Мой отец – крупный государственный чиновник, его фамилия – Новый. Мою сестру зовут Матильда. Она вышла замуж тоже за чиновника. Его фамилия – Гандшлаг.

Сперва сестра моя гуляла с господином, служившим в градоначальстве. Мой папаша постарался, чтобы этого господина повысили по службе, но, когда его повысили, он перестал гулять с Матильдой. Мамаша с Матильдой очень плакали.

После этого к нам стал ходить один учитель. Он все время размахивал руками и через каждое слово вставлял: «Строго говоря». Однажды он подарил мне глобус, но потом перестал к нам ходить и потребовал глобус назад.

После учителя за Матильдой ухаживал инженер из земского комитета. У него была привычка постоянно спорить, и он часто говорил: «Этого требуют интересы страны». Он очень нравился Матильде, она проплакала целую неделю, когда папаша, рассердившись, выгнал его из дому, потому что инженер считал, что деньги должны оставаться в Чехии, а не отправляться в Вену.

После этого отец привел к нам одного чиновника из своего отделения. Это был очень тихий человек. Отец разговаривал с ним до поздней ночи о государственных делах.

Матильда вышивала, а папаша с этим господином говорил о политике и пил воду.

Этот тихий человек Матильде очень понравился, но потом оказалось, что у него трое детей в Моравии. Больше он не показывался, и папаша говорил, что его куда‑то перевели.

Полгода к нам не ходил никто. Матильда тайком гуляла с одним офицером. Но потом об этом узнал папаша и стал кричать на нее. Мы при этом все плакали, потому что папаша говорил:

– Это позор, позор!

На другой день папаша привел бледного худого человека: это и был Гандшлаг. После его ухода папаша сказал, что это очень способный человек. После каждого слова Гандшлаг говорил: «Низко кланяюсь, сударыня», а папашу называл: «Ваше благородие, господин советник». Папаша был его начальством. На третий день Гандшлаг снова пришел и почтительно говорил: «Разрешите, сударыня», и целовал руки. Он у нас ужинал и поддакивал всему, что говорил папаша; он кивал головой, жевал и глотал почтительно и говорил: «Это, разрешите заметить, прекрасно». И еще: «Как прикажете, пан шеф».

После его ухода мне приказали идти спать, а сами начали совещаться в столовой. Я встал возле двери, начал подслушивать и услышал, как папаша говорил:

– Ты выйдешь за него замуж по моему отцовскому приказу, а он возьмет тебя по долгу службы.

А Матильда на это сказала, что жених – дурак.

Мамаша вздыхала и говорила, что Матильде нет необходимости его сейчас любить; она тоже раньше не любила папашу и только через пять лет к нему привыкла. Но этому чиновнику нельзя показывать, что она его не любит и считает дураком.

Матильда говорила, что лучше она пойдет в родильный дом, чем выйдет замуж за человека, которого не любит. Но мамаша ее всячески разубеждала и говорила, что теперь в родильном доме нет тайного отделения.

Потом папаша обещал подарить Матильде браслет, бриллиантовую брошку и другие вещи. Тогда Матильда сказала, что выйдет замуж, чтобы избежать позора своей семьи…

После этого папаша с мамашей стали ее целовать и говорить:

– Ты наша хорошая Матильда!

Затем я услышал, как они говорили о Гандшлаге. Папаша сказал, что этого дурака он повысит по службе, но только после свадьбы, чтобы он не мог увильнуть. Хотя он и глупый, но очень исполнительный.

– Возьмет ли еще он ее? – сказала мамаша.

– Я ему прикажу как начальник, – ответил папаша. – Я скажу ему все.

Когда на другой день пришел Гандшлаг, то держал себя очень робко и все время посматривал на Матильду. Перед этим Матильде сказали, чтобы она побольше ему улыбалась и разговаривала с ним. Она разговаривала, он все время ей тихо отвечал: «Да, сударыня». Затем принесли вино, он отхлебнул и сказал: «Разрешите, сударь», и начал говорить что‑то о служебных назначениях. В этот день после его ухода о нем ничего не говорили.

На другой день папаша сказал так, чтобы я не слышал:

– Сегодня утром придет мой чиновник просить твоей руки, Матильда. Приколи себе розу на блузку.

Прислуга пошла покупать розу, а мамаша сердилась на то, что розу покупают за тридцать, а не за пятнадцать крейцеров. Затем Матильду надушили. Остатками духов я обрызгал нашу собаку.

Пан Гандшлаг пришел одетый в черный костюм и в белых перчатках. Он был еще бледнее и худее, чем вчера. Когда он сел, то стал говорить опять о назначении. Мамаша принесла ликеру и налила ему три рюмки. Когда она стала наливать четвертую, то он сказал: «Довольно, сударыня», и обратился к папаше:

– Я бы хотел, пан шеф, поговорить с вами по частному делу.

Папаша показал мне пальцем на дверь, а мамаша пошла к Матильде, которая зевала в соседней комнате, и сказала:

– Да, этот долго церемониться не будет.

Мамаша попудрила Матильду, и в это время раздался голос папаши: «Матильда, Матильда!»

Я подошел к дверям и услышал, как папаша говорил:

– Дорогая Матильда! Вот пан Гандшлаг просит твоей руки. Я не имею ничего против этого, теперь слово за тобой. Что ты скажешь?

Я слышал, как Матильда расплакалась и сказала: «Да‑да». Затем она крикнула: «Мамочка!» Мамаша прибежала и сказала:

– Дети, я это сразу заметила, вы так подходите друг к другу!

Потом они позвали меня:

– Пепик!

Я пришел, и тут мне сказали, что пан Гандшлаг женится на Матильде. Мамаша меня спросила, буду ли я его любить. Понятно, я не решился сказать, что нет, не буду. Гандшлаг меня схватил, начал целовать и кричать:

– Пепичек пана шефа!

С тех пор он стал говорить моему отцу:

– Что изволите приказать, пан шеф‑отец? – А матери:

– Целую ручки, сударыня и мамаша.

Когда он уходил, то в прихожей дал прислуге гульден, а мне крону и сказал:

– Вот тебе на гостинец, Пепичек пана шефа.

На следующий день пан Гандшлаг принес обручальные кольца, а когда подали вино, то поднял рюмку и сказал:

– За наше счастливое супружество, с разрешения пана шефа‑отца и сударыни‑мамаши.

– Будьте счастливы, дети! – сказала мамаша и заплакала.

Когда Матильда пошла его провожать до прихожей, то меня выслали из комнаты и мамаша сказала папаше:

– Матильде рожать в ноябре, через два месяца.

– Через месяц будет свадьба, – сказал папаша, – и тогда только я отдам приказ об его повышении.

Затем пришла Матильда и сказала, что этот дурак хотел, чтобы она его поцеловала.

– Какая дерзость! – сказала мамаша.

– Зато он исполнительный чиновник, – заметил папаша.

Заметки к публикации: 

Первая публикация:  «Карикатуры», 5.1.1910.