Под ударами Красной Армии белогвардейцы откатывались на Восток. 31 декабря 1918 г. была освобождена Уфа. Штаб и органы управления 5-й армии, в том числе и политотдел, перебазировались в освобожденный город. Гашек был назначен заведующим типографией. Политическая работа, на которую в Уфе перешел Гашек, не ограничивалась руководством лишь типографией, хотя и эта сторона его деятельности заслуживает рассмотрения. С этой деятельностью тесно связано было и его активное участие в выпуске газеты «Наш путь» — органа политотдела. Кроме того, Гашек входил в руководящую группу Уфимской организации Иностранной коммунистической партии (большевиков). Комитет этой группы действовал в тесном контакте с политотделом. Гашек вел разнообразную организационную и агитационнопропагандистскую работу среди находившихся в Уфе иностранцев, которые в подавляющей массе были военнопленными. Он выступал и с докладами перед русскими красноармейцами.
Уфа в 1918—1919 гг.
Выпуск газеты «Наш путь» тогда представлял нелегкое дело, требовавшее больших усилий. Однако с помощью политотдела удалось скомплектовать дружный коллектив редакционных работников и сплотить вокруг газеты актив авторов-фронтовиков. Несмотря на затруднения с бумагой, типографской краской и другими необходимыми техническими материалами, газета выходила регулярно.
И по содержанию, и по внешнему виду газета «Наш путь» являлась характерным образцом армейской газеты времен гражданской войны. На ее страницах перепечатывались из «Правды» пламенные статьи великого Ленина. Газета информировала своих читателей о международных отношениях, событиях в иностранных государствах, о революционной борьбе трудящихся зарубежных стран. Рядом с этими сообщениями печатались сводки с фронтов, краткие некрологи и заметки, которые выражали скорбь по поводу безвременно погибших геройской смертью бойцов и командиров.
В газете обсуждался вопрос о введении в армии знаков отличия, орденов и наград. В ряде номеров опубликованы отрицательные мнения относительно этого намечавшегося мероприятия, в то время как, например, по вопросу о пребывании в армии женщин печатались заметки и сторонников «изгнания» женщин из армии и противников этого.
Выступления против системы отличий и наград отражали уравнительные настроения, которые, как известно, были распространены в массах не только в период гражданской войны, но и значительно позднее.1
О начале работы Гашека в редакции «Нашего пути» мы узнаем также из воспоминаний бывшего редактора этой газеты. «В один из первых дней моего редактирования «Нашего пути» ко мне пришел плотный, несколько грузный, но подвижный военный, — рассказывает В. В. Сорокин. — Щелкнув каблуками, он сообщил, что назначен политотделом заведовать типографией, в которой будет печататься «Наш путь». По его выговору было видно, что он нерусский. Мы разговорились. Он кратко рассказал о себе. Чех, бывший военнопленный, коммунист, журналист по профессии. Тут же он вынул из кармана несколько исписанных листков и протянул их мне: «Прошу посмотреть. Если подойдет, напечатайте в вашей газете». Потом попрощался и, по-военному четко повернувшись, вышел.
Так я познакомился с Гашеком.
Он быстро наладил регулярный выпуск газеты. Первый его фельетон «Из дневника уфимского буржуа», напечатанный в № 3 «Нашего пути», был очень остроумный».
Статьи и фельетоны Гашека проникнуты жгучей ненавистью к угнетателям, призывом к беспощадной борьбе с врагом.
«Наш путь» — газета политотдела 5-й армии
Гашек, увлекаясь, преувеличивает успехи революции на Западе. «Пропаганда коммунизма в Чехии идет быстрым шагом вперед.., — пишет он.— В Моравии только малый процент рабочих не коммунисты. Интересно, что, например, в городе Годонине, где родился проф. Масарик, лидер чешскословацких контрреволюционеров, 90% рабочих — большевиков... В начале февраля в Чехии будет съезд чешской коммунистической партии...».2 Показательно, что здесь он дает точное определение Масарику, который не без успеха в течение всей жизни играл роль деятеля, который якобы симпатизирует социализму.
Пристальное внимание Гашека привлекает развитие революционной борьбы в Западной Европе. Как и многие коммунисты в то время, Гашек полагал, что это «есть наш последний и решительный бой...», близка полная победа над империалистами и капиталистами.
Наибольшего успеха революционное движение за рубежом достигло в Венгрии и Германии, там уж возникали Советы. Однако немецким белогвардейцам удалось в момент высшего подъема революции нанести ей чувствительный удар, обезглавить передовой отряд рабочего класса — союз «Спартака», зверски расправившись с талантливыми и авторитетнейшими вождями Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. Гашек отозвался на это преступление немецкой реакции заметкой «Два выстрела», полной ненависти к убийцам. Заметка шла в ряду многочисленных резолюций протеста воинских частей и организаций, в которых клеймились подлые убийцы. Гашек призывает отомстить буржуазии за смерть вождей немецкого пролетариата. В связи с перспективами мировой революции Гашек печатает статью «Международное значение побед Красной Армии». В ней подчеркивается, что успехи, одержанные над белогвардейщиной на фронтах гражданской войны в России, означают победы сил революции над объединенными силами русской и поддерживающей ее международной буржуазии.
