты «Наш путь», а с нею и Гашек.
Ему удалось благополучно вывезти все оборудование типографии и в последнюю ночь перед оставлением города выпустить очередной номер газеты, который днем 13 марта, когда белогвардейские войска вступали в Уфу, уже продавался на улицах.
Газета продолжала выходить в Белебее, куда отступила Пятая армия. Несмотря на трудности походного положения, массу организаторской и хозяйственной работы по обеспечению бесперебойного выхода газеты, Гашек продолжал систематически в ней сотрудничать. Основное внимание уделяет он теперь положению на фронте.
Армия отступала. Нужно было показать, что это отступление временное, что оно послужит собиранию сил для нового наступления; нужно было поддержать боевой дух армии, открыть перед бойцами перспективу наступательных боев и окончательной победы над белогвардейщиной.
В газете от 23 марта Гашек дает краткий обзор военных действий: объясняет причины оставления Уфы, рассказывает о деморализации колчаковской армии и уверенно говорит о предстоящем наступлении.
Вскоре пришлось оставить и Белебей. Редакция и типография «Нашего пути» перемещаются в вагон и вместе с армией отступают на юго-запад, к Самаре.
В это время газета была переименована в «Красный стрелок». Красноармейцам не хотелось, чтобы она называлась «Наш путь» в то время, когда войска отступали. С 15 апреля газета начала выходить уже под новым названием.
В конце апреля отступление кончилось. Пятая армия повернула назад, на восток, и 28 апреля началось ее стремительное, неудержимое наступление: Бугуруслан — Белебей и снова Уфа.
Гашек продолжает здесь свою политическую работу. Ему прибавилась еще одна партийная нагрузка — он стал секретарем партийной ячейки типографии «Красного стрелка». В Уфе он проводит ряд собраний, конференций, митингов, в частности, массовый митинг иностранцев, служащих в Пятой армии; не перестает сотрудничать и в «Красном стрелке», где напечатал несколько фельетонов, разоблачающих служителей церкви, которые, прикрываясь именем Христа, вели бешеную борьбу с Советской властью, тайно и явно помогая Колчаку («Дневник попа Малюты», «В мастерской контрреволюции» и др.).
Пятая армия недолго задержалась в Уфе. Преследуя отступающие колчаковские войска, она двигалась все дальше и дальше на восток. Вместе с нею передвигалась и типография «Красного стрелка».

Уфа — Челябинск — Омск — Красноярск — Иркутск — этапы большого пути героической Пятой армии, этапы большого пути и одного из ее политработников, молодого коммуниста Гашека. В Челябинске его переводят на работу непосредственно в политотдел Пятой армии, где он становится заведующим Иностранной секцией, а позднее (после преобразования секции в Интернациональное отделение) — начальником Интернационального отделения.
На этой большой и ответственной работе полностью развернулся недюжинный талант Гашека — организатора и пропагандиста. Проведение собраний, митингов и бесед, печатание газет, воззваний, листовок, политической литературы (причем, на многих языках), организация политучебы, формирование интернациональных отрядов Красной Армии, направление иностранных специалистов на советские предприятия, подготовка различных групп иностранцев к отправке на родину — все это находилось в руках Интернационального отделения. Его работа охватывала многотысячные массы иностранцев, как находящихся в рядах Пятой армии, так и оказавшихся в занятых ею областях.
Здесь были и красноармейцы-коммунисты, и бывшие военнопленные (которых к этому времени насчитывалось в Сибири около пятисот тысяч человек), и бывшие солдаты контрреволюционных армий, перешедшие на советскую сторону или попавшие в плен; чехи и словаки из легионов, отказавшиеся поддерживать кровавый режим Колчака; и наконец, народы, населяющие занятую Пятой армией территорию (буряты, башкиры и др.).
