Образ Швейка вырастает из целостного художественного и бытийного, жизненного представления. Он больше чем литературная фигура; он миф — и оказывает влияние эмоциональным содержанием и духовной атмосферой, неуловимой и непередаваемой. Именно поэтому образ закрепился, почти даже канонизирован, в форме, известной по иллюстрациям художника Йозефа Лады.
Этот редкостный симбиоз родился благодаря счастливой случайности. Не потому, что Гашек и Лада были близкими друзьями и входили в круг предвоенной пражской богемы. Существеннее было их художественное родство. Собственно, Лада был самоучкой, который все влияния, пережитые изобразительным искусством, перерабатывал в духе «кондовой» чешскости. Все смеялись над «вывернутыми» и «поломанными» ногами, характерными для его бесчисленных фигур и фигурок, появлявшихся в различных юмористических журналах, забывая, что это, собственно, своеобразная ладовская адаптация современного кубизма. Простая, строгая манера, характерная для многообразного творчества Лады, в послевоенные годы соотносится с тенденцией, господствовавшей в изобразительном искусстве в двадцатые годы, с творчеством его более молодых ' современников — Йозефа Чапека и Вацлава Шпалы. До сих пор никто не отметил, что тем самым художник-рисовальщик отказался от декоративной, орнаментальной линии искусства сецессиона. Лада не признавал программ авангардистского искусства, он сохранил простодушие деревенского паренька, сделал ставку на оригинальность и свежесть видения и свой собственный трудный опыт.
Своеобразный лаконичный стиль Лады счастливым образом сформировался именно в двадцатые годы, когда он начал работу над образом Швейка. На обложке первой тетради «Похождений» Швейк сперва выглядел как фигура, пародирующая австрийского солдата, нечто похожее на канонира Ябурека, который спокойно набивает свою трубку под градом пуль и гранат. Он напоминает зрительное решение фигуры Швейка, предложенное художником Карелом Штроффом, иллюстратором книги «Швейк перед войной». Рисунок Штроффа выделяет прежде всего юмористические, карикатурные черты образа и явно создается под влиянием жанровой ситуационной комики.
Только после смерти Гашека Лада инстинктивно почувствовал, что, собственно, скрывается за дурацкой физиономией бравого солдата Швейка. Он дополняет иллюстрации романа характерными образами и фигурами, которые прорабатывает до типичности выражения лиц и жестов. Так он нашел рисунок Швейка, его монументальный силуэт, в котором переданы как природный ум и пронырливость, так и его гротескная идиотская бесхитростность.
Ладе удалось выявить общественный и человеческий тип, закрепившийся в богатейшем калейдоскопе фигур и сцен. В каждой из них Швейк сталкивается с теми или иными формами военного, судебного, бюрократического аппарата. В комплексе этих сцен возникает целостный образ мировой войны. Выражение лиц меняется чрезвычайно мало. Иллюстрации не производят впечатления воссозданной конкретной сюжетной ситуации, в них всегда ощущаются противоречия различных жизненных позиций.
Иллюстрациями к Швейку Лада занимается особенно много во второй половине двадцатых годов. Помимо книжных иллюстраций он создает даже самостоятельную серию рисунков, которые в 1923—1925 годах помещает в воскресном приложении к «Чешскому слову» (540 картинок!). Под картинками он поместил текст Гашека и текст Ванека.
Рисунки Лады шире отраженных в них сюжетных моментов, они становятся знаком эпического характера романа. Отдельные фигуры и фигурки объединены целостной речевой атмосферой. С помощью характеристических деталей, жестов и движений Лада стремится воссоздать общечеловеческие типы. Тем самым создается впечатление лаконичности выразительного намека, существенного для понимания смысла текста Гашека. Рисунки Лады становятся эквивалентом текста, поскольку часто рождают ощущение той же атмосферы, что и литературный эпизод.
Разумеется, Лада не уловил всей сложности юмора Гашека, в особенности его сатирическую сторону. Он воссоздал скорее улыбчивый и смешливый мир маленьких людей и людишек, передал скорее любовь к простому человеку, чем ненависть к сильным мира сего. Его Швейк обладает непосредственностью и добродушной наивностью, но в его образе отсутствует трагикомическая резкость антивоенной сатиры Гашека. Лада вложил в своего Швейка все, что мог, — ядреное веселье, чешский дух, здоровый юмор. Наверное, поэтому так прижились его рисунки.
Иллюстрации Лады печатаются во всем мире, они появляются в изданиях американских, китайских, японских, южноамериканских, особенно там, где обнаруживается тенденция поддержать традицию европейской культуры. Его идеи использовал художник Иржи Трнка, реализовавший их в мультипликациях и кукольном фильме.
Трнка делает рисунки Лады величественными, сказочными. Его гротескно «остраненная» кукла Швейк связана с лирической традицией народной поэзии и сказки.
Самостоятельное решение новых иллюстраций к Швейку (за исключением Г. Гросса) попытались предложить лишь польские и советские художники. Новаторское решение имеет армянское издание 1936 года, где помещены рисунки Г.Арутчана. Их отличает самостоятельность подхода, хотя Арутчан, так же как и Лада, отдает предпочтение обобщенным типовым характеристикам, а не изображению ситуаций и происшествий. В его иллюстрациях явственно заметно влияние конструктивизма, которое сказывается на советской книжной графике и иллюстрациях тех лет. Украинское издание снабдил иллюстрациями А.Базилевич (1936). И хотя представление Лады о Швейке он сохранил, но рисунок его чересчур индивидуализирован и выглядит скорее иллюстрацией сюжета. На внешний юмористический колорит полагается и оформление И.Семенова, в котором вышло московское издание «Похождений» в 1966 году. Он также пытается передать атмосферу юмора чаще карикатурами, а не реалистическими типами. Этим он близок к более ранним рисункам Штроффа. Понимание многослойное™ романа Гашека обнаружил и польский иллюстратор А.Чечот. Непринужденная манера рисунка, в которой даны лишь основные формы, значительно деформированные, обладает чертами детской наивности и примитивизма. Художник пытается выразить трагедию человечества, изображенную в романе Гашека, через представление о мире как карнавале масок, детали которого обретают значение символа.