Партия умеренного прогресса в рамках закона.

 

Перед Первой мировой войной Австро-Венгрия являла собой довольно странную картину. Еще в XIX веке русский поэт и дипломат Ф. И. Тютчев назвал лоскутную державу Габсбургов Ахиллесом, у которого везде пята. Почти все народы, населявшие это государство, оказались в его составе не по своей воле и никогда не питали особого почтения ни к августейшему дому Габсбургов, ни к так называемой «общей родине». Страну раздирали центробежные тенденции. Декорум официальной пышности, внушительный полицейско-бюрократический аппарат составляли резкий контраст к настроениям подданных и вызывали у них скорее иронию и насмешку. Казалось, и сам возраст престарелого монарха, занявшего трон еще в первой половине XIX века (1848), олицетворял дряхлость империи. Часто не блистали искусством политики и лидеры оппозиционных партий. К тому же представители разных наций в парламенте парализовали усилия друг друга. Все это порождало атмосферу абсурдности. В этой обстановке наряду с распространением различных стихийных и сознательных форм протеста, саботажа, бунтарства все громче звучал и непочтительный смех выходящих из повиновения народных низов и радикально настроенной интеллигенции.

Карел Чапек назвал однажды народный юмор непрерывным комментарием к жизни. В годы, о которых идет речь, такой комментарий превращался в способ формирования оппозиционного общественного мнения. Невиданные размеры приняла дискредитация официальной картины мира с помощью смеха. Сатирическая литература представляла собой лишь верхний слой гораздо более широкого явления. В этой обстановке и родилась самая грандиозная пародийно-сатирическая акция Гашека - инсценировка создания партии умеренного прогресса в рамках закона. Это был уже не эпизод, не юмористическая миниатюра, а своего рода пародия-эпопея. В истории мировой комики, во всемирной истории смеха, пожалуй, трудно найти второе подобное начинание, которое отличалось бы таким же размахом, таким числом участников, такой изобретательностью политического озорства и широтой огласки.

Буффонада назревала постепенно, но вершины своей достигла в 1911 году, во время дополнительных выборов в австрийский парламент по Виноградскому избирательному округу в Праге, когда, воспользовавшись свободой слова и собраний, Гашек стал публично разыгрывать создание необычной партии. В импровизированном спектакле участвовали десятки его друзей и знакомых, в том числе поэты и писатели Йозеф Мах, Ладислав Гаек, И ржи Ма- ген, Густав Опоченский, Франтишек Лангер, тонкий ценитель юмора Эдуард Дробилек, журналисты, актеры и т. д. Представление длилось несколько недель, постепенно разрастаясь, вовлекая новых и новых участников и зрителей, обогащаясь все новыми находками и комическими поворотами.

Коллективная пародия затрагивала самые разнообразные стороны общественно-политической жизни: официальную политику австрийских и чешских властей, поведение оппозиции, нравы, царящие среди депутатов парламента.

XX век стал веком политических партий. Они впервые в истории возникали в таком изобилии и становились массовыми. Неизмеримо возросла численность людей, вовлеченных в партийное движение, которое превратилось одновременно в главную форму организации общественно-политической жизни. Внимание Гашека, юмориста и сатирика, и привлек этот феномен, не лишенный наряду с достоинствами своих внутренних противоречий. От пристального взора писателя не укрылось нередкое отсутствие гармонии между общими целями, провозглашаемыми каждой партией, и эгоистическими интересами многих участников движения и отдельных групп. Не осталось тайной для него и манипулирование массами (как сказали бы мы в наши дни) со стороны лидеров и депутатов, также нередко ставящих свои частные и групповые выгоды выше идеалов и принципов. Во всяком случае австро-венгерская политическая жизнь поставляла обильную пищу для размышлений подобного рода. Замечательный чешский поэт (в чем-то предшественник современных бардов) Франтишек Гельнер, чьи озорные песенки распевала тогда молодежь в веселых компаниях, писал:

 

Политика - вот напасть -

Это сплошь борьба за власть!

Тут уже не до идей-

Это для других людей.