«В этой поистине титанической работе была колоссальная заслуга нашего товарища, друга — Ярослава Романовича Гашека, который вырос в большого политического деятеля. Авторитет Гашека среди партийных военных работников, и особенно среди иностранных военнопленных, увеличивался с каждым днем», — пишет С. М. Бирюков.24
Об огромной важности работы по интернациональному воспитанию иностранцев, оказавшихся во время революции и гражданской войны в России, можно судить по той высокой оценке, какую дал ей В. И. Ленин на VIII съезде РКП(б).
Владимир Ильич говорил: «Сотни тысяч военнопленных из армий, которые империалисты строили исключительно в своих целях, передвинувшись в Венгрию, в Германию, в Австрию, создали то, что бациллы большевизма захватили эти страны целиком. И если там господствуют группы или партии с нами солидарные, то это благодаря той, по внешности невидной и в организационном отчете суммарной и краткой, работе иностранных групп в России, которая составляла одну из самых важных страниц в деятельности Российской коммунистической партии, как одной из ячеек Всемирной коммунистической партии».25
Энергия, самоотверженность и революционный энтузиазм Гашека, казалось, не имели предела. Все новые и новые обязанности возлагались на его плечи. В сентябре 1920 года его назначают начальником орготдела политотдела Пятой армии; некоторое время он даже замещал начальника политотдела.26
Но, может быть, наиболее полное представление обо всем объеме проводимой им работы дает (уже упоминавшееся ранее) письмо Гашека к Салату-Петрлику, посланное из Иркутска 17 сентября 1920 года. Гашек писал здесь: «Если бы я захотел рассказать и написать, какие я занимал «должности» и что вообще делал, не хватило бы всего имеющегося у нас в Иркутске небольшого запаса бумаги...
...Я редактор и издатель трех газет: немецкой «Штурм», в которую сам пишу статьи; венгерской «Рогам», где у меня есть сотрудники, и бурят-монгольской «Заря», в которую пишу все статьи, не пугайся, не по-монгольски, а по-русски, у меня ость свои переводчики. Сейчас на мне еще сидит PBG армии (Революционный Военный Совет), требуя, чтобы я издавал китайско-корейскую газету...
Мне всегда дают очень много работы, и когда я думаю, что уже больше никто ничего не сможет изобрести, что бы я мог еще сделать, появляются обстоятельства, которые опять принуждают работать еще и еще. Я вообще не ропщу, потому что все это нужно для революции».27

Несмотря на огромную работу в политотделе, Гашек не переставал писать. Его статьи и фельетоны по-прежнему появлялись как в армейских печатных органах («Красный стрелок», «Вестник Поарма 5»), так и в местных гражданских газетах (иркутская «Власть труда» и др.). В последних своих статьях в «Красном стрелке» он обращается к современному политическому положению («Белые о Пятой армии», «Англо-французы в Сибири», «Вопль из Японии»).
Остроумна и полна едкой иронии статья «Белые о Пятой армии», посвященная второй годовщине создания Пятой армии и оценке ее действий белогвардейской печатью. Гашек прослеживает, как постепенно менялся при этом тон белогвардейских газет: от победных фанфар и насмешек над первыми шагами только что родившейся армии — к паническим воплям и обращению к помощи «пресвятой богородицы» как единственной надежде па спасение от окончательной гибели.
В статье «Англо-французы в Сибири» Гашек пишет о контрреволюционной деятельности «окончательно прогнившей Лиги наций» и реакции в странах Антанты на поражение Колчака.
С горечью говорит он здесь и о той позорной роли, которую сыграли в гражданской войне в России чехословацкие легионы.
Писатель не раз обращался к этой больной и горькой для пего теме. Он все время внимательно следил за внутренним состоянием легионов и великолепно знал о тех процессах разложения и распада, которые в них происходили.
В статье «Чешский вопрос» («Власть труда», 21 апреля 1920 года, Иркутск) он подводит итог бесславной эпопее чехословацкого войска в России, которое пытается сейчас вырваться из «огненного кольца революционного пожара». Гашек пишет о классовом расслоении в легионах, особенно выделяя тот «сознательный элемент, который много обещает для пролетарской революции».
