По следам прототипа главного героя Гашека

Сенсация, не наделавшая шуму.

Основное творческое достижение Гашека - это, конечно, образ Швейка. Имя Швейка мгновенно возникает в памяти при одном упоминании о чешском писателе. Гашек обогатил сокровищницу литературы, создав новый литературный тип, сразу же вошедший в круг самых популярных мировых образов. В этой связи особый интерес представляет творческая история этого персонажа. Естественно не вызывает сомнений, что он многое впитал в себя от самой атмосферы, которая царила в Чехии в начале века и о которой уже была речь. Дух веселой «дискредитации смехом» пронизывал все поры общественной жизни и проникал даже в армию. Эта своеобразная атмосфера не сошла на нет и во время мировой войны, а в чем-то, пожалуй, даже сгустилась. Чехи никак не хотели сражаться за интересы империи. В армейской среде вместе с неприязнью к австрийским правящим верхам сказывалась, конечно, и просто тоска по веселому слову и шутке, потребность в юморе, которую стремились утолить огромные массы собранных вместе и связанных общей судьбой людей, не горевших желанием воевать и превращавших все в повод для пародии и смеха. Выразительные воспоминания о настроениях и поведении чешских солдат оставили многие современники Гашека. Пражский писатель Йозеф Копта рассказывал: «Чешский солдат, которому капитан-немец поручал перевести перед полком свою патриотическую речь (и без того полностью понятную всем чехам), делал это с показным рвением, с необыкновенно серьезным выражением лица и вместе с тем с немалой отвагой, так как подвергал себя риску жестокого наказания. Капитан говорил по-немецки: “Солдаты! Тяжелые тучи нависли над нашей родиной. Не забудьте о вашей славе (Ruhm). Пусть она будет с вами. Но если кто-нибудь покинет знамя, то он неминуемо изопьет потом всю чашу наказания, которую уготовила ему карающая рука Немезиды”. Чех-переводчик не моргнув глазом и с невинным видом переводил: “Ребята, господин капитан говорит, что пойдет дождь и всем надо взять с собой ром. А если кто убежит далеко от флага, пусть выпьет свою порцию у ефрейтора Немечка”. Во время принятия присяги солдаты бормотали текст прямо противоположного смысла»[1].

Но как бы ни влияла атмосфера, не существовало ли все же реального прототипа Йозефа Швейка? Пусть прототипа, давшего только первый толчок работе воображения? Известно, что многие герои Гашека носят имена реально существовавших лиц. И хотя Гашек далеко не склонен был связывать себя живописанием с натуры и имел обыкновение давать полную волю своему неистощимому воображению и темпераменту комика, его персонажи нередко ведут свою историю от конкретных живых людей. Ведь и «Похождения бравого солдата Швейка» буквально пестрят героями с реальными именами. Это и поручик Лукаш, и капитан Сагнер, и кадет Биглер, и старший писарь Ванек, и сапер Водичка и т. д.

Прототипами послужили главным образом однополчане писателя, оказавшиеся вместе с ним в одной воинской части австрийской армии во время Первой мировой войны. Пародийная история этой части - один из главных пластов его сатирического романа.

