Глава 9

Человек живет на свете,
Весь свой век шатая:
Одолеет одну гору,
Впереди — другая!
Чешская народная песенка

На двух колесах Ярда Гашек добрался до границы, пересек ее и очутился в баварском городе Нюрнберге, столице миннезингеров и пивоваров. Заезженный велосипед Ярда продал старьевщику и отправился дальше пешком.
В небольшом городке Гёхштедт Ярде не повезло. Когда он выходил из трактира, где вдоволь наелся копченого мяса с капустой и отведал превосходного баварского пива, к Ярде приблизился жандарм и, добродушно улыбаясь, спросил:
— Куда идешь?
— В Диллинген, — соврал Ярда.
— До него сорок километров.
— Сорок пять, — уточнил Ярда.
— А из Диллингена?
— В Швабию, в город Ульм.
— А из Ульма?
— В Швейцарию, в город Линдау.
Неизвестно, какой пункт Ярда назвал бы последним, продлись эта игра еще полчаса. Но жандарм прервал ее:
— Есть у тебя документы?
Гашек показал ему кучу разных документов.
— А деньги?
— Есть.
— Сколько?
Гашек достал кошелек, вытряхнул восемь пфеннигов.
— Маловато. Плохи твои дела, — очень по-домашнему, по-отечески сказал жандарм и строго прибавил: — Именем его величества короля баварского вы арестованы за нарушение закона о бродяжничестве.
Так Гашек попал из огня да в полымя — убегая от австрийских жандармов, он попал в руки баварских. Гёхштедтский жандарм взял его за воротник, отвел в управление, а оттуда — в тюрьму.
— Возьми ключ, — сказал тюремщик арестованному, — сходи на склад, выбери постель и деревянные башмаки, да поживее...
Гашек выполнил распоряжение тюремщика. Тот вручил ему Библию и повел по скрипучей винтовой лестнице в верхнюю башенную камеру.
Щелкнул замок. Узник остался один. Читать Библию не хотелось. Став ногами на койку, Ярда мог смотреть в окно. На соседней крыше было большое аистиное гнездо, аисты то и дело летали куда-то за кормом для птенцов. Ярда нашел жизнь аистов весьма интересной и наблюдал за ними, пока его не вызвали на допрос.
— Почему вы бродяжничаете? — спросил его следователь.
— Я путешествую, а не бродяжничаю, — возразил ему Гашек.
— Надо любить свою родину и не покидать ее.
— Я люблю свою родину и люблю путешествовать.
— Надо трудиться, зарабатывать деньги.
— Я тружусь, зарабатываю деньги.
«Странные здесь люди, — думал Ярда, рассматривая подозрительно черную шевелюру уже пожилого следователя, — им почему-то нравится играть в вопросы и ответы, как маленьким детишкам».
— Вы мало зарабатываете. Вы — бродяга. По законам Баварии бродягой считается всякий, кто не живет в данном месте, не имеет постоянного места жительства и в момент задержания имеет при себе менее трех марок. По всем пунктам вы подходите под определение бродяги.
— Меня обокрали, — печально сказал Гашек. — В Нюрнберге.
И Ярда пространно рассказал только что придуманную им историю кражи в гостинице, добавив:
— Я думаю, что меня обокрал не баварец.
Следователь удивленно вскинул на него глаза.
— Если бы вор был баварцем, он непременно оставил мне три марки на случай встречи с жандармом, — пояснил Ярда.
Следователь помолчал, потом спросил:
— А почему вы не заявили на месте, что вас обокрали?
— Я не мог сидеть и ждать, когда поймают вора — он же укатил куда-то на моем велосипеде! Я думал наняться в работники. Это вернее.
Следователь задумался, записал что-то и сказал:
— Вы будете осуждены на трое суток тюремного заключения за бродяжничество!
— В Австро-Венгрии я добропорядочный гражданин и исправный налогоплательщик!¹ — с горечью в голосе произнес Ярда. — В Германии меня обокрали, и я стал бродягой!
Его пышная тирада осталась без ответа.
Ярда снова оказался в башне. Первым делом он посмотрел в окно. Папаша-аист, покинувший гнездо как раз в тот момент, когда Ярду вызвали на допрос, уже вернулся.
Гашек наблюдал за жизнью этих птиц. Пока наводились справки в Нюрнберге, пока диллингенский окружной суд оформлял решение и прислал его, прошло полтора месяца.
