Получив почетный диплом министерства общественных работ, господин Рулих страшно удивился. Прежде всего он никак не мог вспомнить, чтобы хоть когда-нибудь сделал что-нибудь хорошее и заслуживающее награды с точки зрения министерства общественных работ. Вот уже пять лет как он в отставке, а когда был канцеляристом окружного суда, то занимался только переписыванием текстов судебных решений для их литографирования, составлением списков, сличением и подшивкой судебных документов да счетоводством. В половине девятого являлся на работу, в двенадцать уходил обедать к «Голубовым», в половине третьего — опять в учреждение, в половине шестого — на прогулку. Между этими отдельными моментами существовал целый ряд других сладких мгновений отдыха, как-то: разжигание и курение трубки или безмятежное глядение в окно, созерцание рынка или площади, наблюдение за жизнью и пульсированием этой главной артерии уездного города. Потом поход за четвертинкой вина, солидная беседа о легавых собаках и куропатках. Все это доставляло господину Рулиху громадное удовлетворение; выйдя в отставку, он часто вспоминал об этих радостях чиновничьего житья-бытья. И вдруг диплом из министерства общественных работ! Об этом объявил ему сам уездный начальник в уездном управлении.
Благополучно миновав рифы поздравлений и вручая господину Рулиху диплом, начальник с улыбкой отвел доводы последнего о незаслуженности им столь высокой награды. В итоге господин Рулих отнес почетный диплом министерства общественных работ к себе домой, выгнал из комнаты старуху хозяйку, закурил трубку, заперся и погрузился в размышления о том, какие несправедливости творятся на белом свете.

Почетный димплом

Диплом предназначен явно какому-то другому Войтеху Рулиху, но что поделаешь? Уездный начальник просто навязал диплом именно ему, не слушая никаких возражений.
Но как надо понимать слова начальника, что этого награждения пожелала какая-то влиятельная особа? Почему он оказался награжденным? Он курил в канцелярии, разжигал трубку, уходил гулять, работал спустя рукава. Словом, когда все хорошенько вспомнишь, так выходит, что он даже обкрадывал казну. Да, да, он делал и это. Посылал свои частные письма в служебных конвертах с надписью: «Казенный пакет, почтовым налогом не облагается».
Господин Рулих лег на диван, но не мог лежать спокойно: все время ворочался. В пять часов к нему зашел советник суда Гейданек.
Господин Рулих пошел отворять в халате и с перепугу чуть не разбил ему дверью нос.
— Я пришел, — любезно начал господин советник,— поздравить вас с высокой наградой. Теперь могу вам сказать, что именно мне пришло в голову похлопотать в Вене о вашем награждении. Это вам за вашу добросовестную службу, за усердие: я ведь хорошо помню, что вы у меня были самым лучшим чиновником. На вас, на ваших плечах покоилось все хозяйственное делопроизводство местного суда. В ваших руках были сосредоточены нити всего судейского хозяйства. Вы бескорыстно изыскивали новые дешевые источники снабжения тюремных кухонь.
Господин Рулих вздохнул,
— Вы старались экономить для казны, — продолжал советник суда, — вы пеклись обо всем, о чем следует заботиться порядочному чиновнику. Вы образцово вели книги. Все это вы делали под моим наблюдением, я был вашим руководителем, мои усилия, моя добрая воля получали поддержку со стороны вашего рвения и чувства долга. Вы являлись примером для всех остальных. Служебные часы вы соблюдали с пунктуальностью, которая делала вам, как чиновнику, большую честь.
Господин Рулих опять тяжело вздохнул.
— Жму вашу руку, — продолжал советник суда. — Рад, очень рад, что мои хлопоты увенчались успехом, и вы получили то, чего всегда заслуживали своей скромностью, честностью, похвальным свойством, не оглядываясь ни налево, ни направо, всегда, при всех условиях выполнять свои служебные обязанности. Все это не должно было остаться без награды, и я счастлив, что именно мне довелось предпринять шаги в соответствующих инстанциях, чтобы ваши заслуги были по достоинству оценены.
Послышался стук, и в комнату вошли старые сослуживцы и друзья господина Рулиха — счетовод Вультерин и канцелярист Кутельвасеер.
Счетовод Вультерин обратился к господину Рулиху ласково, на «ты», называя его «старина»:
— Да, старина, мы в уездном управлении узнали о награде, которою отметило твои заслуги министерство общественных работ. Помнишь, как мы, бывало, втроем — ты, я да Кутельпассер, сидя в одном и том же помещении, радовались, когда работа спорилась. А иногда входил господин советник и говорил нам, чтоб мы не перетруждались, но мы продолжали работать еще усерднее. Да, старина, я с таким удовольствием вспоминаю эти прекрасные минуты! Развлечения для нас не существовали, и сколько раз мы работали сверхурочно, чтобы не откладывать на завтра. Иногда даже обедать не ходили, а, зарывшись в вороха бумаги, радовались, что не сидим без дела.
Помнишь, старина? И жили мы душа в душу, одной семьей. Так что нам особенно приятно, что тебя не обошли наградой. Мы так полагаем, старина, что это господин советник упомянул там, наверху, о твоих поступках, да и нас не забыл и часто вспоминает о твоих старательных сотрудниках, которые… Нет, не будем его хвалить! Твои заслуги теперь признаны, своей скромностью ты заслужил награду. Ну, старина, показывай свой почетный диплом!
Господин Рулих взял со стола свернутую в трубку большую бумагу, развернул ее и показал друзьям, предварительно заметив:
— Как получил из рук господина уездного начальника, так здесь и лежит.
Все подошли и прочли написанный большими красивыми буквами по-немецки почетный диплом:
«Господину Войтеху Рулиху за заслуги».
А ниже маленькими буквами, потерявшимися в пышном орнаменте, среди стилизованных австрийских двуглавых орлов, нарисованных пером, стояло: «в подготовке экспозиции на международной охотничьей выставке в Вене по разделу — привлечение иностранных любителей охоты в Буковину».
— Видите, — грустно промолвил господин Рулих удивленным поздравителям. — Я знал еще до того, как прочел, что этот лоскут бумаги принадлежит не мне... Не мне, — повторил он еще раз, не замечая, что господин советник и остальные поздравители потихоньку скрылись.
Прошло несколько дней. У «Голубов» молча сидели друг против друга господин советник и господин Рулих. После двухчасового молчания господин советник наклонился к господину Рулиху и отеческим тоном произнес:
— А знаешь, я ведь сразу понял, что диплом не твой. Помнишь, как я раз удивился, застав вас с Кутельвассером в рабочее время играющими в марьяж?

Заметки к публикации: 
Первая публикация: Карикатуры, 13.02.1911.
 
Публикуется по изданию: Я. Гашек. Бравый солдат Швейк в плену. М.: 1959. Перевод Н. Роговой. Илл. Е. Ведерникова.