Глава XIV 

Письмо Г. Д. Линдова о здоровье В. И. Ленина. Гибель Линдова. Комсомольцы на работе в ЧК. 1-й Самарский добровольческий полк

 

После Октябрьской революции помещики, капиталисты и их приспешники — генералы и офицеры царской армии не сложили оружия. За свое право жить за счет рабочих и крестьян они готовы были биться не на живот, а на смерть и потопить всю Россию в крови.
В 1918—1919 годах по всей стране прокатилась волна контрреволюционных мятежей. Белогвардейское отребье, не поддержанное народом, вместе с эсерами перешло к террористическим актам. Они охотились за видными деятелями большевистской партии. В 1918 году в Ленинграде убили Володарского и Урицкого, а вслед за этим нанесли жестокий удар в самое сердце революции: в Москве совершили покушение на Владимира Ильича Ленина. Трудно передать словами чувство глубокого горя, которое охватило всех нас, когда мы узнали о злодейском покушении на родного Ильича. Все, от мала до велика, каждый день напряженно ждали сообщений о состоянии его здоровья.
Как мы радовались, когда в газете «Приволжская правда» было опубликовано письмо Г. Д. Линдова, ездившего в Москву в конце 1918 года и побывавшего у В. И. Ленина.
В письме говорилось, что В. И. Ленин чувствует себя хорошо и бодро и что пуля, застрявшая в правой стороне шеи, хотя еще не извлечена, но нисколько не мешает ему работать.
А вскоре после этого, в январе 1919 года, мы провожали в Москву... гроб с телом товарища Линдова, убитого белогвардейскими наймитами недалеко от Самары, на станции Озинки. Он выехал вместе с тт. Майоровым и Мяги в Николаевскую дивизию, в одном полку которой провокаторам удалось поднять мятеж против Советской власти. Ехали без конвоя, чтобы сказать красноармейцам правду, разоблачить зачинщиков мятежа. Белогвардейцы хорошо знали силу слов пламенных большевиков и, не допустив товарища Линдова и его спутников до встречи с красноармейцами, убили их из-за угла.
Трагическую гибель Гавриила Давыдовича Линдова тяжело переживали мы, самарские комсомольцы. Он близок был нам тем, что стоял у колыбели комсомольской организации Самары.
Исключительно велико было обаяние этого замечательного революционера-болыневика. С каким восторгом рассказывали наши ребята о беседе с Линдовым, происходившей накануне организации комсомола в Самаре. Не помню точно всех, кто ходил к нему договариваться о выступлении на митинге в кинотеатре «Триумф», но помнится, что среди них был Сережа Андреев, который вернулся с этой беседы влюбленным в Г. Д. Линдова.
Глубоко и разносторонне образованный человек, блестящий, остроумный собеседник, Линдов очаровал всех. Ребята пришли к нему не в Реввоенсовет, куда пройти было сложнее, а домой. Г. Д. Линдов принял делегацию с большим радушием и простотой, охотно согласился выступить на митинге, долго и подробно расспрашивал ребят о том, из кого состоит инициативная группа, какую работу она проводит сейчас. Г. Д. Линдов рассказал много интересного о жизни и революционной борьбе зарубежной, особенно французской молодежи. Рассказывал он и о своих встречах и беседах с В. И. Лениным, Г. В. Плехановым, А. М. Горьким.
На белый террор Советская власть ответила красным террором. И в этой жестокой борьбе комсомольцы принимали активное участие.
В конце 1918 года Леня Поливник и Женя Шнейдер были направлены губкомом партии на работу в особый отдел штаба 4-й армии. Их назначили дежурными комиссарами оперативной части. Вскоре в Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией губком послал еще большую группу комсомольцев: К. Громова, А. Булушева, П. Кузьмина, Г. Серегину и многих других, Это была опасная и трудная, но необходимая для победы революции работа. Ребята не колеблясь выполняли самые тяжелые поручения, ведя беспощадную борьбу со всеми, кто стоял на пути к нашей победе.
Весной 1919 года белая армия адмирала Колчака подошла близко к Самаре. Бои велись уже около Кине- ля, примерно в 40 километрах от города, который был объявлен на военном положении. В театре «Олимп» состоялся митинг. Здесь рабочие Самары поклялись отстоять город грудью, не дать Колчаку прорваться к Волге. На митинге была объявлена запись в 1-й Самарский добровольческий полк. Все мы, комсомольцы, тут же записались добровольцами. Кто не был на митинге, записался в полк на следующий день.