(«Последние события»)[1]

 

К концу 1900 годов Гашек успел разочароваться во всех политических партиях, существовавших тогда в Чехии и в империи в целом, придя к убеждению, что их оппозиционность мелка и несерьезна, а программы и высокие слова о борьбе за свободу остаются праздными фразами, граничащими с обманом народа. Не разделял он и радужных надежд социал-демократов на грядущую парламентскую борьбу, условия которой явно улучшились после 1907 года, когда в стране под напором народных выступлений было введено всеобщее избирательное право. Это стало большой победой социал-демократов, возглавлявших движение. Однако их воображению парламентская демократия рисовалась в «чистом» ее виде, в розовом свете. Гашек, имевший привычку никогда не упускать из виду и вторую сторону медали, был куда более скептичен. Во-первых, события последних десятилетий в ряде стран Европы убедили его, что непослушные парламенты нередко попросту разгоняют, а депутатов даже отправляют за решетку, где они «получают возможность в полной мере предаваться воспоминаниям о своей парламентской неприкосновенности <...> Надо быть круглым идиотом, чтобы позволить выбрать себя, если после этого у тебя окажется еще меньше прав, чем у избирателей», — писал он в сатирическом эссе «Парламенты» (VIII, 68). Правда, у него не возникало сомнений, что чешсим депутатам крайние меры не грозят, так как «самое большее, на что отважатся наиболее смелые из них, - это попросить у правительства льгот для мясников-живодеров в разведении свиней» (там же). С другой стороны, иронию вызывала у него и структура современных парламентов, в которых над нижней, по сути дела совещательной палатой поставлена привилегированная высшая палата с ее решающим голосом. Он считал, что «палата господ - это преграда против демократических элементов» и проектов на случай, если бы они прошли в нижней палате.

Не питал Гашек иллюзий и о корпусе депутатов, не без основания полагая, что истинными побудительными мотивами, заставляющими рваться к парламентским креслам, далеко не всегда бывают те, что провозглашаются на словах. Множество жгучих, как крапива, фельетонов и памфлетов Гашека, в которых он изображал чешских политиков и депутатов парламента, выводя их чаще всего под собственными именами, красноречиво показывают, как далек он был от идеализации избранников народа и как далеки были зачастую сами избранники от идеала. Череда казнокрадов, карьеристов, честолюбцев, лицемеров, героев фразы встает со страниц его «галереи карикатур». Таково было, впрочем, мнение не только Гашека. Язвительные портреты своего рода приживальщиков рабочего движения рисовали в то же время и другие литераторы, особенно упоминавшийся уже Франтишек Гельнер. Одно из его стихотворений написано, например, в виде беседы разоткровенничавшегося красного лидера с не очень набожным пастором:

 

Мы на один мотив играем.

Людские души маним раем,

У вас он- где-то в вечности,

У нас он в бесконечности.

Но веруем - не веруем,

Мы знаем, что мы делаем.

Зачем буквально понимать

Всех обещаний благодать?

Ведь, слава богу, что для нас

От них уж польза есть сейчас.

И каждый праведник рукой

Слегка живот похлопал свой(«Красный и черный»)

 

Гашек констатировал также «странную» закономерность: каждый социал-демократический лидер «в борьбе за права пролетариата трогательно тучнеет. Видать, таков уж удел не только социал-демократических вождей, но и вождей всех народных партий вообще» (IX, 118).

Юмористическое название партии умеренного прогресса в рамках закона заключало в себе ироническую мысль о подмене освободительной борьбы чуть ли не сдерживанием ее. В духе этой иронии и развертывался спектакль, облеченный в форму веселого шутовства бесшабашной богемной компании.

Основные события разыгрывались в одном из пражских трактиров, где регулярно собиралась публика, среди которой задавали тон Гашек и его друзья. Застолья уподоблялись своего рода предвыборным собраниям (сходство усиливалось благодаря тому, что предвыборные центры чешских политических партий вообще обычно помещались в пивных). Был составлен манифест партии, призывавший придерживаться только умеренного прогресса и только в рамках закона. В числе подписей под манифестом стояла и подпись полицейского комиссара Слабого, ходившего в трактир, принимавшего, по-видимому, участие в развлечениях и едва ли осознавшего тот дополнительный оттенок двусмысленности, который придавала шуточному документу его подпись под ним. Точно так же выглядела под манифестом и подпись лидера социал-демократов Богумира Шмераля, также заглянувшего раз-другой на «собрания» партии и оставившего свой автограф под манифестом.