Все упомянутые лица здравствовали, кстати говоря, и в момент появления этой книги (1921-1923), а некоторые из них были живы еще и после Второй мировой войны. Уже в 50-х годах журналисты впервые побеседовали с бывшим кадетом Биглером, который проживал в это время в Дрездене и сообщил между прочим, что совсем недавно познакомился с романом Гашека и что он ему понравился. О собственной военной службе он самоотверженно заявил, что она правдиво обрисована в романе[2]. В конце 50-х годов был еще жив Йозеф Водичка, довольно вероятный прототип сапера Водички в романе Гашека. Это был солдат, отличавшийся необычайно буйным нравом. За два года службы в австрийской армии, по его словам, он 153 раза подвергался дисциплинарным наказаниям. Русскому читателю, наверное, небезынтересно узнать, что с прототипом сапера Водички Гашек познакомился в России, в Тоцких лагерях для военнопленных близ Бузулука. Как и многие другие чешские пленные, он служил потом в чехословацких добровольческих частях в России и проделал путь от Ровно до Владивостока[3]. На одном из вечеров, посвященном Гашеку и проходившем в Доме советской науки и культуры в Праге весной 1983 года (тогда отмечалось столетие со дня рождения Гашека), присутствовал сын старшего писаря Ванека, унаследовавший от отца и его гражданскую профессию. Он служил в той же лавке москательных и аптекарских товаров в Кралупах под Прагой, которую вел его отец, о чем упоминается и в романе Гашека. Существовал якобы даже пастух-дурачок Пепик-Прыгни, которого в романе вербует в осведомители путимский вахмистр[4]. Еще в межвоенный период сведения о прототипах героев веселого произведения Гашека вместе с их фотографиями стали проникать в печать и получили известность на родине писателя. В общих чертах хорошо известны даже биографии некоторых из них. В последние годы чешский историк Аугустин Кнесл, увлеченно собиравший неизвестные материалы о Гашеке, обнаружил, что имена реальных лиц нередко носят и второстепенные, эпизодические персонажи романа Гашека. Фамилии его героев встречаются, например, в списках слушателей Высшей технической школы в Праге (где в юности у Гашека было много друзей и знакомых)[5]. Короче говоря, от романа тянутся многие нити к реальным лицам. Тем более интересно узнать, является ли исключением главный герой Гашека?

Как известно, образ Йозефа Швейка впервые появился в рассказах Гашека в мае 1911 года. Некоторые современники писателя были убеждены, что имя для своего героя он позаимствовал у чешского землевладельца и консервативного политика, депутата имперского парламента от аграрной партии, человека верноподданнических, проавстрийских настроений Йозефа Швейка[6]. По некоторым слухам этот Швейк был и начальником Гашека во время его недолгого пребывания на действительной военной службе в 1906 году (впрочем, сам факт службы документально пока не подтвержден). Гашек якобы хотел посмеяться над этим политиком, уподобив его своему герою, страдающему навязчивой манией «служить государю императору до последнего вздоха». Как мы уже знаем, Гашек с его веселым нравом довольно часто прибегал к подобному приему, приписывая своим комическим персонажам имена известных лиц и ставя тем самым последних в смешное положение. Вполне правдоподобно, что таким же образом он мог поступить и на этот раз.

Однако около трех десятилетий тому назад появилась другая версия происхождения имени главного героя Гашека. В одном из популярных чешских журналов был напечатан очерк или даже, пожалуй, беллетризованная статья малоизвестного автора Ярослава Веселого, сообщавшего почти сенсационные сведения[7]. Он писал, что на протяжении целых двенадцати лет у Гашека якобы был знакомый или даже друг по имени Йозеф Швейк, о котором он никому не рассказывал (по словам друзей Гашека А. Лонгена и Й. Магена нечто подобное с Гашеком случалось: он порой водил компании с совершенно разными людьми, не знакомя их друг с другом). Сам Йозеф Швейк после появления рассказов Гашека, а тем более романа с героем, носившим его имя, не хотел якобы привлекать к себе внимание и старался держаться в тени. Дело в том, что со временем он сделался если не преуспевающим, то во всяком случае вполне благополучным ремесленником и добропорядочным семьянином и не желал осложнять себе репутацию, хотя и продолжал дружбу с Гашеком, которого ценил и любил. Если он оказывался при посторонних в обществе Гашека, то обычно выдавал себя за его родственника и не называл своего настоящего имени. Ярослав Веселый, видимо, уважая волю Швейка, также опубликовал свой очерк о нем уже спустя несколько лет после его смерти.

Познакомился Гашек со Швейком будто бы в мае 1911 года. Он случайно встретился и разговорился в трактире «У чаши» с отцом Швейка, и тот привел его к себе домой, где сын жил вместе с родителями. Квартира их находилась на той же улице Боиште, что и трактир «У чаши», ставший позднее знаменитым благодаря роману Гашека. В этом трактире завязывается сюжетное действие романа после убийства эрцгерцога Фердинанда, которое повлекло за собой объявление войны. Здесь же Швейк назначает свидание саперу Водичке «в шесть часов вечера после войны».

