Нашим властям не следует поддерживать авиатику —
пропеллеры могут вызвать бурю в политической атмосфере Чехии.
Ярослав Гашек

 

В Вену вели все дороги. Казалось, это знал даже паровичок, который важно пыхтел между скалами. Ярда то и дело подбрасывал уголь в его ненасытную топку. Подъезжая к Вене, машинист паровоза дал кочегару адрес своего брата, носильщика.
Носильщик приютил Гашека у себя и взял подручным на вокзал. Утром и вечером Ярда работал со своим хозяином на перроне, а днем выгружал с ним уголь на товарной станции.
Так Ярда жил в «веселой Вене». Тяжелая работа поглощала все его время, и он думал только о том, чтобы скопить денег на билет, расплатиться с носильщиком за койку и оставить несколько крон на то, чтобы посмотреть Вену, которая ничего не знала и не желала знать о нем.
Он экономил каждый геллер. Самый дешевый обед в кафе стоит две кроны, чашка кофе — двадцать восемь геллеров, проезд в трамвае и омнибусе (в зависимости от расстояния) — от восьми до пятидесяти геллеров, посещение общественной уборной (в зависимости от класса) от шести до десяти геллеров.
В Праге жизнь была дешевле. Но Ярда не унывал — он был уверен, что не пропадет и в Вене.
Наконец-то нужная сумма была накоплена, и Ярда стал знакомиться со столицей. Чего только не было в Вене! Музеи, театры, цирк, народные представления в Пратере, кабаре, оркестры, стадион с ножным мячом, теннисом и гольфом, игорные клубы, водные бассейны, Дунай с катаниями на лодках, регатами, ипподром с его скачками, состязаниями велосипедистов и летаниями на воздушных аппаратах — все это манило и туристов, и жителей Вены. Развлекайся, как хочешь, лишь бы позволило время и выдержал кошелок!
Кошелек был главным препятствием для Ярды — все эти удовольствия слишком дорого стоили, бесплатной была только музыка. На каждой площади играли духовые оркестры — профессиональные и любительские.
Вена оправдывала славу музыкального города, здесь можно было наслушаться музыки на десять лет вперед. Бурно и задорно, как волны Дуная, катились по улицам города веселые мазурки, быстрые польки, знаменитые вальсы...
Гуляя по Франценсрингу, Ярда увидел здание рейхсрата. Желание побывать в этом месте, где делалась не только имперская, но и чешская политика, всегда почему-то связывалось у Ярды с охотой посетить знаменитый шенбруннский зверинец. Теперь рейхсрат оказался прямо перед ним, и Ярда направился к красивому зданию, украшенному великолепными квадригами и бронзовыми фигурами укротителей коней. Ощутив в руке монету, швейцар пропустил его внутрь.
В рейхсрате было мало народа. Стоя на галерее, Гашек окинул беглым взглядом зал. Внизу стоял стол, за которым сидели важные господа, а неподалеку от стола, на трибуне, стоял толстый оратор и что-то говорил.
Зал был наполовину пуст, а те депутаты, которые сидели в креслах, не слушали оратора и клевали носом.
Гашек удивился этой мертвой тишине. Парламент помнил немало бурь, обструкций, бешеных рукопашных схваток, кабацких сцен. Как-то один депутат затеял здесь драку, и, чтобы успокоить задиру, на него вылили графин воды. Был случай, когда председательствующего стукнули металлической чернильницей. Особенно бурно проходили дебаты о культурно-национальной автономии и равноправии языков. Депутаты кричали, оскорбляя друг друга, называя своих противников свиньями — славянскими или немецкими. Однажды дело дошло до того, что председательствующий вызвал на заседание рейхсрата жандармов, чтобы удалить из зала двенадцать депутатов-скандалистов.
Сейчас, как на зло, выступали скучные ораторы, толкли воду в ступе и не проявляли никакого желания затеять драку. Гашек зевнул и вышел на свежий воздух. Сколько бы ни выступали здесь чешские депутаты, представлявшие разные политические партии, в Чехии все оставалось без перемен.