Что касается программы партии, Гашек заявил, что она у него имеется, но будет держаться в тайне до самых выборов, а, может быть, и позже, так как программы часто крадут другие партии. Зато был сочинен гимн. Присутствующие хором исполняли его каждый раз перед началом шутейного действа. Текст гимна (его автором был поэт Йозеф Мах) представлял собой пародию на широко известную тогда боевую песню анархистов «Мильоны рук во тьме поднялись...». Вызывающий смысл песни был заменен восхвалением приспособленчества. Осмеивалось также корыстолюбие депутатов:

 

Мильоны кандидатов встали,

Чтоб был обманут честный люд,

Чтобы им голоса отдали,

Они охотно их возьмут.

Пускай сторонники эксцессов

Насильем строй менять хотят.

Умеренного мы прогресса,

Пан Гашек - вот наш кандидат.

 

Были в гимне и выпады против лидеров других партий и кан- дидатов-соперников, от которых следовало ожидать всяких происков и козней. Однако и тут торжественные строки дышали немеркнущим оптимизмом и верой в живучесть приверженцев осмотрительности и хамелеонства:

 

Дык, Крамарж, Клофач и Ивонна[2]

Не доведут нас до тюрьмы.

Лишь в рамках строго закона

Храним прогрессу верность мы.

С любым режимом мы поладим,

Хоть ты нас на цепь посади.

Умеренность, как на параде,

Она, конечно, победит!(IX, 294)

 

Ритуал совершался с пародийным соблюдением закона о собраниях. Уже на первом, «учредительном съезде» партии председательствующий, в полном соответствии с пунктом закона, запрещавшим скопление вооруженных лиц, предложил всем присутствующим сдать всякое оружие и особенно пистолеты, ножи и кинжалы, если они у кого-либо имеются, и сложить их на стол президиума - «хотя бы уже из тех соображений, что в столь поздний вечерний час вряд ли удалось бы сыскать другого докладчика» (IX, 295).

Гашек играл роль лидера партии и кандидата в депутаты. Главным пунктом программы всегда были его речи, которых с нетерпением ждали все присутствующие. С каждым разом народу прибывало. Из разных концов Праги приезжали новые и новые слушатели. В своих импровизированных выступлениях Гашек призывал усилить строгости по отношению к беднейшим слоям населения, возродить рабство и инквизицию, «обосновывал» преимущества умеренного прогресса и беспрекословного почитания законов. «Прогресс обоюдоострое оружие, так же как пиво. Люди накинуться на него и не знают, когда остановиться...» (IX, 277), - провозглашал он.

В ритуал избирательной кампании, как известно, входит восхваление кандидата в депутаты, Гашек великодушно взял эту задачу на себя, прославившись знаменитой речью «Величайший чешский писатель Ярослав Гашек».

Иногда лидер новоявленной партии выступал с «общеобразовательным лекциями», например, на темы «Святые с экономической точки зрения», «О значении миссионеров для африканских туземцев», «О дрессировке полицейских собак», о борьбе против алкоголизма, о подлинности Краледворской рукописи (давно разоблаченная литературная подделка начала XIX века под древние чешские памятники). Излюбленной была тема национализации дворников. Гневные нападки на дворников, которые не хотят бесплатно открывать ночью подъезды возвращающимся завсегдатаям пивных и кабачков, сопровождались настойчивым требованием взять дворников на государственное обеспечение (соль заключалась в том, что пражские дворники, державшие у себя ключи от подъездов, часто использовались полицией в качестве осведомителей). Кандидат в депутаты разражался протестами против взимания платы в общественных местах, из-за чего неимущие вынуждены пользоваться «местами еще более общественными»... «Серьезные» темы, как видно и из последнего примера, перемешивались с чисто бытовыми, высокие материи с низкими, но при этом Гашек играл роль трибуна, широко прибегая ко всякого рода ораторским приемам и ухищрениям, демагогическим выпадам, использовал высокопарную лексику и фразеологию, парировал возгласы из зала, апеллировал к публике и т. д. «С деланной серьезностью он касался самых щекотливых тем. С необычайно серьезным видом и вкрадчивой почтительностью высказывался о «всемилостивейшем нашем государе, императоре австрийском и короле чешском Франце-Иосифе I». Это было сплошное осмеяние австрийской бюрократии, однако так замаскированное показной глупостью и отличным юмором Гашека, что ни один самый строгий шпик не мог ни к чему придраться...»[3], - вспоминал Гаек. По окончании речи разрешалось задавать вопросы - первые три бесплатно, каждый последующий за кружку пива - «в избирательный фонд партии».