«По-военному можно сказать так:
Рати всемирной буржуазии отступают с потерями на русском фронте», — замечает Гашек. Победы Красной Армии, утверждает он, должны вдохновлять и вдохновляют пролетариат Западной Европы в его революционной борьбе, внушают ему уверенность в своих силах, в победе над врагом. «Вести о победах Красной Армии в России приносят подъем всему, что завтра разыграется на Западе».
Эта статья свидетельствует о глубоком понимании Гашеком всемирно-исторических событий, свидетелем и участником которых он был и сам. Ее тон говорит о восторженном восприятии автором событий Великого Октября. Отдельные абзацы замечательно выразительны: «С востока на запад Европы идет волна революции. Она уже разбудила сотни миллионов людей, она сорвала короны с Карла Габсбурга и Вильгельма Гогенцоллерна...»3
Некоторые статьи Гашека направлены против контрреволюционного духовенства. Антицерковные выступления, сатирическое изображение духовенства, высмеивание религиозных предрассудков — все это было характерно для его творчества еще в предвоенный период. Но в Советской России, будучи свидетелем контрреволюционной деятельности церковников, он глубоко осмыслил социально-политическую роль религии.
В статье «Что такое отделение церкви от государства»4 Гашек стремится доступно, ясно и понятно изложить читателям, главным образом красноармейцам, принципы политики Советской власти по отношению к церкви и религии. Он отмечает, что советский государственный аппарат ни в какой форме не связан ни с одной церковью, ни с одной религией. Нет господствующей церкви и религии, которую бы поддерживало государство, как это было с православной церковью и религией в дореволюционной России. Нет и таких церквей и религий, которые бы преследовались к выгоде господствующих. «Для республики равны все религии и в то же время безразличны».
По смыслу дальнейшего разъяснения последнее слово означает «не нужны, излишни». В частности, как он говорит дальше: «Власть пролетариата считает ненужным обращаться к церкви с просьбой о молитве в разных торжественных случаях государственной жизни и не просит благословения церкви и помощи божьей в борьбе с буржуазией. Хороша винтовка, штык, пулемет в руках вооруженного народа, это самое лучшее благословение...»
Перечислив последствия, вытекающие из такой политики Советской власти по отношению к церкви — введение государственной регистрации брака, рождения, смерти, устранение системы религиозного воспитания в школах и т. д., — Гашек говорит о мерах предотвращения контрреволюционной деятельности духовенства и призывает лишить церковь движимого и недвижимого имущества, средств эксплуатации, экономического оружия.
Такие меры уже осуществлялись и Гашек убедительно доказывал, насколько они оправданы и целесообразны. Тем самым он наносил удар по контрреволюционной пропаганде церковников, которые стремились натравить верующих на Советскую власть, обвиняя ее в «грабеже» церквей и монастырей.
В большой статье «Христос и попы» Гашек рассказывает, как христианство было приспособлено и использовано духовенством для укрепления классового господства эксплуататоров, как само духовенство обогащалось за счет трудящихся. Естественно поэтому, что в развернувшейся гражданской войне русское духовенство всякими способами поддерживало контрреволюцию: агитацией против Советской власти, подстрекательством к кулацким восстаниям и непосредственным участием в них. Чернорясные агитаторы в своих антинародных целях привлекали для подкрепления своих доводов тексты из почитаемых верующими христианских книг — евангелия и библии. Гашек, приводя цитаты из этих книг, показывает, что их можно использовать и для обличения антисоветских мятежников.
Заканчивается статья решительными «оргвыводами»: «...Советская власть теперь тоже власть, которая поддерживает добро и правду. Скажите мне, вы, попы, вы, мошенники, зачем теперь вы не говорите: должно повиноваться власти не за страх, но за совесть. Скажите мне, вы, банда корыстолюбивых аферистов, зачем вы теперь везде поддерживаете контрреволюцию и не подчиняетесь Советской власти.
С вами нужно поступать беспощадно. Вы должны заниматься честным трудом, как апостолы-рыбаки старой Палестины, а народу нужно сказать:
«Никогда не верьте попам и ничего им не давайте»».
Цитаты из евангелия с точным указанием глав и стихов приводятся в статье неоднократно: это также был проверенный в своей эффективности прием антирелигиозной пропаганды.
Автор призывает народ отвергнуть бездельников и тунеядцев, которые его политически и духовно порабощают, отвернуться от контрреволюционеров, осененных крестом, и призвать их к ответу за совершенные преступления.
Гашек проявляет себя как незаурядный мастер политической пропаганды: серьезные политические вопросы он излагает с изумительной простотой, лаконичностью, выразительностью и картинностью.
Особенности политико-воспитательной работы в период гражданской войны определили и своеобразие формы искусства и литературы, игравших немаловажную роль в системе этой работы. Собственно, такие формы свойственны и всякому другому времени, когда требуется воздействовать не столько на разум читателей, слушателей, зрителей, сколько на их чувства, когда нужно не столько убеждать (так как справедливость выдвигаемых идей очевидна), сколько воодушевлять, накалять ненависть, укреплять волю к борьбе. Например, в искусстве и литературе периода Отечественной войны с немецкими захватчиками, конечно, на иной, расширенной базе повторялись существенные особенности грозных годов гражданской войны. Общеизвестны приемы агитационного искусства — театра, живописи, литературы того времени: четкое разграничение положительных и отрицательных начал — лагерь революции — совершенно прекрасный, лагерь контрреволюции — отвратительно безобразный. При напряженности, беспощадности и ожесточенности борьбы было недопустимо психологически усложнять, изображать двойственными, противоречивыми характеры противников из обоих столкнувшихся в смертельной схватке лагерей.
