Однажды днем, придя на работу, я застал Гашека в трактире у Инвальда. Он разговаривал с местным жителем, которого мы прозвали "американцем" . Такое прозвище он получил, когда вернулся после Первой мировой из Америки, и привез с собой немалую сумму в долларах. Вспоминая войну, они добрались и до Швейка. Янки заявил Гашеку прямо в глаза, что написать "Швейка" - не такое большое искусство, что такое мог бы написать и его отец, если бы был жив, хотя тот и особо писать-то не умел.
Этого Гашек выдержать не мог и, вскочив, начал ругать и "американца", и его папу. "Американец" отвечал ему тем же, и надежды на мирный исход спора уже не было. Но вдруг Гашек повернулся ко мне и сказал:
– Пожалуйста, принесите бумагу и чернила, я покажу этому умнику, на что способен.
Когда я вернулся, он спросил "американца":
– О чем хотите, чтобы я написал?
– Пишите, о чем угодно, – ответил тот. – Или подождите, если вы такой умный, напишите-ка о том учителе, что живет напротив и собирает дождь в свои склянки.
– Хорошо, – сказал Гашек, и продиктовал мне юмореску об учителе Стрихалове, о его метеостанции, о ее значении для Чешско-Моравской возвышенности, и о сравнении местных осадков с ливнями Гватемалы. Гашек диктовал мне одну-две фразы и вновь обращал внимание на "американца", и так, пока не закончил юмореску.
– Так, теперь я это прочитаю, – произнес Гашек, взял рукопись в руки и прочитал ее вслух. – Сумел бы так ваш отец, да?
– Вот потеха, – воскликнул "американец" с восхищением, – так бы мой отец не смог. Как вам это удается?
– Чувство юмора. Пожмем друг другу руки и будем друзьями.
Они пожали руки и тепло распрощались. Юмореска через неделю была опубликована в Вилимковом Юмористическом календаре.

Гашек записывал все крестильные имена липницких жителей, с которыми дружил. И всякий раз, когда приближались именины одного из них, отправлял приглашения отпраздновать это событие у Инвальда. Писал всегда в стиле тех циркуляров, что рассылал зимой по случаю забоя свиней, и, как правило, в стихах.
Такие пирушки обычно проводились за счет именинника. В начале застолья Гашек каждый раз читал большую юмористическую речь о юбиляре, ссылаясь на священное писание, вставляя цитаты из трудов отцов церкви, рассказывая легенды, истории из жизни святых-покровителй именинника. Часто такие застолья получались довольно пышные. Вышло так, что на день святого Иосифа один из именинников уже с утра сидел на церковных ступеньках прямо в снегу и пристрастно расспрашивал прохожих, что они знают о жизни святого Иосифа.
Самый большой праздник должен был отмечаться в день святого Ярослава, который кроме Гашека отмечал и липницкий пивовар. Но ничего хорошего из этого не вышло. В этот день объявился в Липнице странствующий факир, который собрался дать представление у Инвальда. Зал, однако, уже был заказан Гашеком, и факир по совету хозяина отправился на переговоры с ним. Когда Гашек узнал, кто к нему пришел, то был в восторге. Они договорились устроить захватывающее ночное представление, и Гашек ходил, потирая руки от предвкушения, как это будет весело.
Званый обед был великолепен. Гашек торжественно рассказал о святом Ярославе, старик-пивовар угощал пивом, а Гашек – наливками, и все изрядно поднабрались. Тут должен был выйти факир. До тех пор он сидел на кухне и угощался за гашековский счет. Факир начал прокалывать мочки ушей, щеки, мышцы рук, затем начал заламывать суставы рук, – короче говоря, от номера к номеру демонстрировал все более ужасные вещи. Веселые гости один за другим переставали пить, бледнели, зеленели и начали выбегать на улицу. Артист только собирался начать глотать стекло, когда Гашек заметил последствия печального представления. Факир был немедленно выгнан из зала, но было уже поздно. Настроение не вернулось, и вечеринка была испорчена.
Это был последний праздник в жизни Гашека.

Майским вечером я сидел с друзьями в пабе, в котором проводился танцевальный вечер. Я только собрался потанцевать и направлялся к залу, как вдруг распахнулась дверь и зашел Гашек с пани Шурой. Они подсели к нам. Пани Шура потихоньку сказала мне, как рада, что встретила меня здесь. Гашек вновь был в ""приподнятом" настроении и, осмотрев все вокруг, заявил, что платит за всех, кто пьет в баре и в зале, а мне велел записать все, что насчитает трактирщик.
Пани Шура проводила долгим взглядом текущее рекой пиво, и сбежала домой. Я танцевал. Гашек тоже ненадолго заглянул в зал, где музыканты в его честь сыграли победную мелодию, и весь зал хором запел. Домой Гашек отправился уже под утро и с музыкой.
Счет от трактирщика выглядел соответственно.