Шагая по Франценсрингу, Ярда увидел летнее кафе. Он сел за столик под полосатым зонтом, заказал кофе и булочки и огляделся. Рядом сидели молодые люди примерно одного с ним возраста, одетые в яркие клетчатые костюмы, на их длинных ногах блестели американские рыжие ботинки и высокие гетры, а на стуле рядом лежали спортивные кепи английского покроя.
Подобного рода молодых людей Ярда встречал и в Праге. Он не любил их подчеркнутый снобизм, но как возможные герои юморесок они интересовали его. Попивая кофе, Ярда наблюдал за ними.
Молодые люди с жаром говорили о воздушном празднике, который должен состояться на ипподроме Фрайценау:
— Там будут аэропланы, летающие шары, змеи, цеппелины... — перечислял один, вертя в пальцах пенсне.
— Соревнования будут в полетах по скорости, высоте и длительности пребывания в воздухе, — подхватил другой, более всех смахивавший на англичанина.
Самый юный из их компании спросил «англичанина»:
— А кто там будет из иностранцев?
«Англичанин» вытащил афишку, подал ему со словами:
— На, держи! Здесь все сказано.
Афишка пошла по рукам. Молодые люди прерывали чтение восторженными возгласами, называли марки аэропланов, качества машин... Удивительно, как все это помещалось в их головах. Слушая поклонников «авиатики», Ярда обратил внимание на старого чиновника, сидевшего поблизости. Вначале этот человек читал «Фрайе Прессе», но оживленная трескотня молодых соседей раздражала почтенного венца, и он, сложив газету, проворчал!
— Ни к чему хорошему эти летания не приведут. Летатели только зря ломают себе шеи и выбрасывают деньги на аэропланы...
Он сказал это негромко, но юнцы в клетчатых костюмах словно ждали такого вмешательства. Старший перестал вертеть пенсне, нацепил его на переносицу, словно желая рассмотреть, какая букашка посмела высказать свое мнение о летателях, и холодно процедилз
— Вы ошибаетесь. У авиатики великое будущее.
Его товарищи молчали, готовые поддержать своего вожака.
— Бог не дал человеку крыльев, значит, и летать ему не надо.
— Вы — ретроград! — ответил самый юный поклонник авиатики.
— На месте властей я запретил бы эти полеты... — продолжал старик, но «англичанин» не дал ему кончить фразу, подошел к столику, развернул «Фрайе Прессе» и, указав пальцем какой-то столбец, спросил:
— А это вы читали?
Старик взглянул на юнца, потом опустил глаза, отыскивая то место, которое указал ему «англичанин». Но тот опередил его и громко прочел:
— «Его величество государь император Франц-Иосиф I почтит этот праздник своим присутствием».
— Разве это не признание авиатики? — откликнулись товарищи «англичанина».
Гашек решил подлить масла в огонь:
— А я слышал, что государь император будет раздавать награды особо отличившимся летателям.
Юнцы с восторгом приняли это сообщение, ни на секунду не усомнившись в его истинности, и с новым жаром накинулись на старого чиновника. Гашек сразу показался им своим, хотя на нем не было ни клетчатого костюма, ни рыжих ботинок. Они бросали на него заговорщицкие взгляды и, наверное, пригласили бы за свой столик, но Ярда расплатился и ушел.
Смеясь своей выдумке, Гашек добрался до Нойер Маркт, откуда трамвай «Л» ходил до Шёнбруннского парка.