Знакомство Гашека с молодым пражским ремесленником якобы и дало толчок возникновению образа Швейка. Только что наслушавшийся в трактире рассказов чешских солдат-пройдох, отбывавших недавно службу в Боснии (она в 1908 году была захвачена Австрийской империей) и похвалявшихся своим искусством саботажа, Гашек якобы и сочинил на квартире у Швейка свой первый рассказ о «бравом солдате», дав ему имя своего нового знакомого, который тоже недавно был на действительной службе и сумел избавиться от нее. По версии Веселого, этот рассказ был даже и записан под диктовку рукой Швейка.

В то же время Веселый не считал образ Швейка просто зарисовкой с натуры. По его словам, и сам Швейк не склонен был обольщаться на этот счет и не покушался на лавры героя Гашека: «Когда в 1914 году меня призвали на службу в австрийскую армию, - вспоминал он, - я тут же оказался в числе саботажников и сачков и стал играть умного дурака по принципу “глупостью против военных глупостей”. На фронте я прослыл титулованным идиотом. Разумеется, я не умел так гладко проскочить через все трудные ситуации и конфликты, как герой в романе Гашека. У меня не было такого запаса притворства, красноречия и хитрости, хотя и я всегда любил шутку и никогда не посрамил развлечения».

После первого знакомства Гашек и Швейк время от времени якобы встречались. Частично будто бы совпадали и пересекались их пути и в годы Первой мировой войны. Оба они оказались в русском плену и на какое-то время даже в одних и тех же лагерях для военнопленных - в Дарнице под Киевом, где Швейк заделался поваром: во время регистрации пленных он приписал себе эту специальность, здраво рассудив, что справится с немудреными обязанностями лагерного кашевара. Многие чехи-мужчины вообще умеют хорошо готовить. Швейк похвалялся, что со временем ему стали доверять даже приготовление блюд для лагерного начальства, и начальник лагеря в Дарнице полковник Грибоедов будто бы говорил, что никто не умеет делать шашлык лучше, чем Швейк.

Через некоторое время Швейк, как и Гашек, якобы вступил в чехословацкие добровольческие части, сформированные в России, находился в действующей армии. В июне 1917 года он участвовал в боях у Зборова против австро-венгерских войск и позднее, уже в Чехословакии, дважды был награжден за это - первый раз в 1924 году, второй - в 1947 году.

Однако самое поразительное в рассказе Швейка, переданном Я. Веселым, начиналось дальше. Когда Гашек ушел в Красную Армию, Швейк оставался в чехословацком корпусе. И вот удивительный случай якобы свел их при совершенно исключительных обстоятельствах, какие чаще встречаются в детективных романах. 8-го июня 1918 года войска чехословацкого корпуса заняли Самару. Командование 4-го полка выдало приказ об аресте чехов, служивших в Красной Армии, в том числе и политкомиссара Ярослава Гашека, обвиненного вместе с другими в государственной измене. В случае ареста Гашека ждал неминуемый расстрел, если не виселица. Соотечественники были тогда скоры и круты на расправу. Ко всему прочему в середине дня 8 июня пленный красноармеец будто бы выдал, что Гашек (не ушедший, как известно, с частями Красной Армии) скрывается в последнем доме Слободки, предместья Самары. По случайному совпадению в вооруженную команду, которой было приказано доставить Гашека «живым или мертвым», попал и Швейк. Кроме него на задание были посланы «члены разведки 1-го батальона» Балцар (командир), Троян и Худоба. На окраине Слободки патруль остановился в закутке под кленом вблизи большого дома. Швейк вызвался пойти вперед и разведать ситуацию, с тем чтобы другие остались пока на страже. Балцар согласился. Швейк с карабином в руках прошел через ворота. Во дворе мужик отбивал косу, а в окне Швейку сразу бросилась в глаза фигура Гашека. При виде Швейка он быстрым движением сунул руку в карман, по-видимому, хватаясь за пистолет. Но Швейк сказал ему, что он здесь не один и если Гашек немедленно не скроется, предупредив мужика, чтобы тот запирался и все отрицал, то будет арестован. Гашек успел скрыться. «До сих пор не пойму, - говорил впоследствии Швейк, - я ему спас жизнь или он оставил меня в живых».

