Рыбалка на Чертовом озере.

 

Но так или иначе зарисовка Николаева и его воспоминания о домике пастора получили подтверждение. Вскоре затем подтвердились некоторые другие обстоятельства и реалии, связанные с общением Гашека и Николаева. Художник рассказывал: «Одним из наших общих развлечений была рыбалка. Удочки мы держали снаружи дома за наличниками - в доме они не умещались. Мы накапывали в садике у церкви червей, брали с собой старый чайник, варили вкрутую яйца, накладывали каши из пшенной крупы, которую выдавали тогда в любом количестве, а если представлялась счастливая возможность, то захватывали и “китайские” калачи, которые были очень дороги. Мы выменивали их на “Манчжурке” (т. е. на станции железной дороги. - С. Н.)на рубашки или кофе - в зависимости от того, что удавалось достать. С этими запасами около двух часов ночи мы отправлялись к Чертову озеру. В нем, правда, водились только караси, но нам здесь нравилось. Придя на место, - а к этому времени уже начинало светать, - мы раскладывали маленький костер и закидывали удочки. Гашек был малоразговорчив, только иногда мурлыкал чешские песни. (Теперь на минуточку прерву рассказ - вставляет корреспондент. - Это было волнующее мгновение: ненадолго замолчав, чтобы припомнить, Ярослав Сергеевич вдруг извлек из своей памяти мотив и слова - это было как чудо: растроганным голосом, русифицируя слова и напев, он начал петь мелодичную чешскую песню “Летела гусынька, летела высоко...” и первые слова давно забытой песни “Голубые очи, что ж вы плачете”...). Песню “Летела гусынька” Гашек напевал, когда у него было хорошее настроение, “Голубые очи”, которая звучала как-то трагично, наоборот, если у него что-то не ладилось, особенно в личной жизни (? - С. Н.)».

«Чертово озеро» было второй моей заботой в Иркутске. С одной стороны, было интересно познакомиться со всеми местами, где Гашек бывал, а с другой, хотелось проверить память Николаева и на этом «сюжете». Сразу по приезде в город я стал расспрашивать о Чертовом озере старожилов, начиная с дежурных в гостинице. Но никто из встретившихся мне ничего о нем не знал. Иркутский знаток Гашека Б. С. Санжиев также не помнил. Да и на туристском плане, который удалось достать, озеро не было обозначено. Надежды на подробные карты города и его окрестностей, - а они, конечно, имелись в краеведческом музее, - рухнули после того, как стало ясно, что библиотечный фонд музея временно закрыт. И тут мне повезло в третий раз. Буквально в последний день, в самый последний момент удалось заглянуть в Научную библиотеку Иркутского университета, расположенную в так называемом Белом доме - бывшем дворце генерал-губернатора Восточной Сибири, украшающем набережную Ангары. Симпатичная заведующая Отделом редких книг и рукописей Надежда Васильевна Куликаускене предупредила меня, что едва ли я что-нибудь успею прочесть, так как через полчаса библиотека закрывается, но услышав, с каким вопросом я пришел, вдруг воскликнула: «Так ведь я живу у Чертова озера!» Мы разговорились, выяснилось, что Надежда Васильевна также интересуется Чехословакией, писала статьи о чешских книгах в Иркутской библиотеке и публиковала их в пражском журнале «Чтенарж» («Читатель») и в «Федоровских чтениях»[1]. Довелось ей бывать и в Чехословакии - отдыхать в Карловых Варах. В домашней библиотеке у нее оказался даже русский четырехтомник Гашека, который я готовил к печати. Надежда Васильевна не только охотно рассказала все, что знала о Чертовом озере, но и пообещала в тот же день проверить свои сведения, побеседовав с краеведом Раисой Андреевной Архиповой (р. 1905), иркутской старожительницей, автором двух книг по ботанике Восточной Сибири и незавершенных еще мемуаров. И сдержала слово.

Что же удалось узнать? Чертово озеро расположено на левобережье Ангары, между рекой Иркут и впадающей в нее речкой Кая, у подножия лесистого холма, который носит название Синюшина гора. В давние времена с этими местами были связаны легенды о разбойниках. Но название озера происходит отнюдь не от слова «черт», а от слова «черта». Здесь проходила пограничная черта, разделявшая владения деревень Мельниково и Смоленщино. Позднее я обнаружил, что озеро все же обозначено и на некоторых туристических планах Иркутска - рядом с железнодорожной станцией Кая. Но сейчас оно обмелело и по-настоящему наполняется водой главным образом в сырую погоду.

Путь к озеру из центра города во времена Гашека мог быть только один. Чтобы попасть туда, надо было выйти к понтонному мосту (он находился почти на том же месте, где сейчас находится так называемый Старый мост), перейти по нему через полноводную Ангару и затем двигаться налево к речке Кая и дальше за нее. Дорога могла занимать, в зависимости от маршрута, приблизительно час времени или несколько больше. Значит, приходили они на место где-то после трех часов. Чуть позднее в летние месяцы как раз светает. Таким образом, Николаев довольно точно определил расстояние до озера от центра города.

Во времена Гашека левобережье Ангары еще не было застроено, кроме узкой кромки вдоль могучей реки, и район этот был излюбленным местом отдыха иркутян. Особенно живописны были как раз окрестности речки Кая, покрытые богатой и разнообразной растительностью. Много здесь было черемухи. Иркутские гимназисты еще в пушкинские времена писали сочинения об экскурсиях на речку Кая (в фонде редких книг научной библиотеки Иркутского университета хранится целый сборник гимназических сочинений тех лет[2], изданных ни больше ни меньше как в столице - в Санкт-Петербурге!).

Возвратившись в Москву, я вскоре убедился, что подробности о Чертовом озере можно было узнать и не выезжая в Иркутск. Достаточно было полнее познакомиться с литературой о Николаеве. Выяснилось, что рассказ художника о его общении с Гашеком, о чтении им сибирского «Швейка» был частично воспроизведен в одной из статей о Николаеве еще за семь лет до его интервью пражскому корреспонденту. Вот как описывались там походы на рыбалку: «Они поднимались в предрассветный час, захватив с собой чайник, яйца, калачи, переходили по понтонному мосту Ангару, поднимались в гору, поросшую мохнатым лесом (местность за Ангарой постепенно повышается. - С. Н.).Там лежало озеро, густо заросшее лилиями. Рыболовы забрасывали в темные “окна” удилища, разводили костер, варили уху, наслаждались общением с природой»[3].

Вот в этом-то уголке и раскладывал Гашек свой костерок, который горел на расстоянии семи тысяч километров от Праги. Если такое же расстояние отмерить в противоположную сторону от чешской столицы и протянуть мысленно линию на запад, она пересечет всю Западную Европу, весь Атлантический океан, и ее конечная точка окажется на американском континенте, на территории Канады, где-то западнее Оттавы и севернее Великих озер...

 

 


[1]Н. В. Куликаускене. Книги переводчика и общественного деятеля Петровской эпохи Ф. Кралика в Иркутске // Федоровские чтения М., 1984, с. 149-184; Ее же: Чешская книга в Иркутске// Čtenář, 1982, с. 10, s. 470-471.

[2]Прозаические сочинения учеников Иркутской мужской гимназии, писанные под руководством старшего учителя российской словесности Ивана Поликсеньева. СПБ, 1836.

[3]Д. Славентатор.Поиски, вечные поиски..., с. 159.