Гашек много раз видел изображения парка и замка на почтовых открытках, в путеводителях и альбомах. Шёнбрунн сравнивали с Версалем. Действительно, парк был прекрасен. В течение многих десятилетий тысячи людей трудились для удовольствия и прославления австрийских императоров, ухаживали за газонами и цветниками, подбирали редкие деревья, чтобы глаз отдыхал, следя за тончайшими изменениями оттенков листвы, кусты и деревья искусно обрезались, создавались хитрые пересечения аллей-лабиринтов. В нарядной зелени белели мраморные статуи, искрились серебристые струи фонтанов... В парке было все, чем Габсбурги любили поражать воображение гостей, — зверинец, фазаний двор, оранжерея с экзотическими растениями. Все эти чудеса служили лишь оправой для главной драгоценности — замка Шёнбрунн.
Замок был летней резиденцией императора. Гашек осмотрел замок снаружи, обошел Глориэтту, изящную колоннаду, увенчанную орлом. Возле пруда толпились туристы, рассматривая скульптурную группу «Фетида просит Нептуна охранять Ахиллеса во время его путешествия». Гашека не интересовало, кого из членов дома Габсбургов следовало подразумевать под Фетидой, Ахиллесом и Нептуном, — он понял эту аллегорию по- своему. Как бы ни просили нимфы богов за отпрысков царствующего дома, ничто не спасет Габсбургов. С неистовым Ахиллесом их роднит только пята. Пока еще она давит...
Направляясь к выходу, Гашек увидел у ворот шпалеры жандармов, а за их спинами — зевак. Все ждали возвращения императора с прогулки. Выйти из парка было невозможно, и Гашеку волей-неволей пришлось достоять вместе с зеваками и жандармами.
К счастью, старенький монарх не заставил себя ждать. Он ехал в открытой коляске, любезно улыбался «своему народу» и как-то конвульсивно помахивал в ответ на приветствия сухонькой обезьяньей ручкой в белой перчатке. Публика побежала за коляской, освободив дорогу к выходу. Гашек воспользовался этим и покинул парк.
В воскресенье, перед отъездом в Прагу, Гашек бродил по Пратеру. Здесь веселились небогатые люди. Он смотрел, слушал, пил пиво с незнакомыми рабочими и ремесленниками, которые выбирались на Пратер всей семьей, смеялся над проделками Кашпара — немецкого Петрушки, который, как полагается народному герою, побеждал и черта, и смерть, и даже полицейского. Прощаясь с Веной, Гашек поднялся над Пратером в вагонетке исполинского железного колеса и оттуда, с высоты шестидесяти четырех метров, взглянул на город. Вдали, у Дуная, словно стрекоза, пролетел маленький аэроплан, и Гашек с грустью подумал, что так и не достал билет на ипподром, где сейчас проходят соревнования «летателей». Колесо сделало еще несколько кругов, вызывая приятное чувство полета, и остановилось.
До поезда оставалось немного времени. У Ярды не было никаких вещей, и он пошел прямо на вокзал Франца-Иосифа. Бравый носильщик нес в вагон первого класса два тяжелых чемодана и картонку. Гашек помог ему. Когда носильщик освободился, они выпили по кружке пива и вернулись на перрон. Ярда пригласил носильщика в Прагу, дал ему адрес и вошел в вагон.
Пассажиров было мало. Утомленный прогулками по Вене, Ярда чувствовал, что его клонит ко сну. Усевшись на свое место, он быстро задремал под мерное постукивание колес.
Впечатления последних дней, причудливо переплетаясь, теснились в его воображении. Неожиданно на первый план выплыла освещенная ярким солнцем кокетливая Глориэтта. Гашек силился вспомнить, чего не хватает этой колоннаде. Прежде чем он вспомнил, что на Глориэтте должен быть орел, распластавший крылья перед взлетом, раздалось негромкое мерное жужжание, и на место бронзовой птицы опустился, покачивая плоскостями, легкий биплан.