Гашек работал горячо и самозабвенно. Переделывая мир, он переделывал и себя. Отошли в прошлое его интеллигентская неустойчивость, теоретическая беззаботность, анархические замашки; появились новые черты характера, с необыкновенной силой развернулись неисчерпаемые возможности его богато одаренной натуры.
И писатель сам прекрасно понимал, какие изменения в нем произошли. В письме к Салату-Петрлику он писал: «Неустойчивость свою я утратил в течение 30 месяцев неустанной работы в Коммунистической партии и на фронте...»28

В.В. Сорокин, оценивая работу Гашека в армии, пишет о нем с глубочайшим уважением и теплотой:
«Вспоминая сейчас о встречах с Ярославом Гашеком, хочется выразить чувство глубокого уважения перед его незаурядной кипучей натурой, перед его скромностью и прямотой, перед его редким трудолюбием, юношеской энергией, смелостью и широтой взглядов. Он был человеком ищущим, вдумчивым и хорошим товарищем, высоко ценил солдатское «чувство локтя», постоянно стремился выполнить получаемое задание «сегодня», чтобы «завтра» было свободно для выполнения нового».29
О большой работе Гашека в Пятой армии скоро узнали и руководящие деятели Чехословацкой коммунистической партии в России и чешские левые социал-демократы на родине.
Весной 1920 года в Москву приехал лидер чешской социал-демократической левицы, впоследствии один из организаторов Чехословацкой коммунистической партии Богумир Шмераль. Шмераль принял участие в работе IX съезда РКП (б) и III Всероссийского съезда профсоюзов.
На съезде он услышал о Гашеке:
«...Одна сибирская делегатка... сказала, что хорошо знает Ярослава Гашека. Говорила она о нем необычайно дружески. Называла его «Гашек» (фамилия Гашека по-чешски произносится с гортанным «х». — С. В.), часто также с настоящим чешским акцентом – просто «Ярослав». Говорила, что в мелочах часто их одурачивает, и тогда они говорят: «Но Ярослав, ведь мы же знаем, что это неправда!» Но в остальном он очень добросовестный, трудолюбивый, хороший товарищ. И все товарищи, работающие с ним, сердечно его любят».30
В 1920 году Россию посетил чешский писатель Иван Ольбрахт. Он также услышал о Гашеке восторженные отзывы:
«Когда я приехал в Россию, — пишет он, — я спрашивал о нем (о Гашеке. С. В.). «Товарищ Гашек? Ярослав Осипович? Это один из лучших людей, которых имеет азиатская Россия».
Я усмехался недоверчиво. Но приходили другие и другие, авторитету которых нельзя было не доверять, и все пели хвалу Гашеку и рассказывали о героизме, который он проявил в боях, о его мудрости, организаторских способностях, о его необыкновенном усердии и об услугах, которые он оказал России».31
При всей важности партийной работы, которую вел Гашек, при всей ответственности функций, которые он выполнял в армии, он всегда оставался очень простым, скромным, обаятельным и веселым человеком. Об атом свидетельствуют в своих воспоминаниях и В. В. Сорокин, и С. М. Бирюков, и ряд других товарищей, сталкивавшихся с ним по работе в эти годы.
Неисчерпаемый юмор Гашека, его остроумие и веселость привлекли внимание и венгерского писателя-коммуниста Матэ Залки, который познакомился с ним в Красноярске зимой 1920 года на совещании политработников и командиров интернациональных частей Пятой армии.
В статье «О попе, боге и Ярославе Гашеке» Матэ Залка пишет:
«Я обратил на него внимание, как и все остальные, ибо в присутствии Гашека мрачным оставаться было невозможно. Он рассказывал, а мы, кругом стоящие, улыбались, смеялись, хохотали или просто ржали, надрываясь от смеха.