В стихах, как и на плакатах, статному, сильному, могучему, красивому красноармейцу противостоял оскаливший звериные клыки мировой капитал в цилиндре и с золотой цепочкой по жилету, кулак в картузе с высокой тульей, косматый поп.
Гашек в своей журналистской деятельности шел в русле этих тенденций. Воздействие такой его статьи, как «Христос и попы», несомненно, усиливалось ее эмоциональной приподнятостью, говорившей о безграничной убежденности автора в правоте и значимости высказываемых им мыслей, о его преданности революционным идеалам.
В ряде фельетонов Гашек, используя печать белогвардейщины, опровергает и разоблачает вражескую пропаганду, срывает маски с врагов революции, наносит чувствительные удары контрреволюционерам. Так в фельетоне «Преосвященный владыка Андрей»,5 рассказывающем об уфимском архиерее, автор приходит к выводу: духовенство контрреволюционно потому, что революция лишила его прежних источников доходов. Гашек приводит выдержки из речей Андрея и его статей, напечатанных в уфимских газетах и журналах недавнего времени, из которых видно, что архиерей вел яростную контрреволюционную агитацию и при этом не забывал призывать верующих к пожертвованиям, значительная доля которых попадала в его собственный карман. «Уничтожение религии попов, религии кармана — это начало истинного благополучия всего человечества», — пишет Гашек.
От контрреволюционного духовенства он переходит к эсерам, которые сотрудничали с чехословаками в Самаре через так называемый Комуч (комитет членов Учредительного собрания). Затем после освобождения Самары Красной Армией эсеры перебазировались в Уфу, преобразовав Комуч в «съезд членов Учредительного собрания». С приближением Красной Армии к Уфе они бежали с «правительством» Колчака в Омск, где сибирский диктатор решил от них отделаться, считая даже их для себя слишком «левыми». В конце ноября — начале декабря эсеровский «съезд» учредилки был арестован, но часть членов «съезда» спаслась и перешла на территорию, освобожденную Красной Армией.
В середине января в «Нашем пути» была напечатана декларация «К солдатам народной армии казачьих и чехословацких войск». Это было обращение председателя, члена и секретаря «съезда членов Всероссийского Учредительного собрания и членов Центрального Комитета партии с.-р.» (эсеров) с призывом соединиться с Красной Армией и ударить по Колчаку. Декларация была встречена в Красной Армии с недоверием, как об этом свидетельствуют отклики, напечатанные в газете. По поводу этого обращения и написан фельетон Гашека «Vae victis» («Горе побежденным»).6
«В недавнем прошлом,— пишет Гашек,— этот страшный лозунг римских легионов «Vae victis», «Горе побежденным», переняли господа эсеры в Самаре, Казани, Симбирске и других городах. И выполняли его со всей точностью. Так, например, самарское «Волжское слово» в первые дни победы зарегистрировало с удовольствием: «Сегодня отправлено в тюрьму 460 арестованных большевиков... Сегодня отправлено в тюрьму 270 большевиков»».
Дальше, ссылаясь на различные печатные и устные обращения эсеров, Гашек разоблачает контрреволюционную политику этих незадачливых авантюристов и заканчивает решительным выражением недоверия «кающимся грешникам»: «и, наконец, когда прогуляли все: совесть, народные деньги и кровь граждан, — вернулись домой, как блудный сын из Ветхого Завета.
А теперь после декларации побежденных (побежденные всегда издают декларацию) мы им скажем просто: «Карьера кончена, потрудитесь убрать ноги со стола»».
В фельетоне «Творчество эсеров»7 Гашек, разбирая статьи в эсеровских газетах и эсеровские брошюры, наглядно демонстрирует, как авторы этой печатной продукции ложью прикрывают свою лютую ненависть к трудящимся.
Он приводит шаблонные клеветнические россказни эсеровских писак о мнимых злодеяниях большевиков, высмеивая полную безнадежность тщетных потуг этих лжецов выдать очевидные небылицы за правду. Вместе с тем разоблачается стремление эсеров натравить крестьян на рабочих, отвергается их беспочвенная претензия изобразить себя защитниками крестьянства. Своим разоблачением эсеров Гашек наносил удар политическим авантюристам и позерам, кулацким радетелям, кем были в своей сущности эсеры. Такое разоблачение было весьма актуально в тот период, когда в Сибири и на Урале эсеры после отстранения их от власти Колчаком пытались играть роль некой демократической оппозиции.
Такой тактикой они пытались возвратить себе былое политическое влияние, безвозвратно утраченное в результате постоянного сотрудничества с самыми махровыми контрреволюционерами, в том числе и с Колчаком, до тех пор пока тот пинками не выгнал их из так называемого сибирского правительства.
Не обошел своим вниманием Гашек и черного адмирала и его палаческую политику.
