В Мариновке было несколько пленных австрийских офицеров, завзятых австрофилов. Говорили они между собой исключительно по-немецки. В город их не отпускали, и вот, заброшенные, под конвоем дюжины солдат татар, они ждали смерти императора Франца Иосифа. От нечего делать капитан Трейделенберг нарисовал девицу в рыцарских доспехах с мечом в руке и австрийским орлом сзади. Взгляд у нее был до того скорбный, что приходивший но вечерам солдат – проверить, все ли на месте, всегда крестился, гляди на нее, – очевидно, принимал за икону.
Под картинкой была подпись: «Heil, Grossosterreich!»1. Вскоре, правда, картинку пришлось снять, так как она стала средоточием большого количества клопов. Эпизод этот внес кое-какое разнообразие в жизнь офицеров.
Разнообразие внес и уход от них повара чеха из 8 го полка ополчения. Он никогда не отличался разговорчивостью, а тут взял и ушел в чешские легионы. Событие вывело их из равновесия.
Капитан Трейделенберг заявил, что когда доберется до него в Австрии, то повесит собственными руками по нескольким причинам – за то, что повар изменил отечеству, и за то, что теперь неизвестно, кто будет им варить кнедлики и печь булочки.
Так и протекала их жизнь в тоске и унынии. Поручик Бергенгольд потехи ради написал через Красный Крест в Австрию с просьбой прислать какое-нибудь развлекательное чтение. Через несколько месяцев пришла посылка с такими книгами: «Uber die asiatische Cholera», «Die Heilquelle und das Klima in Pfalz», «Das Wochenbett und die physische Erziehupg der Kinder in den ersten Jahren», «Dogmatische Predigten»2, и комплект журнала венских шляпников за два года.
Это было такое занимательное чтение, что инициатора две недели не замечали, с ним не разговаривали, а капитан Трейделенберг собрался вызвать его после войны на дуэль.
И тут эту отчаянную скуку разрядило известие о смерти императора Франца Иосифа.
– Ну наконец то, – вздохнул капитан Трейделенберг, с большим трудом, по слогам, прочитав об этом в русских газетах.
Скептически настроенный подпоручик Валашек заметил, что пока не стоит об этом говорить, возможно, это обычная газетная утка. Но когда прочли сообщение о похоронах, капитан Трейделенберг не выдержал и воскликнул:
– Как я рад, что это правда. Теперь нам предстоит обсудить это событие. И я, господа, приглашаю вас сегодня после обеда на собрание, на котором мы обсудим и решим, как должным образом отпраздновать событие, то есть, я хотел сказать, как нам на него откликнуться. Прошу, господа, привести в порядок мундиры и почистить сапоги.
И они отправились на собрание. Глаза светились радостью, – наконец то хоть что-то вместо ужасной скуки! И когда заговорил капитан Трейделенберг, лица приняли приятное выражение.
Капитан Трейделенберг начал многозначительно и удачно:
Из за смерти императора Франца Иосифа мы оказались, как я бы сказал, в комичной ситуации, ведь нам следовало бы воскликнуть: «Король умер, да здравствует король!», потому что – чего нам заниматься трупом, я хотел сказать – покойником, вы меня понимаете. Я думаю, что мы поступим лучше всего, если через покойника перейдем к повестке дня, потому что я никакой не оратор. От нас зависит, как мы отпразднуем это радостное, я хотел сказать – комичное известие, как договоримся вести себя в этом несчастном случае, чтобы продемонстрировать, что даже в плену мы не забыли о нем, и мы, я бы сказал, телом и душой рядом с его телом как австрийские патриоты и офицеры. Прошу вносить предложения.
Слова попросил поручик Бергенгольд, тоже оправдываясь, что он не оратор. Он выразил удивление, что капитан Трейделенберг, собравший всех на собрание, не предложил, как следовало бы отпраздновать событие. А то он очень умный, что можно было заметить вчера.
– А что можно было заметить вчера? По моему, это к делу не относится, – отозвался капитан.
– Тогда скажите мне, пожалуйста, куда вы дели мою зубную щетку, которую взяли у меня? Куда вы ее засунули, а потом ко всем приставали, не видели ли они ее? Так и с покойным всемилостивейшим монархом. К чему вы притянули его труп, а теперь не знаете, что делать?
Капитан Трейделенберг ударил себя в грудь:
– Господа, я вижу, вы взволнованны. Как может поручик Бергенгольд в эту торжественную минуту говорить о таких сугубо личных вещах, которые больно затрагивают любого из нас. Ну на что бы это было похоже, если б я сейчас начал выяснять, куда поручик Берген гольд дел мою банку с гуталином, которую во вторник взял из моей комнаты!
– Это какая то ужасная ошибка, господа, я никакого гуталина у господина капитана Трейделенберга не брал, это сделал прапорщик Раумер, который курит мои сигареты и вообще паразитничает.
Прапорщик Раумер встал, побледнел и нервно произнес:
– Я попрошу!.. Я требую удовлетворения, как того заслуживает моя оскорбленная честь!
Капитан Трейделенберг вытер пот со лба и заговорил примирительным тоном:
– Господа, неужели вы способны ссориться в эту прекрасную, я хотел сказать – скорбную минуту, когда вся Австрия плачет, конечно, плачет…
Поручик Бергенгольд перебил его:
– Разрешите, – и, повернувшись к бледному прапорщику, спросил: – Ты хочешь получить удовлетворение прямо сейчас или после войны?
Он сказал это таким свирепым голосом, что прапорщик прошептал:
– После войны.
– Господа, – заговорил капитан Трейделенберг, – я предлагаю продолжить. Поскольку не поступило никаких конкретных предложении, я предлагаю, чтоб в доказательство этого несчастья мы носили на правом рукаве черную повязку, которая будет свидетельствовать о нашем патриотическом образе мыслей. Кроме того, мы должны присягнуть на верность новому государю, что можно будет сделать завтра после обеда.
– Все это прекрасно, – возразил подпоручик Клаузнер, – а как зовут нового государя?
– Чтоб не забыть, нового государя зовут Карл. Предлагаю провозгласить ему славу.
– Пардон, закричал старик Аренс, майор, – кому вы хотите кричать «ура», если даже не знаете, который это будет Карл по счету! Карл Первый или Карл Шестой? Вот вы собрались присягать. И что? Присягнем Карлу Шестому, а он, к несчастью, окажется Карлом Первым. Получится, мы изменники, я бы в таком случае сразу застрелился. Ничего себе сюрприз вы хотите мне подстроить.
– Нам, в конце концов, неважно, который он Карл, – заметил капитан Трейделенберг, – слава богу, есть чем развлечься, я хотел сказать – заняться. Я еще раз предлагаю провозгласить славу Карлу, не все ли нам равно, какой Карл будет императором? И повязать на правую руку черную повязку в доказательство нашей скорби по поводу смены на троне. Кто против?
Руку поднял один лишь майор Аренс и упрямо заявил, что не может кричать «ура» черт знает кому. А насчет черной повязки он не возражает, но хочет обратить внимание, что с этим следует подождать, пока не придет официальное распоряжение из военного министерства через посредство Красного Креста.

