Будь у пана Косаудулы враги, все случившееся могло бы казаться вполне правдоподобным и до известной степени закономерным.
 
Дело в том, что кто‑то распустил слух, будто ему достался главный выигрыш уличной лотереи – семьсот тысяч крон.
 
Косаудулу это больно задело. Во‑первых, он не выиграл и двух крон, а во‑вторых, никаких врагов у него не было. Он жил со всеми в мире, и ему было по истине неприятно, что кто‑то сочинил подобную небылицу.
 
Последствия о казались ужасающими.
 
Первая стычка произошла в квартире его невесты. Пана Косаудулу приветствовали радушно, потчевали шоколадом, а будущий тесть едва держался на ногах, то ли от радости, то ли от выпитых им в честь столь знаменательного события двух бутылок вина.
 
Не дав Косаудуле опомниться, вся семья изложила ему свои взгляды на новую жизнь, которую они отныне начнут.
 
Пан Подбабачек, будущий тесть, уже успел пронюхать о великолепном участке земли и кричал, что намерен разводить там серебристых кроликов.
 
Мария – его скромная Мария! – несла какой‑то вздор об автомашине и брюссельских кружевах, которые она станет провозить контрабандой.
 
Пани Подбабачкова отвела ошеломленного Косаудулу в сторону и потребовала, чтобы он купил для нее галантерейный магазин.
 
В то же время Карел, пятнадцатилетний гимназист, незаметно сунул ему в руку листок бумаги, на котором было написано: «Купите, мне, пожалуйста, мотоцикл. Я уже один присмотрел».
 
Косаудула вспомнил, что на днях читал, как где‑то в Швейцарии ни с того ни с сего помешалась сразу целая семья, и попятился к дверям, принужденно улыбаясь и крича:
 
– Все вам куплю, успокойтесь, все что угодно!
 
Под ликующие вопли ему удалось добраться до дверей, где он молниеносно вытащил из замка ключ, запер несчастную семью на два оборота и помчался в «Скорую помощь»; там ему сказали, что, по всей вероятности, это paranaia precox, или мания величия, и отправили обратно вместе с отрядом пожарных и смирительными рубашками.
 
Все члены семьи яростно сопротивлялись, но их одного за другим вытащили через окно и снесли по приставной лестнице вниз, причем каждый отчаянно вопил: – «Он выиграл семьсот тысяч крон! Хочу разводить серебристых кроликов!» – «Хочу галантерейный магазин!» – «Я уже присмотрел мотоцикл!» – «Буду провозить контрабандой брюссельские кружева!»
 
И вот о Косаудуле пошли толки, будто он, выиграв семьсот тысяч крон, упрятал семью своей невесты в сумасшедший дом, так как, заделавшись богачом, не пожелал на ней жениться.
 
Косаудула узнал об этом от привратника, вернувшись домой после полуночи. Привратнику, открывшему дверь, он, как обычно, дал двадцать геллеров, но услыхал, как тот отчетливо проворчал: «Сквалыга!»
 
Косаудула возмутился, заявив, что он как‑никак дал двадцать геллеров, а не десять, пусть пан привратник посмотрит как следует.
 
Привратник ответил коротко, но решительно:
 
– Теперь, выиграв семьсот тысяч, могли бы платить за услуги и по кроне. Но вам бы только захапать побольше. Известно, что вы за гусь! Честно это? Валандался с девчонкой пять лет, а выиграв семьсот тысяч крон, упек ее со всей семьей в сумасшедший дом, чтобы жениться себе спокойненько на какой‑нибудь графине!
 
Косаудула упал перед ним на колени, умоляя повторить все это еще раз.
 
Привратник в ужасе бросился бежать и стал всем в доме рассказывать, что пан Косаудула от выигрыша спятил.
 
На следующий день Косаудула перебрался на другой конец города. Возчик величал его «пан барон» и заломил за перевозку постели, стола, гардероба, кушетки, двух стульев и зеркала шестьсот крон.
 
Сошлись на сорока, и возчик заявил внизу угольщику, что пожертвует эти гроши на Матицу, раз миллионер такой скопидом, но тут же просадил их в карты.
 
На другой день Косаудула получил шестьдесят писем, в которых различные общества сообщали, что избирают его членом‑учредителем, прилагая одновременно подписной лист на уплату двухсот крон.
 
Он выставил в этот день пятнадцать вдов и сирот, вымогавших у него деньги на квартирную плату, и спустил с лестницы весьма нахального инвалида, который требовал денег на новую шарманку и грозил ему деревянной ногой.
 
Толпа, разъяренная бесчеловечностью Косаудулы, перебила окна в его комнате, а на следующий день одна газета поместила заметку «Бездушие скряги».
 