В фельетоне «Армия адмирала Колчака»8 он, приводя выдержки из приказов кровавого сибирского диктатора, описывает деморализацию белогвардейской грабьармии. Из-за кратких строк приводимых приказов встает зарево подожженных карательными отрядами деревень. Видятся виселицы с раскачивающимися телами казненных рабочих и крестьян, картины массовых расстрелов, насилий, грабежей, разнузданных попоек, ожесточенной междоусобной грызни колчаковских генералов и атаманов за власть и дележ награбленного.
Интересен фельетон «Замороженные чиновники в советских учреждениях», в котором объектом сатиры избраны те элементы, которые хотя и вынуждены служить Советской власти, но надеются на возврат старого: «Для этих чиновников советский строй остается непонятным. Они служили царю, служили Керенскому, служили белым. Только вывески над учреждениями перекрасились с занятием нами Уфы, но внутри остались те же самые попугаи, которые не стремятся к понятию окружающего...»
В подтверждение высказанных им положений Гашек приводит ряд фактов: «В народном банке, например, хорошо одетых людей встречают с каким-то восторгом и называют их «господами».
Из финансового отдела управления губернии дали печатать бухгалтерские книги с рубрикой «Министерство, департамент» и очень удивились, когда я им сказал, что министерства уже нет. Не смогли на это ответить ничем иным, как «это старая форма».
Везде встречаются такие «старые формы».
Красный свет бьет в окна, но в комнатах сидят люди с воспоминаниями о кадетской жизни, не интересующиеся в настоящее время ничем, кроме сосисок с капустой… Если их раздеть, то на груди их можно было бы найти портрет губернатора… Они не поняли новую жизнь, они замороженные и растают только на своем солнце, которое, конечно, вне советского строя».9
Следующим объектом своей сатиры среди врагов Советской власти Гашек избирает уфимских купцов. Им посвящено три рассказа, в которых сатирик рисует в ярких типичных образах антисоветские происки буржуазии от спекуляции до сотрудничества с колчаковской контрразведкой.
В одном повествуется «об уфимском разбойнике, лавочнике Балакулине»10 как он повышает цены на продукты и грабит покупателей. Советские органы в Уфе после ее освобождения приняли ряд мер по ограничению спекулятивных махинаций местных торговцев. Однако не так-то было просто умерить алчные склонности заядлых торгашей. Пока кооперация не в состоянии была полностью удовлетворить повседневные потребности населения, уфимские купцы и лавочники использовали временные трудности для своего обогащения. Вместе с тем они стремились вызвать у населения и недовольство Советской властью, объясняя покупателям, что повышать цены они вынуждены якобы в результате административных мер Советской власти. Рассказ Гашека, разоблачая действия уфимских торговцев, наносил удар по спекулянтам и контрреволюционерам, предупреждая мироедов, что за свои преступления они понесут суровую кару.
Рассказ не отличается значительными изобразительными достоинствами. Видно, не до художественной обработки было автору: требовалось бить врага хоть и грубо, но чувствительно. На той же странице газеты этот небольшой рассказ Гашека проиллюстрирован большой карикатурой, изображающей расстрел спекулянта, мироеда, кулака. Такие карикатуры печатались в виде плакатов. Комиссариат печати Уфимского ревкома обязал уфимских купцов получать эти плакаты в комиссариате и расклеивать их в своих лавках. Таким образом, этот рассказ служил как бы пояснительным текстом к карикатуре-плакату.
Более искусные и более вредные формы антисоветской провокационной деятельности уфимских купцов разоблачает Гашек в рассказе «Уфимский Иван Иванович». «Уфимский купец Иван Иванович не убежал из города с другими буржуями, но остался на своем наблюдательном пункте, в лавке, с определенной целью — заниматься по приходе советских войск спекуляцией и провокацией... Он действует так, чтобы было незаметно, что он сам провокатор, распространяющий ложные слухи с намерением внести панику или образовать новые контрреволюционные элементы из врагов Советской власти. Он никогда не скажет прямо: «Я узнал то и то». Он говорит, что это где-то слыхал, что это где-то читал...»
Дальше приводится ряд ярких примеров зловредной деятельности купца и парикмахера. «Сегодня ночью, — сообщает он тихим голосом, — был хороший мороз». После этой невредной увертюры продолжает: «Интересно, как далеко за таким морозом слышно стрельбу из орудий. Так близко было слышно стрельбу, что сразу подумал: белые не дальше 15 верст от города». i
Иван Иванович хорошо знает, что у парикмахера ждет своей очереди такой же враг Советской власти как и он, купец Захаров, который своим знакомым обязательно скажет: «Наши в 15 верстах от Уфы», потом Иван Иванович прибавляет равнодушно: «Сегодня привезли много раненых».
«Исполнив в парикмахерской свою провокаторскую задачу, Иван Иванович идет в кофейную, где знает, что там сидят и болтают бывшие буржуи, предприятия которых взяты на учет. Этим он приносит другую новость: «Дутов взял Казань и Москву! Петроград занят союзниками».
Все знают, что это идиотство, но все-таки на них действует эта болтовня очень приятно. А Иван Иванович с невозмутимым видом продолжает, что Дутов арестовал Совет Народных Комиссаров, что он это слыхал на вокзале. Все опять знают, что Дутов разбит под Оренбургом, но это не мешает им распространять все эти провокационные слухи по городу в среде врагов Совётской власти».
Призывая беспощадно расправляться с контрреволюционерами, Гашек так заканчивает фельетон: «Вы слышите сегодня, что занят Бирск, завтра Стерлитамак, и не знаете или смеяться над идиотами, или взять револьвер и пустить им пулю в лоб.