В комсомольской организации остались почти одни девчата, да и из них многие записались в отряд красных сестер.
Казарма, где временно разместились добровольцы, помещалась на Воскресенском рынке. Кажется, это было помещение бывшего трактира. В казарме мы не жили, там были сложены наши нехитрые пожитки, мы приходили сюда ежедневно узнавать о времени отправки на формирование в село Красный Яр.
В день отправки я забежал домой, чтобы попрощаться с родными. Мать пошла провожать меня, за нами увязалась и наша маленькая собачка Марсик. Подойдя к казарме, мы увидели колонну грузовиков, около которых стояли комсомольцы. Некоторые из них уже сидели в машинах. Сережа Андреев ждал меня возле грузовика, держа в руках мои и свои вещи. Попрощавшись с матерью, я полез в машину. Однако мы долго еще не трогались. Собралось много народу. Тут были родные, пытавшиеся в последнюю минуту отговорить своих несовершеннолетних ребят, другие с нескрываемой гордостью провожали детей. Были и случайные прохожие, остановившиеся поглазеть на то, что здесь происходит. Некоторые из них отпускали по нашему адресу шуточки. Весело пересмеиваясь, мы ждали отправки. Вдруг Сережа Андреев согнулся в три погибели и спрятался за спины товарищей. Я посмотрел вокруг и увидел проезжавшую мимо нас пролетку, в которой ехал отец Сережи — Я. А. Андреев. Он работал заместителем председателя Самарского губсовнархоза. Сережа записался в полк тайно от родителей и боялся, как бы отец не погнал его домой, как это было уже в коммунистической дружине.
Какая-то старушка, стоявшая рядом с моей матерью, долго молча, скорбно глядела на нас, тяжко вздыхая, но когда была дана команда трогаться и первые машины двинулись, старушка вдруг запричитала:
— Батюшки, да куда ж гонят таких малых детей?
— Не гонят, а сами идут, — отвечала моя мать. — Надо идти, а то Колчак сюда придет, их здесь всех перебьет.
— Слыхал? — спросил я Сережу.
— Да-а, — протянул он с завистью, — такой матерью можно гордиться.
Однако когда наша машина тронулась с места, мама не выдержала и заплакала. Слезы ее поразили меня. Не первый раз провожала она меня, но никогда не плакала.
Машины двигались медленно, я долго смотрел на свою плачущую мать. Она уже потеряла двух сыновей. Старший, любимый сын, работая слесарем, самоучкой изучил немецкий, французский, английский языки, а когда мы жили в Казани, — татарский и арабский. Заветной мечтой его было поступить в университет. Но чрезмерное умственное напряжение привело к тому, что после сдачи экзамена на аттестат зрелости в гимназии он психически заболел и его поместили в дом для сумасшедших, а в 1914 году ушел из дома и пропал.
С 10 лет стал бродяжничать другой сын, старше меня на два года. У него с детства была неудержимая страсть к путешествиям. Он исколесил всю Россию и в 1917 году, после Февральской революции, ушел добровольно на фронт, там был тяжело ранен, потерял глаз и уехал куда-то на Дальний Восток. Дома он не был несколько лет. Последнее письмо мы получили в 1917 году, еще до Октября. С тех пор о нем тоже никаких вестей не было.
Глядя на плачущую мать, я впервые почувствовал, сколько горя мы ей принесли.
Я не заметил, как выехали из Самары на проселочную дорогу. Из глубокой задумчивости меня вывело чье-то восклицание: «Ребята, глядите, какая-то собака за нами увязалась!» Я взглянул и обомлел. Наш маленький Марсик, высунув язык, мчался во всю прыть, стараясь не отстать от машины.
— Домой, Марсик, домой! — закричал я. Но он, жалобно взвизгнув, продолжал бежать. Несколько человек застучали кулаками по крыше кабины. Шофер остановил машину и испуганно посмотрел на нас. Я мигом спрыгнул на землю, схватил Марсика и полез с ним обратно. Он, порывисто дыша, жалобно скулил. Пришлось взять его с собой в Красный Яр. Помесь таксы с дворняжкой, черный с желтой мордочкой и наполовину желтыми ножками, Марсик скоро стал любимцем роты.
Пока мы проходили формирование и обучение в Красном Яру, он не отставал от меня ни на шаг, доставляя массу хлопот и волнений. Когда рота училась ходить в ногу, я оказывался всегда где-то в середине колонны, Марсик бегал тут же, сбивал меня не только с шага, но и с ног. Выгнать его из строя было нельзя: никакие угрозы и уговоры не помогали. Если я, выйдя из терпения, замахивался на него винтовкой, он судорожно поджимал маленький хвостик и жалобно смотрел на меня.
