Горжени З. Ярослав Гашек - журналист
Третье рождение бравого солдата Швейка
— В феврале 1921 года Гашек начинает писать в Праге «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны»,
— 25 августа 1921 года неожиданно уезжает в Липнице-над-Сазавой у Гавличкова Брода,
— 15 ноября 1921 года «Руде право» публикует рецензию Ивана Ольбрахта
на первую часть «Похождений бравого солдата Швейка во время мировой войны».
— 3 января 1923 года в доме № 185 в Липнице Гашек умирает.
Фельетоны и юморески, написанные Гашеком для «Руде право», достаточно красноречиво отражают мировоззрение и взгляды автора в период, когда он окончательно уходит в работу над романом о Швейке и его похождениях в мировую войну.
«Он был бедный, как церковная мышь, — вспоминает его первая жена Ярмила, — когда сказал мне: «Напишу Швейка. Начал я это в России, но ничего с собой не привез. Напишу все снова»1».
Это третье рождение бравого солдата Швейка, самое совершенное, произошло в феврале 1921 года. Александра Львова рассказывает о нем в своих воспоминаниях, опубликованных в «Прубое»:
«Они с Сауэром явились домой в добром настроении. Смеялись, обнимались, и Ярослав сказал, что ему в голову пришла хорошая мысль. Он будет писать о бравом солдате Швейке. Я не знала, что он уже писал о Швейке до войны и во время нее. Он сказал мне об этом только сейчас, но тут же провозгласил, что на сей раз это будет нечто совершенно другое, настоящая литература. «Посмеюсь в своей книге над всеми дураками, а заодно докажу, каков наш настоящий характер и что он может»».
На другой день после обеда Гашек начал писать, а Франтишек Сауэр ходил за пивом для него. «Ярослав, — вспоминает Львова далее, — писал очень быстро, сразу набело, а когда у него начинала болеть рука, диктовал Сауэру. Оба при этом совершенно увлекались и забывали про пиво. Писали всю ночь».
Сохранилась рукопись с кратким гашековским предисловием к третьему рождению Швейка, которое появилось в тот февральский день 1921 года. Это лист бумаги, начинающийся арабской единицей, исписанный красивым, хорошо читающимся, почти каллиграфическим почерком. Рукопись действительно написана сразу набело. Лишь в одном месте Гашек что-то вычеркнул.
Вот этот небольшой текст.
Предисловие
«Великой эпохе нужны великие люди. На свете существуют непризнанные скромные герои, не завоевавшие себе славы Наполеона. История ничего не говорит о них. Но при внимательном анализе их слава затмила бы даже славу Александра Македонского. В наше время вы можете встретить на улицах бедно одетого человека, который и сам не подозревает, каково его значение в истории новой, великой эпохи. Он скромно идет своей дорогой, ни к кому не пристает, но и к нему не пристают журналисты с просьбой об интервью. Если бы вы спросили, как его фамилия, он ответил бы просто и скромно: «Швейк».
И действительно, этот тихий, скромный человек в поношенной одежде — не кто иной, как старый бравый солдат Швейк, отважный герой, имя которого еще во времена Австро- Венгрии не сходило с уст всех граждан Чешского королевства и слава которого не померкнет и в республике.
Я искренне люблю бравого солдата Швейка и, представляя вниманию читателей его похождения во время мировой войны, уверен, что все они будут симпатизировать этому непризнанному герою.
Автор
Позднее Гашек расширил конец предисловия на две фразы:
«Он не поджег храма богини в Эфесе, как это сделал глупец Герострат, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии.
И этого достаточно».
Гашек пишет свой роман быстро, набело, почти без последующей правки. У него нет никаких заготовок, его герой рождается прямо из-под пера, абсолютно спонтанно, будто бы Гашек пересказывал все действие, глядя на некий киноэкран. Свою рукопись он по частям отдавал издателям для выпуска в тетрадях и продолжал работу дальше, даже не сверяя с тем, что было написано в предыдущих главах.
Первую часть, «В тылу», Он написал еще в Праге. Вторая возникла осенью 1921 года в Липнице-над-Сазавой у Гавличкова Брода, куда по приглашению художника Ярослава Панушки Гашек удалился в «недобровольное изгнание», как позднее он писал в юмореске «Гид для иностранцев». Здесь, в стороне от соблазнов богемного окружения Праги, в новой, почти беззаботной атмосфере он вел удивительно плодотворную творческую жизнь. В начале 1922 года Гашек принялся за третью часть «Швейка». А 29 декабря того же года диктовал бессмертную историю бравого солдата в последний раз.
Сохранилось достоверное свидетельство того, с какой легкостью рождался в Липнице Швейк. В последние месяцы жизни Гашек начал роман диктовать. Его личный «писарь», липницкий уроженец Климент Штепанек, вспоминал, что Гашек диктовал роман свободно, буквально «рассказывая» его, у него не было никаких предварительных заметок, заранее подготовленного плана. Говорил быстро, и писарю приходилось поторапливаться, чтобы поспевать за автором. «За все время он никуда не заглянул, — рассказывает Штепанек. — Только иногда раскладывал карту для того, чтобы точно определить место швейковских странствий, главное — во время его похода с «марш-кампанией» из Венгрии на русский фронт».
Диктовал он и в зале местного трактира «У чешской короны», и даже под чистым небом во дворе липницкого замка или перед своим домом. Порой Гашеку надо было прерваться посреди абзаца или диалога, например когда приходили гости или когда он обращался с какой-нибудь просьбой к жене. Однако, какой бы долгой ни была пауза, Гашек никогда не терял нити своего повествования...