Это последнее, по-моему, есть самое лучшее средство борьбы с провокаторами».
Колоритным образом Ивана Ивановича Гашек пользуется, чтобы опровергнуть все те провокационные слухи, которые распространялись уфимской буржуазией в тревожные дни нависшей над городом опасности нового наступления колчаковских войск. Но значение этого образа было значительно шире: он показывал, какими методами пользуются в своей антисоветской агитации контрреволюционеры. Рассказ в целом учил распознавать и обезвреживать врага.
Пожалуй, самым остроумным и выразительным из всего напечатанного Гашеком в «Нашем пути» было его первое выступление на страницах этой газеты — юмореска «Из дневника уфимского буржуя». Пользуясь накопленным за время пребывания в России запасом наблюдений, Гашек нарисовал весьма правдивый и выразительный портрет российского провинциального купчины средней руки, трусливого, невежественного, жадного, врага Советской власти. Вот некоторые записи этого оригинального «Дневника».
«Болтовня о взятии Казани красными действительно отличается от прежней тем, что у нее есть известная объективная почва. Наши очистили Казань потому, что, как секретно сообщил мне чешский офицер Паличка, в Казань прибыло два миллиона германских солдат. Со всех купцов и купчих, которые к красным попали в плен, содрали шкуру и печатают на ней приказы Чрезвычайной следственной комиссии. Говорят, что прибудут беженцы из Казани. Надо спрятать сахар из магазинов, чтобы немножко повысить цену. У нашей братии из Казани денег много. Да здравствует Учредительное собрание!..
Сегодня прибыла в Уфу первая партия беженцев из Казани и Симбирска. По дороге их по ошибке раздели оренбургские казаки. Была торжественная встреча. Я выпил две бутылки коньяку и написал заявление на дворника, что он большевик. Дворника отправили в тюрьму...
Последний эшелон чехословаков исчез из Уфы. Мой квартирант (офицер-чех) взял с собой мои часы, Дочь и 6 тысяч рублей, которые нашел в письменном столе. Наздар!11
Адмирал Колчак издал приказ об аресте всех учредиловцев. При таких условиях я пришел к убеждению, что Учредительное собрание, так сказать, игрушка. Я потерял с этим Учредительным собранием дочь, 20 000 рублей, золотой портсигар, часы и вместо этого у меня на руках какие-то векселя. Обманули нашего брата. Да здравствует адмирал Колчак...»
Читатели смеялись над уфимским буржуем, который в своем дневнике старательно записывал всякую архивздорную антисоветскую болтовню вроде побасенок о двухмиллионной немецкой армии, поддерживающей большевиков, или об использовании вместо бумаги шкуры казанских спекулянтов. Каждый понимал, почему буржуи охотно верили такому вздору.
Попутно, без особого нажима, легким намеком, автор дневника обнажает жадность буржуя, готового поживиться и за счет «своей братии»; упоминает, что казаки-белогвардейцы грабят и «чужих» и «своих»; показывает, как своими доносами буржуи обрекали на белогвардейскую расправу всех тех, кто чем- нибудь им не угодил. Хорошо разоблачена и высмеяна классовая подоплека агитации буржуазии за пресловутое Учредительное собрание и ее быстрая переориентация на Колчака. Вымышленный автор дневника проявлял такое убожество мысли, ничтожность побуждений и стремлений, что не мог вызывать к себе иного чувства, кроме гадливого презрения. Торжествующий смех Гашека над глуповатым уфимским буржуем внушал красноармейцам уверенность в скорой победе над врагом.
Статьи и фельетоны Гашека пользовались большим успехом у бойцов Красной Армии. Ему удалось установить тесный контакт с красноармейской массой и не только через газету. В ряде документов политотдела упоминается, например, о том, что Гашек выступал с лекцией о Лиге наций, разоблачая политику империалистических держав.
Гашек сыграл большую роль в организации коммунистов-иностранцев. Он был избран секретарем Уфимского комитета. Занимая эту должность, он устанавливал связи с центральными органами коммунистов-иностранцев и с комитетами в ближайших городах. Большая работа проводилась по вовлечению в партию коммунистов своих товарищей из бывших военнопленных — немцев, венгров, чехов, словаков, поляков, румын, турок.
Совместно с другими агитаторами Гашек нес большевистскую правду в массы исстрадавшихся в плену соотечественников. Агитаторы говорили о значении русской революции для трудящихся всего мира, призывали защищать Советскую власть, вступать в Красную Армию.