В машине, между крыльями, сидел знакомый Гашеку худенький человек с усиками — «летатель» Ян Кашпар. Раздались аплодисменты, приветственные возгласы. Гашек понял, что он и Кашпар находятся на ипподроме. А вот и трибуна для почетных гостей. На ней сидит император Франц-Иосиф Первый. Многочисленные придворные, генералы и члены императорской семьи — все, как один, даже дамы, — в клетчатых костюмах — окружают его с разных сторон. Возле трибуны за столиком сидят суровые господа в цилиндрах и треуголках. Гашек догадался, что это комиссия по проведению воздушного праздника. Перед комиссией стоит Ян Кашпар, чешский Блерио, и докладывает, что готов лететь. Кашпар держит в руке веревочку, к которой привязан биплан с заведенным мотором.
Император встает с места, спускается с трибуны, подходит к биплану. Летатель Кашпар толкает Гашека в бок, чтобы тот не забыл поклониться. Франц-Иосиф ласково глядит на Гашека и спрашивает:
— Вы не боитесь высоты, молодой человек?
— Не боюсь, ваше величество! — бойко отвечает Гашек.
— А я, — искренне признается император, — теперь боюсь ходить по земле. Ветру ничего не стоит повалить человека, даже императора. Мой лейб-медик советует мне глотать железо, чтобы я был тяжелее.
Император молчит, некоторое время жует губами и спрашивает:
— Что же вы будете делать в воздухе?
— Мы, ваше величество, хотим продемонстрировать уважаемой публике все возможности чешского аэроплана и свое мастерство по таким показателям, как высота, полет при сильном ветре, время пребывания в воздухе, наименьший разбег при взлете, точность подъема и спуска, устойчивое планирование, полет с пассажирами, — бойко рапортуют Кашпар и Гашек, слово в слово повторяя текст афишки.
— Мы сочли бы за великое счастье, — добавляет от себя Гашек, — если бы вы, ваше величество, согласились полететь с нами в качестве пассажира... тем более что вы мало весите.
Император улыбается и кивает головой:
— Благодарю вас, храбрые летатели. Я полечу с вами.
Председатель комиссии преграждает путь к биплану:
— Ваше величество, каждый гражданин Австро-Венгерской империи перед полетом должен предъявить документы, обязательные для воздухоплавания, а именно: удостоверение личности, характеристику о безупречном поведении, справку о прививке оспы, диплом о знании немецкого языка, разрешение венского окружного начальника с указанием, на какую высоту летатель собирается подняться. Кроме того существуют необходимые условия, которые должен подписать летатель; 1) он должен поклясться, что по приказу властей немедленно опустится на землю; если он превысит высоту, дозволенную окружным начальником, власти призовут публику, и она опустит его на землю; 2) если летатель не подчинится и не опустится на землю, то власти отдадут его под суд за клятвопреступление...
Император, слушая председателя, розовеет, краснеет, багровеет, наконец, не в силах больше сдерживаться, топает ногой и пронзительно кричит:
— Бюрократ!
По-обезьяньи легко император прыгает в самолет, за ним — Гашек. Кашпар выпускает из рук веревочку, собираясь сесть с ними, но биплан, очутившись на свободе, разбегается по полю, взлетает и плавно, как пратеровское колесо, набирает высоту. Счастливое чувство полета, такое полное, какое бывает только в детском сне, охватывает Гашека, когда рядом с ним раздается дребезжащий голос императора:
— Выше! Выше! Мы завоюем весь мир!
Император тянется к Гашеку, хватает его цепкими костлявыми пальцами. Гашек с отвращением стряхивает старческие руки. Биплан колеблется, теряет равновесие, и престарелый монарх вываливается из машины, падает, вертясь в воздухе, и кричит:
— Austria est imperare orbi universo!1
Гашек вздрогнул от ужаса и проснулся. На лице соседа он заметил некоторое смущение, а по движению руки понял, что сосед только что шарил у него в кармане. Но вагонный воришка мигом пришел в себя и, как ни в чем не бывало, услужливо сказал:
— Вставайте, приехали!

 

 

Примечания



1. «Австрия призвана повелевать всем миром» — девиз Габсбургов. (Авт.)