Новая встреча Гашека со Швейком произошла якобы уже в Праге, после возвращения писателя на родину, в начале 1921 года. Они вновь сошлись на квартире у Швейка, который, однако, переселился к этому времени на Варшавскую улицу. 6 января 1923 года никому не известный Швейк якобы присутствовал на похоронах Гашека в Липнице - единственный из его пражских друзей (другие поздно узнали о смерти или не смогли приехать). Спустя три десятилетия, в 1955 году, Швейк будто бы побывал на открытии обновленного и ставшего теперь мемориальным трактира «У чаши».

Таково было содержание статьи Веселого. Ко всему прочему ее сопровождал целый набор фотографий Швейка, сделанных в разные периоды его жизни: перед уходом на действительную службу в начале 1911 года, в австрийской армии в 1914 году, перед отправкой на фронт в 1915 году, в чехословацких легионах в России в 1918 году; помещена была также последняя его фотография. Судя по фотоснимкам, в выражении лица Швейка в молодости было что-то вроде намека на двусмысленную и неопределенно дерзкую улыбку.

Известно, что Гашек любил отыскивать диковинные человеческие типы и характеры и водить дружбу с такими людьми, черпая из общения с ними импульсы для своего творчества, получая возможность как бы разрабатывать потенциал, заложенный в том или ином экзотическом индивиде. Встретив необыкновенный человеческий экземпляр, он уже не упускал его из виду. Ярмила вспоминала: «Найдя колоритный тип, он становился неутомимым муравьем - слушал, расспрашивал, располагал к себе, дразнил и ранил, чтобы узнать, как человек ведет себя в разных ситуациях. У него было мало настоящих друзей, но он знал сотни людей-типов и каждый такой человек считал его своим приятелем»[8]. Нет ничего неправдоподобного, что в гашековской коллекции удивительных людей мог оказаться и некий Йозеф Швейк. И все же статье Я. Веселого не особенно поверили. Слишком уж она была неожиданной. Чтобы столько лет никто не знал о близком знакомом или даже друге Ярослава Гашека, носившем то же имя, что и его главный герой! Это казалось невероятным! К тому же и автор статьи, судя по всему, пожелал остаться в дальнейшем неизвестным и в последующие годы никак не дал знать о себе (даже во время столетнего юбилея Гашека в 1983 году, который отмечался в Чехословакии очень широко). Словно ожила атмосфера гашековских мистификаций, которых столько было связано с его именем еще при жизни писателя и начало которым положил он сам. Надо также сказать, что в статье встречались куски, которые явно не выдерживали критики и уже с первого взгляда выглядели малоубедительными. Автор, например, пытался представить себе мысли Гашека, которые бродили у него в голове при возникновении замысла рассказа о Швейке, и передавал их, словно они точно известны, даже брал в кавычки. Подобные «вживания в образ», разумеется, имеют мало общего с точной информацией. Столь же малоправдоподобно, будто Швейк при первой же встрече с Гашеком обратил внимание на сходство звуков в их фамилиях. Такое наблюдение скорее можно ожидать от филолога. Оно подозрительно смахивает на журналистскую «изюминку» автора статьи. Да и вообще статья, как уже говорилось, не лишена была беллетризации, появилась в журнале, не претендовавшем на научную строгость. Короче, ее встретили со скепсисом. И тем не менее, если вдуматься, для мистификации она была слишком богата точно указанными сведениями и датами, многие из которых легко поддаются проверке. Если исследователям удалось установить имена и местожительство предков Гашека начиная с XVI столетия, то уж, конечно, не требуется большого труда, чтобы выяснить, действительно ли на пражской улице, которую называет Веселый, несколько лет тому назад проживал человек по имени Йозеф Швейк, а возможно и поныне проживают его родственники. Впрочем, частично это уже было потом и выяснено. Р. Пытлик в своей книге о Гашеке, изданной в 1971 году, глухо упомянув вслед за Веселым, что Гашек, возможно, встречался с каким-то Швейком с улицы Боиште, вспомнил, что и сам Гашек в детстве одно время жил вместе с родителями на углу улиц Боиште и Сокольской, и допустил, что он мог быть знаком со Швейком-отцом[9]. В свою очередь А. Кнесл подтвердил проживание Йозефа Швейка на улице Боиште, д. 453, по записям в метрических книгах[10]. Но дальше этого не пошло.