Гашек принимал самое активное участие на собрании бывших военнопленных в Уфе 12 января 1919 г. На этом организационном собрании присутствовало «350 товарищей, коммунистов и сочувствующих», как сообщалось в газете «Наш путь»; в числе других ораторов на нем выступал и Гашек. Собрание послало приветственную телеграмму «как новая партийная организация в гор. Уфе Совету Народных Комиссаров, тов. Ленину». «Собрание кончилось призывом ко всем иностранцам немедленно вступать в ряды Красной Армии в ответ на сопротивление иностранной буржуазии диктатуре пролетариата».12
19 января 1919 г. состоялся митинг, созванный для обсуждения политического положения в Европе и России и задачах военнопленных. На митинге присутствовало до 2 тыс. иностранцев, снова наряду с другими ораторами выступал и Гашек. В принятой митингом резолюции говорилось: «Мы, иностранцы, заслушав выступления ораторов всех национальностей, готовы с оружием в руках защищать пролетарскую революцию и помочь Советской России отразить натиск заграничных империалистов, царских генералов и офицеров во главе с Колчаком до окончательной победы мировой революции».13
Комитет иностранных коммунистов издавал для бывших военнопленных свою газету «Красная Европа». Вышло 4 номера. В них Гашек опубликовал 3 статьи на русском языке и стихотворение на немецком. В своих статьях, а также в стихотворении «Героям «Спартака»» (посвященному немецкой революционной организации, из которой впоследствии образовалась Коммунистическая партия Германии) он разъяснял читателям, какой тягчайший вред революционному движению на Западе причиняют своей предательской деятельностью правые социал-демократы, напоминал об их пособнической роли в убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург. В статьях подчеркивалось значение Красной Армии (одна из них была озаглавлена «Вооруженные силы пролетариата») «в выполнении боевых задач Интернационала», в достижении «окончательной победы над империализмом».
Автор указывал, что Красная Армия родилась как результат опыта прошлых революционных схваток: «Историческое прошлое, в котором пролетариат испытал на себе гнет буржуазии и империализма, пробудило в нем волю к наступлению на всех врагов, Красная Армия — щит революционного пролетариата других государств... Сильная Красная Армия сейчас— бастион мирового революционного фронта».
Работа Уфимской организации Иностранной коммунистической партии (большевиков), где Гашек, судя по документам политотдела, был фактическим руководителем,14 дала реальные плоды. Сотни революционно настроенных иностранцев вступали в ряды Красной Армии. По этим же документам видно, что к его работе было приковано пристальное внимание коллегии политотдела. На ее заседаниях с участием Гашека присутствующие рекомендовали придать агитации среди иностранцев как можно более массовый характер, не упускать из вида ни малочисленные группы, ни отдельных лиц.
Когда из Уфы на родину уезжала первая партия военнопленных — немцев, австрийцев и венгров, — комитет через газету «Наш путь» обратился к отъезжающим с пламенным призывом вступать по прибытии на родину в коммунистические партии Германии, Австрии, Венгрии, Чехословакии, «перенести знамя пролетарской диктатуры из России на Запад в свои страны», «низвергнуть буржуазно социал-предательские правительства в своих республиках». В обращении к военнопленным, напечатанном в газете «Наш путь», комитет звал их отомстить за убийство вождей германского пролетариата Карла Либкнехта и Розы Люксембург.
Можно себе представить, какой напряженной работы потребовала от уфимских коммунистов — членов Иностранной коммунистической партии организация этой многонациональной массы и ее политическое просвещение.
В. И. Ленин высоко оценил эту работу. На VIII съезде РКП (б) он говорил: «Велась пропаганда и агитация среди находящихся в России иностранцев и был организован целый ряд иностранных групп. Целые десятки членов этих групп были целиком посвящены в основные планы и общие задачи политики в смысле руководящих линий. Сотни тысяч военнопленных из армий, которые империалисты строили исключительно в своих целях, передвинувшись в Венгрию, в Германию, в Австрию, создали то, что бациллы большевизма захватили эти страны целиком. И если там господствуют группы или партии с нами солидарные, то это благодаря той, по внешности не видной и в организационном отчете суммарной и краткой, работе иностранных групп в России, которая составляла одну из самых важных страниц в деятельности Российской коммунистической партии...»15
Большая работа проводилась типографией, которой руководил Гашек. В протоколе заседания коллегии политотдела от 24 февраля 1919 г., членом которой был Гашек, записаны выступления, свидетельствующие о его энергичном руководстве типографией. Ей он отдал много внимания и сил, сработался и сблизился с небольшим, но сплоченным коллективом рабочих.
Старый член партии И. Г. Мурашов рассказал о Гашеке: «Я тогда (в 1919 г.— Я. Е.) работал метранпажем в типографии армейской газеты и почти ежедневно встречался с Ярославом Гашеком. Это был интереснейший человек. Его очень уважали и любили бойцы за остроумные шутки, которые он употреблял очень уместно. Он был очень любознательный и разговорчивый, но строгий и деловой. Бывало, придет к нам в типографию рано утром, побеседует, расскажет о фронтовых новостях и тут же станет что-то записывать в свой блокнот, с которым он не расставался.
Однажды Гашек нам говорит:
— Вот срочный материал для набора, надо газету с ним выпустить к 6 часам вечера.
Мы, наборщики, иногда обижались на большую загруженность и заявили, что к вечеру сделать газету не сумеем. Но он нас убедил и заставил газету приготовить точно в назначенный срок. Гашек тогда нам говорил:
— У меня полно работы, но я никогда не жалуюсь: все это нужно для революции.
И действительно, мы знали и видели, что он работал не покладая рук».
Гашек был пламенным агитатором. Бойцы любили слушать и читать его острые, злободневные статьи в газетах и журналах... Его фельетонами зачитывались, они переходили из рук в руки, красноармейцы хохотали над ними от души.