В Красном Яру был оборудован военный городок. Наверное, здесь раньше проходили военное обучение солдаты старой армии. На поле, за околицей, были спортивные сооружения: «шведская стенка», длинные, гладкие шесты, гимнастическая лестница с круглыми отполированными перекладинами.
Обязательных занятий не было, каждый, если хотел, упражнялся на этих снарядах. И только я был лишен этого удовольствия. Стоило мне начать карабкаться по шесту вверх, как Марсик бросался вслед, начинал лаять, а потом жалобно выть. Подымаюсь на руках по гимнастической лестнице до верхней перекладины, Марсик моментально бросается на лестницу с другой стороны и мигом оказывается на самом верху. Обратно слезать он не мог, приходилось брать его на руки и спускаться с ним с лестницы обычным путем.
Особенно большое развлечение он доставлял всем на штыковых занятиях. На поле стояло несколько чучел: деревянные рамы, заполненные рогожными мешками, набитыми соломой. Нас учили прокалывать чучело насквозь, делая правильные выпады. Марсик во время учений стремился подпрыгнуть до мешка и схватить его зубами. Ни мне, ни ему эти упражнения никак не давались. Из-за маленького роста я не мог дотянуться и пронзить чучело насквозь, а Марсик не допрыгивал до него и в бессильной злобе лаял.
Красный Яр расположен недалеко от Самары. Между городом и селом курсировали автомобили, привозившие нам снаряжение, обмундирование и продукты. Я рассчитывал перед отправкой на фронт получить отпуск на один день и отвезти собаку домой. Но случилось по-другому. Командиром 1-го Самарского добровольческого полка был назначен бывший офицер царской армии. В Красной Армии служило их немало, и большинство честно сражалось на фронтах гражданской войны. Но были среди них и предатели. Таким оказался и наш командир, тайно готовивший переход всего полка на сторону Колчака.
В полку было много рабочих-большевиков. Перед самым выступлением на фронт заговор был раскрыт, командир полка арестован. Из Самары приехали новые командиры. Среди них был отец Сергея и Жени Ильиных, член партии с 1917 года, Владимир Алексеевич Ильин. К нам он был прислан заместителем командира полка по хозяйственной части.
Началось переформирование полка. Отъезд на фронт был отложен. Самарцам давали по два-три дня отпуска в город. Получили отпуск и мы с Сережей Андреевым. Захватив Марсика, мы выехали на машине и через два часа были дома.
Вечером, не сговариваясь, оба оказались в клубе, но там было пустынно, и Сергей предложил пойти к нему домой. До этого я у них дома не бывал. Я звал его в партийный клуб или в Струковский сад (сейчас городской парк имени Горького), но он не соглашался и настойчиво тянул меня к себе. Позже я догадался, что Сережа, очевидно, выполнял обещание, данное своему отцу, которого мы застали дома.
За чаем Яков Андреевич дружески расспрашивал о нашем житье-бытье, обращаясь преимущественно ко мне. Отец Сергея, старый большевик, опытный пропагандист, разговаривал так, что я скоро признал, что мы, 15—16-летние мальчишки, не представляем в полку большой ценности. Откровенно говоря, это вполне соответствовало действительности.
Хотя я считал себя бывалым воином, но на самом деле не только не нюхал пороху, но и не представлял себе солдатской жизни. Трудно было делать многоверстные переходы с полной выкладкой, трудно по нескольку часов подряд таскать винтовку не на ремне, а держа ее на руке, как на параде. Рука затекала, и винтовка начинала мотаться из стороны в сторону. Много и других трудностей было в нашей солдатской жизни. Об этом мы с Сережей говорили иногда, но никогда на невзгоды не жаловались.
Обо всем этом я рассказал Якову Андреевичу за чашкой чая.
На следующий день мы уехали в полк. И только значительно позже мы поняли, почему Яков Андреевич добивался от меня такого признания. Он хотел, чтобы мы сами сделали соответствующие выводы. Но их сделали за нас.
Вскоре после нашего возвращения в полк новое командование издало приказ об отчислении всех лиц моложе 17 лет. Мне, Сергею Андрееву, Жене Ильину и Мише Самарину не было еще 16, а Сергею Ильину только что исполнилось 16 лет. В общем, всех нас откомандировали в распоряжение самарского комсомола.
Так и не пришлось нам воевать против Колчака.