Недаром в народе говорят, что аист приносит счастье: выйдя на волю, Ярда перестал быть бродягой. За лишнюю отсидку ему выплатили компенсацию — по марке двадцати пфеннигов за каждые сутки, а всего — пятьдесят марок сорок пфеннигов! Выходило, что сидя на королевских харчах, наблюдая за аистами и читая Библию, можно заработать больше, чем на сборе хмеля или даже на юморесках! Редкостная справедливость баварских судей привела Ярду в восторг: ради такого легкого заработка в Баварию стоит приехать когда-нибудь еще.
Дружески помахав аисту, кружившемуся над городом, Ярда пошел через Донауверс в Нойбург.
Видимо, баварцы много времени посвящали нищим и бродягам. На воротах Нойбурга Ярда прочел два обращения. В более древнем, стихотворном, написанном затейливой готической вязью, нойбуржцы желали счастья путнику и недвусмысленно предупреждали его, что в их городе следует попрошайничать не слишком громко. Второе, более современное, гласило: «Бедные путешественники! Вам окажет помощь городская полиция!»
Ярде понравилась эта приписка, и он спросил у первого попавшегося прохожего, где находится полиция.
Придя по указанному адресу, Ярда увидел подвыпивших полицейских, сидевших на полу и занятых карточной игрой. Полицейский комиссар с пьяных глаз перепутал Гашека со своим сыщиком, и только случайно подвернувшийся трезвый полицейский помог ему разобраться. Полицейский комиссар велел этому трезвому полицейскому написать записку в трактир «Дунайская роза». Там Гашеку разрешалось переночевать, съесть две порции ливерной колбасы, кусок хлеба и выпить три литра пива.
Гашек честно выполнил все это. Трактирщик то ли был нелюбопытен, то ли привык к таким посетителям, но ничем не выдал своего отношения к Гашеку.
Утром Ярду разбудил стук в дверь:
— Вставай, идем работать! — сказал полицейский, входя к Ярде.
Гашек быстро собрался и вышел вслед за полицейским, ломая голову, какой труд ему уготован. Молча они дошли до городской каменоломни. Указав на три кучи камня, полицейский сказал:
— Раздробишь это в щебень и перевезешь на шоссе. Вон тачка.
Ярда истово взялся за работу. Глядя на него, полицейский тоже проникся желанием трудиться и начал отвозить щебень на шоссе. Так время пошло быстрее, и полицейский вскоре освободился для своих прямых занятий — питья пива и карточной игры. Ярда заработал пятьдесят пфеннигов и остался в трактире «Дунайская роза» еще на два дня.
В этом маленьком городишке порой появлялись туристы, и тогда между двумя местными гидами начиналась яростная конкурентная борьба. Бедные туристы не могли ничего добиться от своих гидов касательно древностей — гиды водили их по трактирам и пивоварням, заставляя накачивать себя пивом, а все их рассказы состояли из яростной ругани по адресу конкурента. Ярде повезло: как только гиды поняли, что он не нуждается в их услугах, они заключили перемирие, подружились с Ярдой и стали угощать его, рассказывая веселые анекдоты о своем городишке. Они посетили трактиры «У корабля», «У большого чубука», «У победоносного баварца», «У последних ворот». Подлинной жемчужиной оказалась Монастырская пивоварня — там к прекрасному пиву подавалась ливерная колбаса, которую готовили францисканские монахи для богомольцев. Судя по трогательному пиетету, которым была окружена эта колбаса, паломники из южных германских земель устремлялись сюда ради нее, а не ради чудотворного образа святого Иллиодора.
Из Нойбурга Гашек пошел берегом Дуная. Ингольштадт, Майлинг, Гроссмеринг, Фобург, Мюнхсмюнстер быстро остались позади. Ярда задержался только в Нойштадте, ожидая почтового омнибуса до Айнинга.
Занять место в омнибусе было не так-то просто. Чуть ли не полдеревеньки спешило в Айнинг на похороны. Чтобы как-нибудь поместиться, расселись на коленях друг у друга. Ярде достался толстый кожевник, который уютно устроился на его коленях и время от времени нюхал табак. По бокам Ярды сидели купец и трактирщик. На коленях первого сидела жена, на коленях второго — дочь, стройная восемнадцатилетняя девушка.
Ехали молча. Насколько позволяли соседи, Гашек смотрел вокруг, на холмы и поля. Хмель вился на шестах, на земле лежали спелые арбузы, дыни и тыквы. Картофель пожелтел и высох. По берегам Дуная клонили свои длинные ветви плакучие ивы.
— А вы зачем едете в Айнинг? — поинтересовался у Ярды толстый кожевник.
— Хочу осмотреть древнеримскую крепость, — ответил Ярда.