Разговор Гашека — сплошной поток остроумнейших положений. Его стихией была, несомненно, журналистика, он метко и быстро формулировал — делал это внешне спокойно, чем еще более подчеркивал действие своих фраз».32
Осенью 1920 года Гашек получил распоряжение Центрального чехословацкого бюро агитации и пропаганды при ЦК РКП (б), бывшего в то время высшим партийным органом чехословацких коммунистов в России, сдать все своп должности по армии и по партийной работе и явиться в Центральное бюро для отправки на родину.
Центральное бюро (а до него Центральный комитет чехословацких групп в России и на Украине) сразу же после возникновения самостоятельной Чехословацкой республики (28 октября 1918 года) начало проводить учет и отправлять на родину чешских и словацких коммунистов. Приобретенные ими в России политические знания и опыт партийной работы должны были помочь укрепить позиции левой социал-демократии, ускорить создание коммунистической партии в Чехословакии и сколачивание единого фронта против наступающей реакции.
Получив решение Центрального бюро, Гашек вначале отказался его выполнить, ссылаясь на то, что еще недостаточно глубоко изучил практику строительства социализма в России. Не хотели отпускать его и местные партийные организации.
Но вскоре он передумал. Желание применить свой революционный опыт, помочь продвижению Чехословакии по пути, указанному русской революцией, а может быть, и пробудившаяся тоска по родине — все это заставило его в конце концов подчиниться постановлению Центрального бюро, о чем он и сообщил Салату-Петрлику в упоминавшемся уже письме от 17 сентября 1920 года.

Руководство предполагало использовать Гашека на партийной работе среди горняков Кладно. Сам он в анкете, которую заполняли отъезжающие коммунисты, на вопрос «В какое место Чехословакии желаете ехать?», кратко ответил: «Куда требуют».
26 ноября 1920 года после недолгого пребывания в Москве Гашек вместе со своей женой Александрой Гавриловной Львовой выехал в Чехословакию.
Годы, прожитые в России, произвели глубокий, коренной переворот в жизни, характере, взглядах и творчестве Гашека. Участие в событиях, имеющих величайшее значение для судеб всего человечества, напряженная, самоотверженная работа в Красной Армии не прошли для него даром. Гашек вырос в сознательного коммуниста-интернационалиста, готового отдать все свои силы, талант, опыт победе нового, социалистического мира, родившегося в России.

Путь, пройденный Гашеком, не был исключительным и необычным. Это был путь многих и многих тысяч иностранцев, оказавшихся современниками и участниками того всемирно-исторического события, каким явилась для человечества Великая Октябрьская революция.
Но Гашек не только сам стал бойцом армии Октября: своим горячим писательским словом он помогал множить ее ряды, воспитывать ее в духе интернационализма и преданности революционному долгу.
Все его творчество времен гражданской войны было подчинено тому, «что нужно для революции». Две важнейшие стороны революции — пафос разрушения старого и героику созидания нового — он и отразил в своих сатирических фельетонах и агитационной публицистике.
Содержание и особенности гашековской публицистики этих лет определялись как новыми сторонами его мировоззрения, так и теми практическими — политическими и военными — задачами, которые нужно было быстро и безотлагательно решать. Это придавало ей оперативность, целеустремленность и действенность. Каждая статья, каждый фельетон звучат у него как сигнал к бою. Не случайно большинство из них завершается по-военному четко поставленной задачей.
«Каждому понятно, что нужно теперь делать. Не только взять Уфу обратно и продвинуться к Уралу. Мы должны перейти Урал. Уфа нам по дороге. Пускай каждый красноармеец знает свой маршрут: Уфа — Златоуст — Челябинск» — так кончается статья «Обзор военных действий» («Наш путь», № 55, 23 марта 1919 года).