Иногда, расположив публику и создав соответствующее настроение, Гашек позволял себе достаточно дерзкие выпады. «Между нами сидит несколько полицейских конфидентов, - обратился он однажды к публике, - на которых я могу указать пальцем и которые, злоупотребив законом, гарантирующим свободу избирательных собраний, пришли сюда под видом обыкновенных избирателей. По адресу этих шпиков заявляю, что мне хорошо известно, как должен поступать с ними честный гражданин. Не буду распространяться, скажу лишь, что при использовании приема под названием «захват шеи» (а в этом случае не делается различий между полицейскими шпиками и обычными гражданами) левая рука противника перехватывается в запястье и одновременно выкручивается за спину, правая нога подсекается ударом под так называемую коленную чашечку, левая же остается нетронутой и совершенно свободной, чтобы при выдворении ею можно было открыть двери помещения, не повредив их, ибо, во-первых, они стеклянные, а, во-вторых, являются собственностью моего старого приверженца, владельца трактира пана Звержины» (IX, 273). Кандидат в парламент щедро раздавал депутатские обещания, не исключая персональных, сулил кого-то повысить в должности, отблагодарить и т. д.

Расклеивались плакаты: «Как один отдайте свои голоса за нашего кандидата партии умеренного прогресса в рамках закона, писателя Ярослава Гашека, который на многочисленных собраниях развернул богатую программу национализации дворников!», «В случае избрания нашего кандидата обещаем выступить против землетрясения в Мексике», «То, что вы не получите от Вены, получите от нас», «Требуем передать ломбарды в ведение духовенства!», «Нам не хватает всего пятнадцать голосов. Денег не экономим», «Отдавший свой голос за нас получит в награду малый карманный аквариум», «Сегодня панихида по провалившимся кандидатам».

Сведения о количестве голосов, полученных Гашеком, расходятся. Во всяком случае, их оказалось около 2-х – 3-х десятков. Все они были вписаны в бюллетени его друзьями и почитателями (официально он не был зарегистрирован в качестве кандидата в депутаты).

Шумный пародийно-сатирический спектакль получил широкий резонанс в Праге. Слухи о партии умеренного прогресса в рамках закона проникли даже в печать.

Если бы Гашек вообще не написал ни одного литературного произведения, то истории с партией умеренного прогресса было бы достаточно, чтобы он остался в памяти соотечественников как незаурядный и колоритный талант. Известный писатель Франтишек Лангер, участвовавший в буффонаде Гашека, считал даже его речи «самым крупным и самым цельным его юмористическим произведением», вплоть до романа о Швейке, полагая, что «и в остальном они не уступают главной его книге»[4]. Говоря о смысле и поэтике его речей, Лангер особенно выделял гашековское искусство устной пародии: это была «карикатура на фразерство, какое плодили тогда политические ремесленники из числа всевозможных партийных агитаторов, ораторов, журналистов, самозванных представителей и глашатаев чешского народа. Гашек умел оперировать расхожими стереотипными фразами, употребляя их в дословном звучании и одновременно подражая им, пародируя их. Он в полном объеме владел жаргоном собраний, банальной фразеологией листовок и передовиц, громким слогом и сентиментальным сюсюканьем лозунгов и обращений. Он обрушивал на слушателей целые каскады подобного словесного материала, кстати и некстати вплетая его в свою речь. Сверх этого он придумывал мнимые цитаты и высказывания, приписывая их разным авторитетам. Подражая заправским ораторам, он был то патетичен и восторжен, то растроган - однако, не тогда, когда нужно <...> В потоке речей рождались гашековские ораторские гирлянды, нагромождения из бессодержательных и запутанных фраз, которые, благодаря модуляциям голоса, походили на подготовительные тирады, какими ораторы часто предваряют какое-нибудь важное заявление, которое должно прозвучать с особой силой как программное, демонстративное и, разумеется, радикальное. У Гашека такие тирады завершались какой-нибудь смешной, гротескной и неожиданной нелепицей»[5].