Кожевник угостил Ярду понюшкой «бразильского» табака. Табак оказался таким крепким, что после первой же понюшки Ярда вылетел бы из омнибуса, не сиди на его коленях толстый кожевник.
— Айнинг! — крикнул возница и протрубил в рог.
Трактирщик пригласил Ярду к себе, угостил его вкусным, немного горьковатым пивом. Ярда спросил дорогу к развалинам крепости, и трактирщик, весело улыбаясь, привел к столику Ярды гида. По пестроте занятий этот айнингский гид мог поспорить с любым американским бродягой. Бывший унтер-офицер кирасирского полка, он теперь совмещал в своем лице обязанности церковного сторожа, сторожа хмеля, скотобоя, полицейского и гида.
В крепость пошли, когда стало смеркаться. По дороге гид не раз прикладывался к таинственной фляжке, говоря, что это помогает от ревматизма. Лекарство оказалось таким сильным, что вскоре гид потерял способность передвигаться, и Ярде пришлось подталкивать его, чтобы добраться до крепости.
На развалинах гид сам превратился в руину, упал на древние камни и громко захрапел.
Осмотрев римскую крепость, Ярда отправился в Мюнхен, а оттуда — в Швейцарию.
В Швейцарии Ярда из туриста превратился в паломника: он побывал на Боденском озере, в Констанце — местах, где прошли последние дни магистра Яна Гуса, в домике, где Гус жил перед церковным судом, и в Готлибенеком замке, куда магистра заточили перед казнью.
Ярда исходил пешком весь Бернский кантон и так обносился, что на него стало страшно смотреть.
Возвращаясь домой, он заглянул в Домажлицы, чтобы навестить Ладю Гайека и разжиться кое-каким костюмом и ботинками. На всякий случай Ярда послал Ладе открытку, боясь, как бы отец Лади, управляющий сберегательной кассой, не упал в обморок, когда к нему в дом неожиданно ввалится бродяга...
В доме Гайеков все сидели за праздничным столом. В это время под окнами раздалось веселое пение:
Домажлицкая башня
Вся росписью украшена!
— Ярда! — крикнул Ладислав и бросился открывать двери.
На пороге появился мокрый и оборванный Гашек и швейцарской войлочной шляпе, увенчанной тремя вороньими перьями. Его сразу посадили за стол. Гость ел так, что за ушами трещало. Жареный заяц исчез в один миг. Попутно Гашек успел наговорить массу комплиментов сестренке Лади и повеселить присутствующих рассказами о том, как он путешествовал по немецким землям. Анекдоты, шутки, забавные истории сыпались одна за другой.
— А пиво у немцев хорошее? — спросил кто-то из гостей.
— Хорошее. Раньше, говорят, было еще лучше. Разве вы не знаете, что из-за него началась Тридцатилетняя война?
Изумленные гости спросили, как это было.
— Это длинная история, — начал Гашек. — Я расскажу ее кратко. В Баварии нет ничего дороже пива. Там и крепости строили, чтобы защищать пивоварни. В одном Нойбурге их пять. Когда в Нойбургскую крепость ворвался первый отряд шведов и захватил первую пивоварню, захватчики выпили все пиво, какое нашли, и свалились замертво. Защитники крепости произвели вылазку, но на пути им попалась другая пивоварня. Нойбуржцев охватил страх: что, если все пиво выпьют шведы? Вместо того чтобы атаковать неприятеля, атаковали бочки с пивом. Тем временем шведы проснулись и захотели опохмелиться. Войдя во вторую пивоварню, они убедились, что там им делать нечего, пошли в третью и выпили все, что нашли, после чего свалились с ног и уснули. Нойбуржцы тем временем очухались, поднялись на ноги и пошли оборонять третью пивоварню, но, узнав, что шведы всё выпили, разъярились и решили отомстить врагу. Они перебили всех спавших шведов, а потом долго праздновали победу а четвертой и пятой пивоварнях. В учебниках истории это называется нойбургской победой...
Гости на все лады комментировали столь мало известный факт Тридцатилетней войны, и все сошлись на том, что, хотя друг Лади странно одет, но человек он веселый и позабавить умеет.
Гашек несколько дней прогостил у Гайеков. Ладя раздобыл для друга ботинки, дал ему свой чистый костюм (высокому Ярде он был маловат) и купил билет до Праги. Гашек поехал домой, уверенный, что за лето австрийские жандармы потеряли его след и совершенно забыли о нем.

Примечания

1. Не имея постоянного жилья и какого-либо облагаемого имущества, Ярослав Гашек не платил никаких налогов. (Авт.)