В заброшенной уборной

Временами человеку становится так грустно, когда он видит, как все приходит в упадок, как угасает былая слава...
Такое уныние наводит заброшенная уборная на бывшем военном полигоне у Дейвиц, под холмом, где проходит дорога к святому Матею, за мостиком через Дейвицкий ручей, который когда-то был еще достаточно полноводным и уносил по направлению к Королевскому заповеднику все избытки того, что вытекало из отхожего места. Ах, это было давно, когда на Дейвицкой равнине слышались барабанная дробь, фырканье и топот коней, когда грохотали выстрелы винтовок и трепетали на ветру сигнальные флажки!..
Давно исчезли воинские части, равнина уже не синеет мундирами, осталась здесь только эта заброшенная уборная — несколько досок, сбитых вместе, чтобы не оскорблять взгляда прохожего ее внутренним видом, где две перекладины, прикрепленные на небольшом расстоянии одна от другой, вполне отвечали своему назначению. Сейчас канава под перекладинами, выкопанная в свое время саперами, наполовину заполнена высохшей черной листвой сливовых деревьев, стволы которых торчат вокруг, а верхушки с любопытством заглядывают внутрь.
Мучительно и грустно вспоминать...
Когда же слива начинает цвести, в заброшенную уборную падают белые цветы; вокруг расцветают одуванчики и маргаритки, как будто сама природа стремится порадовать одинокий нужник и прогнать свежими цветами дух тоски и уныния, каким веет от этих печальных мест.
А осенью и весной, когда по утрам и к вечеру в долине Влтавы и над Дейвицкой равниной стелется туман, тоска, возносящаяся над заброшенной уборной, достигает предела. Раскачиваемые ветром гнилые доски нарушают своим надсадным скрипом вечернюю тишину, и тем печальней кажется это место, чем большей была когда-то его слава.
Только при появлении экскурсантов, направляющихся к святому Матею или в долину Шарки, заброшенная уборная временно снова начинает выполнять свои прямые обязанности. Но эти посещения очень кратки. К вечеру посетители исчезают, наступает тихая ночь, тоскливая и печальная, а за ней — еще более печальные утро и день.
Так и стоит уборная заброшенной, скорбно глядя на пустой полигон.
Где те времена, когда она прислушивалась, как подходят к ней одна рота за другой, как замолкают последние выстрелы вин ювок, раздается топот многочисленных ног, лаконичная команда капралов: «Hosenriemen ab!»¹ и в уютную уборную вступают солдаты, подготовившиеся и полные решимости, хорошо знающие, что приказ есть приказ. Это было чудное мгновение отдыха, хотя и очень краткое, так как новая рота уже стояла внизу за ручьем и снова звучало долгожданное «Hosenriemen ab!».
Затем шаги воинских частей затихали, и появлялись одиночные беглецы. Они наслаждались спокойствием и тишиной под открытым небом и, уходя, записывали карандашом на досках свои впечатления, сопровождая их соответствующими рисунками.
Временами забредали сюда и вражеские разведчики с белыми полосками на фуражках; недавние «неприятели» мирно устраивались рядком на перекладине, обмениваясь мнениями.
Боже мой! Безвозвратно миновало то веселое, шумное времечко, как и все, что унес с собой поток...

Однажды мимо заброшенной уборной проходил, прогуливаясь, майор в отставке господин Цеттель.
Уборная стояла грустна, печальна и безутешна. Слез не роняла: их не было у нее. Была она безжизненна и суха, как разбитый молнией пень последнего дуба в вырубленном лесу.
На сливовом дереве, ветви которого свешивались внутрь строения, сидела ворона. И она так подходила к этому скорбному месту, что господин майор в отставке с еще большей печалью предался созерцанию Дейвицкой равнины и заброшенной уборной.
Чтобы лучше разглядеть окрестности, господин майор поднялся на холм. Задержавшись на вершине, он начал пристально всматриваться сквозь прозрачный утренний туман в расстилавшуюся перед ним равнину.
Всего несколько лет назад гарцевал он здесь на коне перед воинскими частями. Всюду синели мундиры, визжали рожки, звучала команда, слышались крики, ругань... Лошади носились, как бешеные. А ныне!.. Одна заброшенная уборная, вокруг которой некогда царило такое оживление.
Господин майор спустился вниз с таким тяжелым чувством, с каким вспоминают об умершем друге, ушедшей молодости или растранжиренных деньгах.
Господин майор торопился. Грусть оказала определенное физиологическое воздействие на его организм. Поспешно, расстегнув пиджак, вошел он в заброшенную уборную.
Там, на перекладине, скорчился совершенно обыкновенный штатский человек, судя по всему, бродяга.
Господин майор в отставке Цеттель в ужасе всплеснул руками и... рухнул без чувств в канаву, которую когда-то выкопали саперы. Разорвалось его военное сердце, не выдержало, что какой-то простой «штафирка» удовлетворяет свою физиологическую потребность в заброшенной воинской уборной
Находчивый бродяжка быстро осмотрел его карманы и с часами и кошельком в руках весело отправился в путь.
А дух господина майора в отставке и поныне сидит темными ночами на перекладине заброшенной уборной и плачет навзрыд...

Примечания

1. Расстегнуть ремни! (нем.)