С наступлением зимы все больше проявлялись признаки болезни Гашека. Ноги болели, и начались приступы рвоты. Боль в ногах он объяснял ревматизмом, а рвоту – большим количеством аспирина, который принимал против ревматизма и который вызывал расстройство желудка. Местного врача он хотел видеть только как гостя, а после наших с пани Шурой уговоров вообще отказался принимать. Он запретил нам гноворить о врачах. Также ничего не хотел слышать и о докторе Заплатилове из Праги, которого раньше часто приглашал в гости. Каждое упоминание о его визите расценивал как намек на свою болезнь. Уже совсем перестав выходить из дома, строил планы, как будет весной высаживать цветы в саду. То, что он болен, Гашек не допускал вообще.
Последняя поездка была в соседнюю деревню, Дольне Место, в праздничный "золотой" понедельник1. У него было там несколько знакомых, и когда он узнал, что из Липницы собралась туда большая компания, не смог усидеть не месте. Напрасно мы просили Гашека остаться дома; пришлось заказать повозку, и после обеда мы отправились в путь: Гашек, пани Шура и я. Гашека нам пришлось отнести на руках в бричку, и поскольку уже наступили зимние холода, мы тепло его укутали.
Здоровье не позволило Гашеку поучаствовать в празднестве в полной мере. Но он всю ночь играл со своими друзьями в карты, и хорошее настроение не покидало его.
С праздника мы вернулись домой в 5 утра.
До конца года Гашек диктовал мне, лежа или сидя в своей кровати. В первый день Рождества он расчистил в свежем снегу тропинку и хвалился, что ноги его слушаются гораздо лучше. Радовался этому кратковременному и иллюзорному облегчению и заявил, что теперь всегда будет расчищать лопатой дорожки.
Новый год провел, глубоко за полночь развлекаясь в кругу нескольких друзей. Уже на следующий день было видно, как быстро начала прогрессировать болезнь. Гашек все еще не хотел об этом думать. Приехали друзья, чтобы поздравить его с Новым годом, но увидев его бледность, усталость и тяжелое дыхание, вскоре ушли. Гашек разозлился на них. Местный врач, доктор Новак, по просьбе пани Шуры потихоньку приходивший поздравить Гашека с Рождеством, на этот раз оказался весьма кстати, но необходимый осмотр Гашека смог сделать только на следующий день. К сожалению, было уже поздно.
Последние несколько месяцев Гашек много пил и ел, несмотря на предписания доктора принимать только легкую, хорошоусваиваемую пищу. По совету доктора я обратился к хорошему знакомому Гашека, Колярову, который передал мне бутылку меда и собственного изготовления детское питание и овсяные хлопья. Пани Шура попробовала накормить этим Гашека, но тот попробовал по ложке меда и детской смеси и отказался поесть еще. Овсянка осталась нетронутой.
Критический день пришелся на 2 января. Гашек дышал с большим трудом, и безошибочным свидетельством его страданий было то, что никого к себе не подпускал, кроме пани Шуры.
Несколько раз Гашек звал меня, но я видел, каких трудов стоит ему произносить слова, и отходил от него. Во второй половине дня, видя все ухудшающееся состояние гашека, мы послали в Прагу телеграммы его брату и доктору Заплатилову, с просьбой приехать как можно скорее. Гашек все еще лежал на своем любимом матрасе у окна, и только после выговора доктора позволил перенести себя на кровать в спальне.
Дом я покинул в одиннадцатом часу вечера со слабой надеждой на завтрашний день и с условием, что служанка сразу же придет за мной, если состояние Гашека ухудшится.
Я был разбужен в 4:30 утра и, придя к Гашекам, прямо с кухни, с первого взгляда понял всю безнадежность происходящего. Доктор прошел на кухню с мрачным видом и не произнеся ни единого слова. Пани Шура приглушенно рыдала, пытаясь скрыть свои слезы. Нерегулярное и громкое дыхание, доносившееся из-за закрытой двери в спальню, свидетельствовало о печальной правде, что минуты Гашека уже сочтены. Пани Шура кратко рассказала мне, что ему ночью стало хуже, и попросила меня как-нибудь по телефону сообщить брату Гашека, что Ярославчик умирает.
Нелегко был найти телефон в три четверти пятого утра, в нашем местечке его еще не было. Не оставалось ничего другого, как дойти до Колярова в Кочанове, поскольку ближайшее место, откуда можно позвонить, было именно там. Я отправился в путь сразу после 5 утра, чтобы успеть к тому времени, когда почта в Светле-над-Сазавой начнет работать и линии еще не будут перегружены, чтобы соединить меня с Прагой.
Признаюсь, я был почти рад, когда уходил, – каждая минута в такой обстановке казалась вечностью, и мне было очень тяжело смотреть на страдания пани Шуры.
Из Кочанова я возвращался около 10 утра, утешая себя, что все еще может окончиться хорошо. У самой Липницы я встретил двух жителей соседней деревни, и еще издалека решил, что поинтересуюсь у них, знают ли они, что с Гашеком. Но ничего спросить я не успел. Не ожидая вопросов, они сами окликнули меня: "Слышали новость? Гашек умер!"
Надежды рухнули. Я уже не спешил, да и зачем? Увидеть отчаяный плач пани Шуры? Я заранее знал, что утешения будут напрасны, да к тому же и не годился в утешители. Я сам многое потерял в Гашеке, и сам нуждался в утешении.
Когда я вернулся, несколько женщин обмывали Гашека. Пани Шура смотрела безумными глазами, но самые красивые и нежные слова не могли вернуть Ярославчика к жизни. С усилием отвели ее от мертвого тела, чтобы женщины смогли обмыть его.
Гашек умер 3 января 1923 года в 8:30 утра и на четвертый день мы похоронили его на липницком кладбище. Недописал своего бравого Швейка и не успел начать свою новую работу "История господина окружного губернатора"2, о которой доверительно мне когда-то сообщил.
Похороны состоялись в воскресенье днем, и прошли очень достойно по местным меркам. Гашека провожали все липницкие жители, независимо от взглядов и политических убеждений, множество людей приходило со всех окрестных сел. Никому не было важно, что хоронить безбожника Гашека должны были у кладбищенской стены, возле угла самоубийц, где нам милостиво разрешили выкопать могилу для Гашека.
Погребение прошло без церковного обряда, с минимальным участием официальных представителей искусства. Верный гашековский друг, академический художник Панушка, однако, был в их числе.
Гроб с телом Гашека от дома до кладбища несли на руках члены липницкого Сокола3. Его председатель учитель Мареш простился с Гашеком над могилой, и хор Сокола спел прощальную песню.
Примечания
1. Речь идет о местном храмовом празднике в костеле св. Мартина – так называемой «золотой вечеринке».
2. „Příběhy pana okresního hejtmana".
3. Сокол – спортивная националистическая организация в Чехии, основанная в 1862 году. Проповедовала идеи славянского единства. В годы Первой мировой войны агитировала за сдачу в плен и переход на сторону России, активно участвовала в создании чехословацкого легиона.