* * * 

Однако не так то просто было носить черную повязку в лагере военнопленных в Мариновке, поскольку в город их не отпускали, а больше негде было взять материала на повязки.

Тогда к начальнику лагеря была послана депутация в составе поручика Бергенгольда и прапорщика Раумера, немного говоривших по русски.
Когда они сообщили капитану Шувалову, что умер австрийский царь, капитан сперва сказал:
– Ничего не понимаю.
А потом, чтоб отвязались, сказал, что воскресить он им его не сможет.
– Франц Иосиф очень карошая австрийская царь, – объяснил поручик Бергенгольд, – очень карошая, и, как помери, нам нада сем аршин черной полотно.
– Не понимаю, ничего не понимаю, – ответил капитан Шувалов, и прапорщик Раумер продолжил:
– Франц Иосиф тот3, пожалуйст, сем аршин черной полотно, великая парь, сем аршин черной полотно.
– Идите с богом, какой с вами разговор, – приветливо сказал капитан Шувалов, пожимая плечами, и, повернувшись к конвоиру, приказал:
– Отведи их в их казарму, помешались они, что ли.
– Слушаюсь, ваше благородие!
На этом аудиенция кончилась.
По дороге назад конвойные хлебнули горя с этими двумя офицерами. Останавливаясь перед каждой лавкой, они твердили:
– Франц Иосиф тот, пожалуйст, сем аршин черном полотно, великая царь, сем аршин.
– Иди! – заорал на него сопровождающий. – Иди, что с вами такое? Какая вы сволочь вместе с вашим царем!
– Пожалуйст, Франц Иосиф помери.
– Хорошо, черт побери вашу губернию, помешались немножко, надо вам отдохнуть.
Так и получилось, что господа в Мариновке не носили траура по Францу Иосифу – черных повязок на рукаве, на что неделю спустя обратила внимание графиня Реверетта Валтари, член миссии Австрийского Красного Креста, развозившая по лагерям военнопленных теплые набрюшники для офицеров и выяснявшая степень их лояльности.
Позже она подала рапорт о замеченной ею нелояльности непосредственно в министерство.
А в тот день дюжина солдат из татар, несших охрану лагеря, до поздней ночи обсуждали происшествие, и если бы вы спросили кого из них, что он судит о Франце Иосифе, вам ответили бы:
– Хороший царь, длиной семь аршинов4 и всегда ходил в рубашке из черного полотна. А когда помер, двое из этой австрийской сволочи спятили.

 

Примечания

 

1. Слава великой Австрии! (нем.)
2. «Об азиатской холере», «Лечебный источник и климат Пфальца». «Послеродовой период и физическое воспитание детей младшего возраста». «Догматические проповеди» (нем.)
3. умер (от нем . todt).
4. Аршин равен 0,71 м.

 

Заметки к публикации: 

Первая публикация: «Чехослован», 24.12.1917.