Его выжили из дому. В подъезде Косаудула схватился с каким‑то человеком, который пытался уговорить его внести свои семьсот тысяч крон в новое акционерное общество по производству патентованных гигиенических зубочисток.
 
Ревностный коммерсант оказался к тому же бывалым боксером и, получив отказ, подсадил пану Косаудуле синяк под правый глаз!
 
Косаудула в панике вырвался на улицу и отправился в Стромовку, не замечая, что за ним по пятам, держа под мышкой какую‑то сумку, следует высокий худой юноша с эксцентричным выражением лица.
 
Юноша подошел к нему и приятным, нежным голосом произнес, что он поистине счастлив встретить здесь известного мецената, пана Косаудулу.
 
– Одну минуту, – сказал он затем, извлекая из сумки какие‑то бумаги, – Уже длительное время я занимаюсь возрождением чешской художественной литературы. Убежден, что только вы поймете меня, и я позволю себе прочитать эти стихи.
 
Он насильно усадил Косаудулу на скамейку и принялся декламировать:
 
 
Над скалами, где тают облака,
 
где дьяволов улыбки злобно блещут,
 
идут бастарды красоты, добра
 
в аллеях светлых, где волненья чуть трепещут.
 
Уж час грядет порывов неизбывных,
 
потоку времени и я присягу дал.
 
Улыбкам слабых и улыбкам сильных
 
я кровь свою отдам, я, пеликан.
 
 
– Могу прочесть вам еще один отрывок, – сказал юноша, давая Косаудуле понюхать нашатырного спирта:
 
 
Подкопы подвели мы под ограды,
 
когда поедешь ты со свадьбы, рада…
 
 
– Это в духе народных песен, – продолжал он, приводя Косаудулу в чувство. – Но особенно я рекомендую вам следующие стихи:
 
 
В поле груша расцветала
 
много лет.
 
А теперь ее не стало –
 
груши нет.
 
Яблоня на том же месте.
 
Скоро и ее не станет.
 
Будет там черешня.
 
 
– В этих стихах заключен глубокий смысл, – объяснил он, делая Косаудуле искусственное дыхание. – Речь идет о том, что в жизни все непрерывно меняется!
 
– Где я? – взмолился мученик.
 
– В надежных руках, – вкрадчиво ответил молодой человек. – Я пришел, милостивый государь, просить вас издать за свой счет сборник моих стихов, образцы которых я только что позволил себе вам продекламировать.
 
Косаудула оглушил его ударом кулака и в отчаянии пустился наутек. Бог весть, где он бродил, но утром вновь оказался дома и наблюдал, как под окнами его квартиры теснятся люди, а в дверь ломится толпа, ревущая в невообразимом смятении:
 
– Сжалься над нами, благодетель, у нас дома всего три голые стены!
 
Внизу под окнами полиция разгоняла новые шеренги просителей. Двери в его комнату стали угрожающе трещать. А позади толпы, на улице, маячила фигура вчерашнего поэта.
 
Косаудула вскочил на подоконник и прыгнул со второго этажа.
 
Он упал на полицейских, которые в этот момент арестовывали некоего подозрительного типа, а тот орал, задрав голову, что ему нужны пятьдесят крон, чтобы начать новую жизнь.
 
Косаудулу подняли с земли. Полицейские многозначительно переглянулись; потом старший взял его за плечи и объявил:
 
– Именем закона вы арестованы за оскорбление должностных лиц!
 
Час спустя за ним захлопнулись двери суда. До половины двенадцатого Косаудула пребывал в камере в состоянии полной апатии. Он даже был доволен, что обрел наконец желанный покой. Но около двенадцати к нему вошел надзиратель и спросил:
 
– Вы, понятное дело, будете харчеваться на свой счет, коль уж выиграли семьсот тысяч?
 
Тут Косаудула с диким смехом принялся ползать по полу на четвереньках и укусил надзирателя за икру.
 
Оказавшись в психиатрической лечебнице, он встретился со своим бывшим будущим тестем, паном Подбабачеком, который уже не узнавал его.
 
Подбабачек воображает, будто он в крольчатнике. И когда Косаудула ползает на четвереньках, он гладит его по спине и сует ему в рот свернутую из бумаги кочерыжку, принимая за одного из своих серебристых кроликов.
 
Заметки к публикации: 

Первая публикация: «Вилимкув гумористицки календарж», («Юмористический календарь Вилимека»), Прага, Й. Р. Вилимек, 1915.

Матица  – здесь, очевидно, «Матица ческа», чешское патриотическое общество, ставившее своей задачей развитие чешской национальной культуры; основано в 1831 г.