«...поп Сперанский пишет, что в каждого красноармейца нужно воткнуть несколько штыков, чтобы он умер, как собака, так как он предатель святой Руси.
Товарищи красноармейцы, помните хорошо эти слова, вышедшие из мастерской контрреволюции, и ловите всех этих злодеев в сибирской тайге!» («В мастерской контрреволюции» — «Красный стрелок», № 80, 29 июля 1919 года).
А если в статье или фельетоне не было такой концовки-призыва, они обычно сопровождались рисунком или карикатурой, которые ее заменяли. Так, газета «Наш путь» (9 марта 1919 года), где был помещен фельетон Гашека «Об уфимском разбойнике, лавочнике Булакулине», открывается рисунком, изображающим расстрел взводом красноармейцев трех отъевшихся лавочников-спекулянтов. Под рисунком подпись: «Что может случиться с каждым мародером и спекулянтом».
Статьи и фельетоны Гашека были его боевым оружием, непосредственным продолжением политической агитационной работы. Гашек-политработник и Гашек-журналист были неразделимы.
Эта слитность писателя с великой борьбой за утверждение новых, социалистических начал жизни необычайно расширила горизонт его видения, обострила политическую зоркость — качества, выступающие особенно ярко при сравнении с его произведениями легионерских лет, отличавшимися национальной ограниченностью и односторонностью.
Изменилась и общая тональность творчества Гашека. Оно все пронизано теперь светлым, торжествующим оптимизмом, непоколебимой верой в неизбежную и близкую победу.
Оптимистически окрашены даже его статьи и фельетоны, написанные во время отступления (продолжение «Дневника уфимского буржуя», «Обзор военных действий», «Сибирская скоропадщина»).
Продолжение «Дневника уфимского буржуя», например, завершается следующей записью охваченного паникой лавочника: «Говорят, что большевики во что бы то ни стало возьмут Уфу обратно, господи, что будет, что будет... Говорят, что отрезан уже путь от Верхнеуральска на Златоуст, деваться некуда... Проклятая авантюра Колчака!»
А ведь фельетон был напечатан в «Нашем пути» 22 марта 1919 года, когда Пятая армия, вынужденная оставить Уфу, отступила к Белебею и продолжала отступать дальше, к Самаре.
В это же время опубликован и его «Обзор военных действий» (23 марта), намечающий маршрут победоносного наступления.
Оптимизм Гашека вырастал из понимания реального соотношения сил, все растущей мощи Красной Армии, неодолимости законов исторического развития. Он питался и гордым сознанием морального превосходства людей, защищавших революцию, над ее врагами.
Во фронтовых произведениях Гашека присущие его довоенному творчеству простота и лаконичность выступают особенно отчетливо.
Всего двадцать восемь строк заключает в себе, например, статья «Сибирская скоропадщина», двадцать пять — «Святая кровь». Но в них заложена большая агитационная сила, сущность излагаемого вопроса или события раскрыта с предельной ясностью; задачи, которые стоят перед читателем, намечены конкретно и точно.
В Гашеке-публицисте никогда не умирал художник. Он обращался не только к революционному сознанию своих читателей, но воздействовал на их чувства, создавая определенное настроение.
«В Германии раздались два выстрела, которыми убиты товарищи Карл Либкнехт и Роза Люксембург.
Эхо выстрелов разбилось о каменные дома Берлина, и был момент страшной тишины... А затем гроза, невиданная историей гроза» — так начинается статья «Два выстрела» («Наш путь», № 9, 21 января 1919 года).
А вот ироническое образное раскрытие «смены вех» обанкротившимися эсерами в статье «Творчество эсеров» («Наш путь», № 38, 26 февраля 1919 года): «Учредилка эсеров не пережила морскую бурю. Спаслось несколько человек, которые совсем голые вылезли на берег, пали на колени и сказали: «Боже, не позволяй мне больше осуждать, чего я не знаю и не понимаю».
И, стуча зубами от холода, пошли согреться к большевикам».