А вот что рассказывает о Гашеке И. Я. Агапитов: «Мы тогда... были наборщиками фронтовой газеты. Позднее (после отступления Красной Армии из Уфы.— Я. Е.) мы перекочевали в походную типографию, оборудованную в одном из пульмановских вагонов на железной дороге. Мне пришлось с этой типографией доехать до Иркутска.
Помню, к нам в наборный цех часто приходил Ярослав Гашек. Он рассказывал, что хотя родился и вырос в Праге, но второй своей родиной считает Советскую Россию, где он стал большевиком.
Мечтая о мирной жизни, он говорил:
Вот окончится война, и я обязательно женюсь на русской девушке.
Мы считали, что это только шутка. Но потом убедились, что он действительно сильно полюбил нашу накладчицу из типографии простую русскую девушку Шуру Львову. Ее родители жили в Уфе, где-то на окраине города. Если, бывало, Шуре приходилось работать в типографии допоздна, то обычно Ярослав Гашек приходил за ней, чтобы проводить домой. Он шутил, смеялся, был веселым человеком, называл ее немножко с акцентом: «Шуля».
Впоследствии наша Александра Гавриловна Львова вышла замуж за Гашека и стала его верным другом и помощником, с ней он, как известно, уехал в конце 1920 г. к себе домой, в Чехословакию».16
Типография и печать вообще привлекали пристальное внимание Гашека. В феврале 1919 г. он напечатал в газете «Письмо в редакцию», в котором говорилось:
«При устройстве советской республики надо соблюдать, чтобы во всех советских учреждениях были люди, соответствующие своему назначению и не дискредитирующие своими поступками Республику, люди с чистым прошлым. Всех бессовестных работников, которые предательски губят народное уважение к власти трудящихся, надо беспощадно прибивать к позорному столбу, изгонять из учреждений и наказывать самыми строгими мерами революционного времени.
Вот один из этих шкурников республики. Это гр. Кобусов, уполномоченный Полиграфического отдела в Уфе, который пьяный бывает на собрании печатников. 13 февраля гр. Кобусов проезжал на санях пьяный по улицам города и на углу Спасской и Сибирской улиц кричал: «Вот как комиссар гуляет!»
Вообще надо сделать ревизию в Полиграфическом отделе. Туда, по неизвестным обстоятельствам, прошли люди, которые никогда не были друзьями рабочих, и печатников в частности. Сидят там гр. Мильниченко, Субеев, все бывшие заведующие типографиями — эксплуататоры.
Ко всему этому других слов не надо, здесь нужно действовать, чтобы враги Советской власти не радовались над такими людьми, как пьяный Кобусов, который постоянно дискредитирует своим поведением Советские учреждения.
Принимаю всю ответственность за свое письмо и прошу Революционный Трибунал дело Кобусова разобрать, а Революционный комитет устранить граждан Мильниченко и Субеева от их должностей, сменить их честными и незапятнанными рабочими-печатниками.
Ярослав Гашек».17
Редакция газеты дала примечание к письму: «Помещая настоящее письмо, редакция уверена, что Революционный Комитет постарается выяснить предъявленное в нем обвинение, и в случае подтверждения сугубо накажет дискредитирующих Советскую власть».
В одном из последующих номеров газеты сообщалось, что Революционный комитет, получив подтверждение сообщенных Гашеком фактов о безобразном поведении Кобусова, передал дело в Революционный трибунал.
Что касается обвинения Гашеком Мильниченко и Субеева, то в одном из последующих номеров газеты напечатано заявление группы рабочих, защищавших Субеева и доказывающих, что он не эксплуататор, а рабочий. Но Гашек в № 34 опровергает это заявление ссылкой на отзывы других рабочих и даже некоторых из подписавших заметку, которые характеризовали Субеева как хозяйского верного слугу, почему он и дослужился в дореволюционное время до должности заведующего типографией.
В. В. Сорокин рассказывает, что Гашек как в своих статьях и фельетонах, так и в своей деятельности отличался крайней непримиримостью и беспощадностью к врагам революции и ко всяким антиреволюционным проявлениям и поступкам отдельных лиц.
Весной 1919 г. начался первый поход Антанты против Советской республики. На подготовку этого комбинированного похода империалисты США, Англии. Франции затратили огромные средства. Главный удар, как видно из планов Антанты, должен был нанести Колчак на Восточном фронте. В начале марта советские войска, оказывая упорное сопротивление и нанося контрудары, вынуждены были отступить под давлением численно превосходящих сил Колчака. 14 марта белые заняли Уфу.
«До последнего момента работали редакция и типография, — вспоминает В. В. Сорокин. — Когда утром белые входили в Уфу, газетчики продавали на улицах только что полученный ими из типографии свежий номер газеты «Наш путь»».
«Ранним мартовским туманным утром на улицах Уфы царила суета, сопровождающая обычно отход под огнем противника, — вспоминает старая большевичка С. С. Гончарская, бывшая в то время политработником 5-й армии. — Из учреждений выносили и грузили на сани какие-то ящики, скакали куда-то вестовые, пропадая за морозной дымкой.
Помню, что был серый, тусклый день. Кажется, шел снег, а может быть иней сыпался с телеграфных проводов, деревьев и крыш.
Совсем близко начали рваться снаряды: белые стреляли по городу.
У ворот одного дома стояли нагруженные сани. Возле них о чем-то разговаривали Сорокин и Гашек, видимо, проверяя, все ли взято».18
Рискуя попасть в руки белых, они эвакуировали наиболее важное оборудование типографии.