Речи Гашека - замечательные образцы устной комической импровизации. Снова надо сказать об импровизации как особом виде искусства. В чем-то оно, наверное, даже труднее, нежели литературное творчество. Если писателю требуется дар наблюдателя и сочинителя, то импровизатор сверх этого должен обладать еще и талантом актера и мгновенной реакцией. А Гашек к тому же выступал не просто с импровизациями, а с импровизациями-пародиями, а это требует уже совсем особого дарования.

С окончанием выборов утратил силу закон о свободе собраний и митингов, однако Гашек и его друзья нашли возможность продолжить свои выступления. Они создали любительское кабаре и стали давать представления в том же трактире на импровизированной сцене. Были привлечены и профессиональные актеры Артур Лонген, Эдуард Басс и другие. Но в основном «труппу» составляли сами учредители партии умеренного прогресса в рамках закона. Сохранена была и преемственная связь с недавней буффонадой. Перед представлениями по-прежнему исполнялся гимн партии умеренного прогресса, афиши зазывали публику послушать «общеобразовательные» лекции Гашека. Что касается пьес, они сочинялись коллективно. Обычно после обеда создавался текст, в шесть вечера проводилась репетиция (сразу генеральная), позднее игралась премьера.

Часть пьес Гашека и его соавторов сохранилась. Несколько лет тому назад они были изданы в Праге отдельной книгой. Все они носят комический характер, зачастую написаны стихом и, пожалуй, больше всего напоминают сценарии и тексты небольших любительских представлений, какие разыгрывают в «капустниках». Наряду с вымышленными персонажами, а также традиционными образами и типажами (библейскими, историческими, литературными) в пьесах фигурировали некоторые известные в Праге лица. Особенно доставалось бесталанному, но плодовитому писателю Квидо Марии Выскочилу.

Поскольку владелец трактира дважды переселялся со своим заведением на новое место, кочевала вслед за ним и верная ему «труппа». Напоследок трактир помещался рядом с оградой Ма- лостранского кладбища. Вскоре разнесся слух, что в окрестностях по ночам появляется привидение. Гашек, служивший тогда репортером по отделу хроники и происшествий в одной из пражских газет, написал об этом событии большую юмористическую заметку «Привидение в Коширжах и на Смихове», которая вызвала потом даже запрос в парламенте. (Русский перевод этого на редкость остроумного и веселого «репортажа» Гашека опубликован у нас пока что единственно в книге «Ярослав Гашек смеется и обличает». М.: Детгиз., 1983.) По мнению Лангера, привидение также было делом рук кого-то из гашековской компании. Во всяком случае Гашек получил еще одну новую тему для «общеобразовательных» лекций, с которыми он выступал теперь перед публикой на открытом воздухе, где в летние месяцы расставлялись столы для посетителей ресторации. Однако кто-то донес, будто он использует свои выступления о призраках для нападок на городские власти, которые не умеют обеспечить покой даже мертвым. Владельцу заведения было запрещено выносить столы на улицу, и он вынужден был закрыть его. Впрочем, Гашек выступал со своими импровизациями и в других местах.

Мастерство пародии и шаржа. Как уже говорилось, стихия устной комики увлекала Гашека не меньше, чем литературное творчество, и сливалась с ним, образуя некое единое целое. Розыгрыш, затеянный где-нибудь в веселой компании, получал затем развитие в литературном произведении, оказывался темой рассказа, юморески. В свою очередь литературные мотивы, найденные во время работы над текстом рассказа или фельетона, использовались потом в устных комических импровизациях и «речах» Гашека. Одно переходило в другое. Многие осуждали Гашека за неусидчивость, упрекали, что он отвлекается от литературы на что-то постороннее, проводя время в пивных и кабачках. А между тем не было ничего более полезного для него как писателя, чем эта постоянная игра ума и воображения. Юмор был его органическим жизненным призванием, и он творил все время. Это был творческий процесс длительностью в жизнь. Это была жизнь, ставшая творческим процессом. В самом поведении Гашека было что-то от художественного творчества.