В своих фельетонах Гашек создал обширную галерею образов контрреволюционеров: лавочников-спекулянтов, всячески стремящихся дезорганизовать налаживаемую Советской властью мирную жизнь («Из дневника уфимского буржуя», «Об уфимском разбойнике, лавочнике Булакулине»), служителей церкви, освящающих именем бога черные дела колчаковских банд («Трагедия одного попа», «Дневник попа Малюты»), «тихих» обывателей, сеющих грязные сплетни о «зверствах» красных и ложные слухи о «победах белого воинства» («Уфимский Иван Иванович»), бывших царских чиновников-саботажников, не теряющих надежды, что Советская власть «лопнет» («Замороженные чиновники»), и т.д.
Обычно эти образы настолько типичны, настолько сатирически заостренно раскрыта их социальная сущность, что гашековские фронтовые фельетоны вырастали в острые сатирические рассказы.
Гашек широко применял в фельетонах гиперболу, которая помогала острее, глубже и нагляднее показать контрреволюционное нутро врага.
Редактор «Нашего пути» В. В. Сорокин вначале был даже несколько смущен смелой гашековской игрой с гиперболой в «Дневнике уфимского буржуя».
«Не смягчить ли нам это место?» — сказал он Гашеку, указывая на приведенное в фельетоне сообщение чешского офицера Палички о прибытии в Казань «двух миллионов немцев».
Но писатель не дал себя сбить и сослался на авторитет Гоголя: «А как же в «Ревизоре»? Тридцать пять тысяч одних курьеров? Арбуз в семьсот рублей? Суп в кастрюльке, доставленный из Парижа?.. Почему же Наличка не может подражать Хлестакову»?33
Обращался он и к гротеску, который позволял раскрыть не только смешные, но и отвратительные, страшные черты сопротивляющегося старого мира («Трагедия одного попа», «Об уфимском разбойнике, лавочнике Булакулине»).
Своей политической насыщенностью, четким противопоставлением полярных классовых сил, отчетливой агитационной направленностью сатира Гашека этих лет была очень близка произведениям первых советских сатириков, группировавшихся вокруг журналов «Красный дьявол», «Красная колокольня», «Гильотина», сатирического отдела еженедельника «Вооруженный народ», «Окон сатиры Роста», близка к сатире Маяковского и Демьяна Бедного. Она развивалась в том же русле прямой «лобовой» атаки па врагов Советской республики и преследовала ту же цель — мобилизацию всех сил советского народа на победу над старым миром.
В интересной работе А. Ф. Ершова «Советская сатирическая проза 20-х годов» так характеризуются особенности советской сатиры первых лет революции: «Отрицательное и положительное, сатирическое и героическое выражалось агитационно-открыто, в лобовой форме, будучи наглядно-графически выраженным, с одной стороны, в облике капиталиста, кулака, белогвардейца, а с другой — в образах пролетария, крестьянина-бедняка, красноармейца».
Речь здесь идет об «Окнах Роста», но те же черты отмечает исследователь и в остальной сатирической продукции того времени.
Ее художественную слабость он видит в том, что «...сатирические образы часто имели космически обобщенный, грубовато-схематический характер... отличались малой конкретностью характеристик людей и событий, слабой проявленностью индивидуальных и национальных черт».34
Гашек также переболел этими болезнями роста молодой советской сатиры. Но его изумительное дарование художника, многолетний литературный опыт помогли ему во многом преодолеть свойственные ей слабости. По-видимому, определенную роль сыграло и то обстоятельство, что Гашек был в самой гуще борьбы и ежедневно, лицом к лицу, сталкивался с теми персонажами, которых он сатирически осмеивал.