«Порою у нас оставалась начатая четвертушка бумажного листа, на которой было не больше двух-трех строк швейковского монолога, и все же Гашек бегло и точно продолжал диктовать»2.
В Праге «Швейка» шумно рекламировали ярко-желтые плакаты: «Эта книга выходит одновременно во Франции, Англии и Америке!», «Победа чешской книги за границей!», «Революция в чешской литературе!», «Лучшая юмористическо-сатирическая книга мировой литературы!»
В послесловии к первой части романа Гашек сообщал читателям: «...вскоре появятся две следующие части — «На фронте» и «В плену». В рекламном плакате говорилось об издании «Похождений бравого солдата Швейка во время мировой и гражданской войны дома и в России». Однако в последующих частях Гашек рассказал о событиях, которые произошли с его героем только в Австро- Венгрии и по дороге на фронт. Ни на него, ни в плен Швейк уже не попал. И все же писатель в незаметных намеках подсказал направление, каким пойдет дальше его герой, то направление, которое частично уже прояснилось в киевской версии «Швейка в плену».
Юлиус Фучик в свое время пытался домыслить, как пойдет развитие гашековского героя, который был для него типом маленького чешского человека, хотя и не имеющего солидного политического багажа, но хорошо сознающего, что «подгнило что-то в датском королевстве». «Его швейкование поначалу — личная защита от безумия империализма, однако вскоре он от обороны переходит в нападение, — пишет Фучик. — Швейк своей пародией на послушность и своим народным юмором разлагает с таким трудом налаженный механизм реакционной власти, с усердием червя подтачивает реакционное устройство и с большой активностью, хотя и не всегда осознанно, помогает разрушать то, что построено на фундаменте угнетения и рабства. Его развитие, напоминающее развитие Гашека, только еще идет к полному самосознанию, и прямо чувствуешь, как Швейк в определенный момент посерьезнеет: он, конечно, не перестанет шутить, но, когда дойдет до дела, будет воевать ответственно и основательно... Но так далеко, однако, Гашек своего Швейка довести не смог. Смерть помешала ему в этом. И мы не должны прибегать к догадкам, конструировать дальнейшее развитие Швейка. Достаточно того, что есть»3.
Но «того, что есть», еще долго не было достаточно. Между двумя войнами Гашеком и Швейком завладели разные литературные шуты и спекулянты. На страницах буржуазных газет и журналов, словно грибы после дождя, высыпали заметки и мемуары ближних и дальних «друзей» и «знакомых», которые стремились правдами и неправдами запродать на корню известные им историйки и эпизодики из личной жизни писателя, нажиться на нем, выжать из его богемного прошлого какой-нибудь капитал.
В чешской журналистике нашелся один предприимчивый человек, который пытался даже «вызвать» Гашека из загробного мира, чтобы он дорассказал историю бравого солдата Швейка. Фантасмагория? В 1933 году «Творба» (№2) опубликовала письмо тогдашнего директора издательства «Мелантрих» Ярослава Шальды Александре Львовой, датированное 1925 годом. Шальда просил вдову писателя разрешить провести в ее липницком домике «интересный оккультный эксперимент, результаты которого проблематичны, но, несомненно, представят интерес и для Вас».
О чем шла речь? Шальда разъяснил это сам после второй мировой войны, когда, уже находясь на пенсии, написал для Пражского института журналистики свои воспоминания (ныне они хранятся в архиве факультета журналистики Карлова университета в Праге). «Швейк произвел колоссальное впечатление на читателей», — вспоминает Шальда и добавляет, что его веселые истории, иллюстрируемые Йозефом Ладой, помогли вдвое поднять тираж «Ческого слова». Швейк, однако, остался, «к великому сожалению издателей и читателей», незаконченным. И вот в голове предприимчивого директора родилась сумасбродная идея с «оккультным экспериментом».
Ярослав Шальда рассказывает: «Я получил письмо откуда-то из-под Семил4, в котором какая-то простая женщина сообщала, что она — спиритический медиум и в качестве такового хотела бы попробовать войти в контакт с духом умершего Гашека и под его диктовку из загробного царства дописать неоконченного Швейка... Это письмо дало мне пищу для размышлений не столько потому, что я верил в возможность беседы с духом умершего, сколько потому, что я чувствовал возможность широкой рекламы, которой можно было бы сопроводить всю эту историю...»
Директор Шальда привез «простую женщину» из-под Семил в Липнице-над-Сазавой. При участии Александры Львовой она должна была вызвать дух умершего писателя в местном трактире «У чешской короны», в зальчике, наполненном ароматами кофе и рома, «исходя из предпосылки, что так дух умершего приблизится скорее, ибо покойный сам, совершенно точно, пил здесь при жизни черный кофе с ромом». От голоса из потустороннего мира ожидали окончания истории Швейка. Гашек, однако, не услышал просьб спиритического кружка. «На тропе было тихо, — грустно констатирует Шальда. — Я свернул сеанс и приказал расходиться...»
Попадись этот сюжет в руки Гашека...
Как известно, по «коммерческому» заказу гашековского Швейка дописывал сатирик Карел Ванек. В бульварном духе, в вульгарном стиле. То, что он произвел на свет, было полной макулатурой, не имевшей ничего общего с бравым солдатом Швейком и его автором.
Примечания
1. Hašek mezi svými. Havlíčkův Brod, 1959, str. 61.
2. Štěpánek Kliment. Vzpomínky na poslední léta Jaroslava Haška. Havlíčkův Brod, 1960.
3. Fucik Julius. Milujeme svůj národ. Praha, 1949, str. III.
4. Семилы — городок на севере Чехии. — Прим. перев.