Из массовой смеховой игры, какой была инсценировка создания партии умеренного прогресса, родилось и самое крупное до романа о Швейке произведение Гашека с громким названием «Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона». Она состоит более чем из восьмидесяти веселых главок-фрагментов, в которых как бы сообщалась история создания партии, тесно переплетенная с хроникой похождений неунывающей гашековской компании. Помещен был манифест партии, часть речей Гашека. И все это сопровождалось десятками юмористических портретов участников и современников «движения».

Произведение насквозь проникнуто духом озорной игры - не только потому, что во многих главах изображались всевозможные проделки, розыгрыши, смешные мистификации. Само соединение глав, их подключение друг к другу и к основной теме часто представляло собой веселые пародийные «ходы». Так беззаботное путешествие Гашека по Австро-Венгрии с двумя его приятелями, изобилующее забавными приключениями и шумными выпивками за чужой счет, подавалось как апостольская миссия посланцев партии умеренного прогресса в рамках закона, отправившихся проповедовать свое учение. Служба Гашека в редакции журнала «Мир животных», где он мистифицировал читателей, придумывая несуществующих зверей, насекомых и птиц, изображалась как необходимая для депутата школа обмана публики: «Каждый политик должен пройти большую жизненную школу и, главное, научиться обманывать людей <...> Я стал редактором «Мира животных» с надеждой, что из «Мира животных» один шаг и до депутатского сейма <...> Журнал этот произвел в моей душе полный политический переворот. То, что в журнале практиковалось в малых масштабах, в политике делается в больших. Только обманом всего общества и могут жить отдельные лица <...> Я благодарен «Миру животных» за тот опыт, который мы почерпнули для программы партии умеренного прогресса в рамках закона, выраженный в прекрасном девизе: “Делай, что хочешь, но говори о себе только самое хорошее”» (IX, 44-46). В свою очередь кратковременная работа Гашека в редакции газеты национальных социалистов «Ческе слово» подана как разведывательная акция в стане враждебной партии.

Олицетворением самого духа партии умеренного прогресса стали два образа, открывающих в книге галерею «замечательных людей». Это Густав Опоченский и Ян Климеш. В остроумном вступлении к «Истории партии», пародирующем стиль такого рода сочинений, Гашек пишет: «Уместно в первую очередь сказать о двух мужах, которые в памятный год, когда была основана партия, стояли бок о бок со мной вместе с целым рядом других, о которых будет упомянуто позднее, и поддерживали меня в моих начинаниях. Был это воевода Македонский Климеш и поэт Густав Р. Опоченский» (IX, 13). Об Опоченском дальше говорится, что уже в детстве, когда его наказывал отец, - а он происходил из семьи евангелического пастора, - он «никак не противился воле судьбы и, извиваясь на отцовском колене под розгой, вспоминал слова евангелия «Вся власть происходит от бога, а посему, кто власти противится, тот воле божией противится». Отцовское колено и розга были лучшей поэтической школой для Опочен- ского. Именно эту школу мы и должны благодарить за ту яркую черту, которую историк литературы обнаружит в каждом его стихотворении, т. е. бесконечную безнадежность, печали, которые нельзя утолить, огни, которые угасли...» (IX, 14). Рядом обрисована могучая фигура «борца за права угнетенного народа» (IX, 15) Климеша: «Он был высокого роста, и его покрытое могучей коричневой порослью лицо, угрожающее выражение, страстные речи заставляли предполагать в нем прирожденного предводителя революционных войск...» (IX, 15). Климеш рвется на Балканы на помощь угнетенным братьям-славянам и даже носит устрашающую форму «македонского воеводы» и огромный кинжал за поясом, но потом оказывается смешным и мелким трусом, а его подвиги выражаются главным образом в обильных хмельных возлияниях. Если Опоченский олицетворяет, так сказать, непротивление и покорность, то Климеш, этот родной брат Тартарена из Тараскона, - хвастовство и трусость. Третий герой, которому посвящен специальный портрет, - «камрад Станислав Земан», утверждал, что трижды переплыл в бочке Ниагарский водопад. Потом один за другим появляются другие не менее достойные поборники умеренного прогресса. При этом во всех случаях речь идет о реальных лицах. В книге нет вымышленных персонажей. Это сплошь шаржи на реальных людей.