Гашеку, например, совсем не был свойствен «космически-планетарный» стиль; он стремился к максимальной конкретности изображаемого (разумеется, в пределах своего знакомства с русской жизнью). Образы врагов революции у него не символы, представляющие некоего абстрактного «врага» («гидру контрреволюции»), а очень определенные социальные типы, с присущими им классовыми и национальными чертами, хотя и показанные несколько схематично («уфимский буржуй», «поп Малюта», обыватель и провокатор «уфимский Иван Иванович»),
Среди них можно выделить и удачную попытку создать сатирический характер: лавочник Булакулин, например, представлен не только как «буржуй», человек-собственник, но и как лицемер, насмешник и деспот.
Фронтовые фельетоны Гашека были для него хорошей школой. Они помогли ему выработать в себе классовую зоркость, целеустремленность, научиться «точности прицела».
Участие писателя в гражданской войне обогатило его неоценимым жизненным и писательским опытом, приобщило к широчайшим народным массам. Здесь он увидел, как простые, ничем не примечательные люди, вдохновляемые великой идеей, становятся героями. Только здесь мог зародиться и его замысел воплотить в таком «непризнанном скромном герое» потенциальные силы народа, противопоставить его враждебному народным массам миру угнетения и насилия и показать его победу над этим миром.
Без того богатейшего опыта революционной борьбы, который приобрел писатель на фронтах гражданской войны в России, не смог бы он создать своей гениальной эпопеи о бравом солдате Швейке, не смог бы вырасти в того Гашека, которого сейчас знают и любят миллионы читателей во всех уголках земного шара.

 

 

Примечания 

1. Václav Manger, Jaroslav Hašek zajatec číslo 294217, Praha, 1934.

2. См.: S. Birjukov, Vzpomínka na přítele komunistu Jaroslava Haška, «Příspěvky k dějinám KSC», 1962, c. 1, str. 93—90.
3. Отца Гашека звали Йозеф. Не установлено точно, когда писатель стал называть себя вместо «Осипович» «Романович», по-видимому, при переезде в Москву. Его партийные документы выписаны на имя «Ярослава Романовича Гашека» (партбилет и «Анкетный лист чешско-словацкого коммуниста, члена РКП(больш.)», заполненный им собственноручно при отъезде на родину в ноябре 1920 года).
4. Из воспоминаний С. М. Бирюкова «Ярослав Гашек слушает Ленина», предоставленных в распоряжение автора. Речь В. И. Ленина цит. по Полн. собр. соч., т. 36, стр. 87.
5. Газета «Прукопник» пришла на смену органу Петроградской группы Чехословацкой социал-демократической партии — газете «Походень», издававшейся с 7 февраля 1918 года. Первый номер «Прукопника» вышел 27 марта 1918 года. После съезда Чехословацкой социал-демократической партии в. России (Москва, 25—29 мая 1918 года), принявшего решение о пере именовании ее в Чехословацкую коммунистическую партию, газета стала выходить под новым названием — «Прукопник свободы» (с 7 июня 1918 года).
6. «Československý denník» был органом Чехословацкого Национального совета и правления Союза чехословацких обществ в России. Начал выходить в Киеве 15(2) января 1018 года. Позднее, по мере продвижения чехословацкого корпуса на восток и перемещений и связи с меняющейся военной обстановкой, он печатался последовательно в Пирятине, Пензе, Самаре, Омске, Петропавловске, Челябинске и т. д. Газета из номера в номер вела клеветническую кампанию против Советской власти и большевиков, но особенно настойчиво натравливала легионеров на чешских коммунистов.
7. «Československý denník», 5/IV, 1918, č. 13.
8. «Československý denník», I8/IV, 1918, с. 78.
9. Из воспоминаний Йозефа Поспишила, написанных по просьбе автора; подлинник в распоряжении автора.
10. См. сб. «Боевое содружество трудящихся зарубежных стран с народами Советской России (1917- 1922)», изд-во «Советская Россия», М. 1957, стр. 81—82.