В «Очерке развития отделения части снабжения политотдела 5 армии»19 в разделе «Типография» говорится: «Организация типографии при Поарме20 заложена 11 —12 марта 1919 г., когда наша армия геройски билась на путях к Уфе. Инвентарь для оборудования частично был взят из типографии Уфы, Бугуруслана и Белебея».21 Первое время, не имея определенного помещения, небольшая группа работников (в количестве 16—17 человек) выпускала необходимую литературу. А когда 5-я армия вынуждена была отойти от Уфы, типография со своей маленькой горсточкой людей отступила в последних ее рядах, обеспечивая армию сотнями тысяч разных воззваний, листовок, обращенных как к обманутым солдатам колчаковской армии, так и к товарищам красноармейцам, дрогнувшим jв это время.
Так эвакуацией типографии закончился первый уфимский период деятельности Гашека в рядах Красной Армии.22
За эти три месяца он приобрел драгоценный разносторонний опыт политической работы. В своей деятельности он руководствовался лозунгами и директивами партии. В частности, направляющим источником его устных и печатных выступлений была «Правда». Тема его доклада «Лига народов или III Интернационал?», с которым он выступал не раз перед красноармейской аудиторией, подсказана ему точно таким же заголовком передовой статьи «Правды» от 19 октября 1918 г. Заголовок и содержание его фельетона «Vae victis» («Горе побежденным») родились из статьи «Правды» «Там, где они свирепствовали» (об эсеровских зверствах) от 14 октября 1918 г., близкой по содержанию фельетону Гашека.
Работа Иностранной коммунистической партии (большевиков) дала Гашеку опыт партийно-политического руководства. Свои журналистские способности и сатирический талант он применял для самого благородного дела — дела революции. Ненависть его ко всему реакционному, антинародному достигла в этот наиболее критический момент гражданской войны своего предельного выражения. Общаясь с красноармейской массой и зная отклики ее на свои газетные выступления, он еще раз убедился в великой силе устного и печатного слова убежденного в своей правоте агитатора.
Высокий накал ненависти к врагам революции проявился в его фельетонах и рассказах этого времени через остроту сатирического портрета, переходящую в явные преувеличения — гротеск. Эту черту сохраняют и его фельетоны, печатавшиеся в армейской газете летом 1919 г.
Совершенно очевидно, что гротескная манера Гашека, отчасти проявлявшаяся и ранее, укрепилась в нем также и благодаря распространению в советском искусстве периода гражданской войны именно такой тенденции. О ней говорилось ранее. Выше приводились и примеры: текст Гашека, предназначенный для плаката «Об уфимском разбойнике лавочнике Балакули- не», «Христос и попы».
Нет прямых свидетельств знакомства сатирика с советской поэзией, но Гашек довольно хорошо знал русскую литературу. Об этом свидетельствуют воспоминания В. В. Сорокина: «Спор (по поводу фельетона «Дневник уфимского буржуя».— Н. Е.) обнаружил хорошее знакомство Гашека с гоголевским «Ревизором». Позже довелось не раз убеждаться, что Гашек знал и Пушкина, и Салтыкова-Щедрина, и Чехова, и других русских писателей. Помню, что он несколько раз брал разрозненные томики Чехова, находившиеся в редакционном шкафу. Было очевидно, что Гашек, выкраивая относительно свободные минуты, расширял свое знакомство с русской литературой, хотя фронтовые условия и не благоприятствовали этому».23
Если Гашек интересовался в это время русской литературой XIX в., то нет сомнения, что он не мог быть равнодушным и к советской поэзии, широко представленной, например, различными изданиями стихов Демьяна Бедного, а также произведениями других советских писателей.
Примечания
1. Отрицательное отношение, проявлявшееся в 5-й армии к введению знаков отличия и орденов, видимо, импонировало Гашеку, так как эти настроения проявились впоследствии в «Швейке» в ряде сатирических выпадов против системы знаков отличий и орденов в армии.
2. «Наш путь», 22 февраля 1919 г.
3. «Наш путь», 23 февраля 1919 г.
4. «Наш путь», 9 февраля 1919 г.
5. «Наш путь», 2 февраля 1919 г.
6. «Наш путь», 26 января 1919 г.
7. «Наш путь», 26 февраля 1919 г.
8. «Наш путь», 7 февраля 1919 г.
9. «Наш путь», 6 марта 1919 г.
10. «Наш путь», 26 февраля 1919 г.
11. Наздар — чешское приветствие.
12. «Наш путь», 15 января 1919 г.
13. «Наш путь», 22 января 1919 г.
14. ЦГАСА, ф. 185, он. 2, № 600, л. II.
15. В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 141.
16. «Советская Башкирия», 30 апреля 1958 г.
17. «Наш путь», 15 февраля 1919 г.
18. Воспоминания С. С. Гончарской записаны с ее слов и хранятся у автора.
19. Так назван отчет политотдела.
20. Политотдел армии.
21. ЦГАСА, ф. 185, он. 2, № 808, стр. 33.
22. В Уфе Гашек был и после ее освобождения в июле 1919 г.
23. В. В. Сорокин, Воспоминания о Ярославе Гашеке, «Славяне», 1957 г., № 6, стр. 44.