Глубокой иронией проникнута глава «Революционер Зиглозер» - о бывшем участнике радикального движения «Омладина», который предпочел потом вольнолюбивым увлечениям своей молодости рыночную деятельность, а именно торговлю коньяком, и научился ловко использовать былую принадлежность к оппозиционным кругам, вызывающую уважение у людей, в интересах торговой рекламы. Великолепна характеристика, которой Гашек наделил «этических анархистов» Магена и Маха, - этих, по ироническому определению писателя, «чешских якобинцев», - один из которых признался однажды в своих стихах:

 

Для будущих подвигов силу и волю

мы черпали больше всего в алкоголе.

(IX, 41)

 

Книга обещала прозвучать как веселый, дерзкий и шумный вызов и существующим порядкам, и наивным политическим иллюзиям, и мещанскому самолюбию. Однако случилось так, что она надолго осталась неизвестной читателям. Издатель, взявшийся в 1912 году выпустить ее, в конце концов так и не решился сделать это и продал рукопись частному лицу. А потом наступила война. Гашеку так никогда и не довелось узнать, увидит ли свет его сочинение. Только в середине 20-х годов, уже после смерти писателя, было напечатано десять разрозненных главок. В 30-е годы Юлиус Фучик, получивший доступ к рукописи и высоко оценивший это произведение, начал печатать его в газете и опубликовал примерно четвертую часть текста. Однако владелец рукописи, состоявший членом партии национальных социалистов, взял свое разрешение на публикацию назад после того как были напечатаны главы, в которых затрагивалась эта партия. Рукопись вновь исчезла из поля зрения. Только чудом она не погибла во время Второй мировой войны. Частная библиотека, в которой она хранилась, была без остатка уничтожена. На счастье оказалось, что владелец рукописи отдал ее на время биографу Гашека Вацлаву Менгеру, благодаря этому она и уцелела. Лишь в 60-е годы, спустя полвека после своего возникновения, книга Гашека увидела свет (не исключено, однако, что три-четыре главки все же затерялись). На русском языке она пока что опубликована только один раз - в шеститомном собрании сочинений Гашека.

Невольно задумываешься, что же произошло бы, если бы эта книга вышла сразу после того, как была написана? Можно не сомневаться, что вся дальнейшая человеческая и писательская судьба Гашека вообще сложилась бы иначе. Нет сомнений, что уже тогда его признали бы одним из крупнейших чешских писателей (в чем пока что ему упорно отказывали). С другой стороны, трудно сказать, какие последствия имел бы тот великий шум, который, несомненно, поднялся бы вокруг этого сочинения и тоже, наверное, так или иначе сказался бы на дальнейшей судьбе писателя. В «Истории» было задето самолюбие слишком многих людей.

Гашек как писатель вообще сформировался по-настоящему именно где-то во время создания этой книги, в самом конце первого, начале второго десятилетия нашего века, когда исполнилось, кстати говоря, как раз десять лет и с момента появления в печати его первых рассказов. Только теперь ощутимо проявилась и одна из самых оригинальных и замечательных черт его творчества, во многом придавшая потом такое очарование его веселому роману о Швейке. Естественно, речь идет о стихии розыгрыша и комической мистификации - стихии, в которую Гашек все больше погружался теперь, находя в ней неисчерпаемые художественные возможности и широкий простор для творчества.

 

 


[1]Переводы стихотворных текстов, кроме оговоренных случаев, автора книги.

[2]Ведущие деятели чешских политических партий того времени.

[3]L. Hájek.Z mých vzponínek na Jaroslava Haška..., s. 61.

[4]F. Langer. Byli a bylo. Praha, 1963, s. 41.

[5]Ibidem, s. 41.