11. См. отчет Гашека о работе самарской группы и отчет инспектора пехоты Самарской губернии Семенова в сб. «Боевое содружество трудящихся зарубежных стран с народами Советской России», изд-во «Советская Россия», М. 1957, документы № 42, 49. стр. 73, 77—78.
12. Й. Поспишил, В рядах чехословацких добровольцев против мятежников (Сб. «Были пламенных лет», Куйбышев, 1963, стр. 54).
13. Václav Knplieký, Gornostaj, Praha, 1955, str. 85; см. также воспоминания участников самарского большевистского подполья в сборниках «Поезд смерти», Куйбышев, 1957; «Боевое прошлое», Куйбышев, 1958; «Были пламенных лет», Куйбышев, 1963.
14. Radko Pytlík — Miroslav Lajske, Bibliografie Jaroslavu Haška, Praha, I960.
15. Цит. по кн.: Zdena Ančík, О životě Jaroslava Haška, Praha, 1953, str. 83.
16. См.: S. Birjukov, Vzpomínka na přítele komunisto Jaroslava Haška, «Příspěvky k dějinám KSC», 1962, č. 1, str. 96.
17. Рассказ опубликован в журнале «Host do domu», Brno, 1956, č. 4, str. 156—158.
18. Лишено серьезных оснований утверждение О. Миненко-Орловской, поддержанное Н. Еланским, что после захвата Самары белочехами Гашек остался в городе для подпольной работы (см. «Ярослав Гашек в самарском подполье», «Дружба народов», 1961, № 11). Письмо Гашека к Салату, его «.Юбилейное воспоминание», воспоминания Йозефа Поспишила, С. М. Бирюкова полностью опровергают эту версию. Не говоря уже о том, что в многочисленных воспоминаниях участников большевистского подполья в Самаре нигде ни словом не упоминается об участии в подпольной работе какого-нибудь чеха (см. сб. «Поезд смерти», Куйбышев, 1957; «Боевое прошлое», Куйбышев, 1958; воспоминания С. Груздева и Ф. Шуцкевер, опубликованные в журнале «Пролетарская революция». 1924, №12 и 1925, №8, и К. Левитина «Средневолжская коммуна», № 234, 7 октября 1928 г.).
19. Вас. Сорокин, Воспоминания о Ярославе Гашеке, «Славяне», 1957, № 6, стр. 43.
20. Вас. Сорокин, Воспоминания о Ярославе Гашеке, «Славяне», 1957, № 6, стр. 45.
21. Статья написана Гашеком по-русски.
22. Статья написана по-русски и подписана: «Комитет иностранной партии коммунистов (большевиков) в Уфе».
23. Из воспоминаний С. М. Бирюкова, предоставленных в распоряжение автора.
24. S. Birjukov, Vzpomínka na přítele — komunistu Jaroslava Haška, «Příspěvky k dějinám KSC», 1962, č. 1, str. 99.
25. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 38, стр. 148.
26. Подробности о работе Гашека в Сибири см. в кн.: Б. Санжиев, Ярослав Гашек в Восточной Сибири, Иркутск, 1961.
27. Цит. по кн.: Zdena Аnčí k, О životě Jaroslava Haška, Praha, 1953, str. 84.
28. См.: Zdena Аnčík, О životě Jaroslava Haška, Praha, 1953, str. 83.
29. Вас. Сорокин, Воспоминания о Ярославе Гашеке, «Славяне», 1957, № 6, стр. 49.
30. Bogumír Smeral, Pravda о Sovětovém Rusku, Praha, 1920, seš. 2, str. 59.
31. Ivan Olbracht, О umění a společnosti, Praha, 1958, str. 180.
32. «Советское искусство», 27 февраля 1932, № 19.
33. Вас. Сорокин, Воспоминания о Ярославе Гашеке, «Славяне», 1957, № 6, стр. 44.
34. А. Ершов, Советская сатирическая проза 20-х годов, изд-во АН СССР, М. — Л. 1960, стр. 51, 38-39.