Родные места

Родные места, отчий дом, сколько очарования таите вы в себе… Все воспоминания прекрасной поры детства оживают… Родная деревенька манит неодолимо…

Бродяга Малек, сидя на скамье железнодорожного вагона в обществе жандарма, который вез его по этапу в родные места, в отчий дом, придерживался иного мнения.

«Черт побери, – думал он, – снова меня везут в эту деревню, будь она неладна». Как видите, суждение это полностью противоположно приведенным выше изящным и нежным словам, которые, признаюсь, я списал из хрестоматии наших воспитанных и добропорядочных школьников.

С циничной дерзостью продолжаю списывание: «В родной деревне мы встречаемся с людьми, милыми и дорогими нам с детских лет…»

Увы, бродяга Малек не мог присоединиться к этим словам.

– Прощения просим, господин жандарм, – обратился он к сопровождающему, – что, Неедлы все еще староста?

Жандарм некоторое время размышлял, стоит ли отвечать Малеку, и наконец сказал:

– Да, Неедлы все еще староста.

– Сколько я от него натерпелся, – продолжал Малек, – вечно он мне твердил: «Послушай, зачем ты просишь подаяние, лучше уж взять веревку да повеситься, коли ты ни на что не годен, надоедаешь только своим нытьем: «Сжальтесь, Христа ради, над стариком, подайте на пропитание».

Жандарм, закурив сигарету, ухмыльнулся, потому что Малек очень похоже передразнил голос старосты.

– Мой отец нищенствовал, – рассказывал дальше Малек, – и мать тоже, вот и я также. «Голодранцы вы, нищие, – говаривал Неедлы, – с такими надо разделаться. Всем вам веревку на шею и повесить в общинном лесу».

Сидевшие в купе рассмеялись.

– Вот ведь нахал, как врет, – шептала сидящая сзади бабка своей соседке. – Неедлы – добрая душа и очень толковый человек. Моему сыну устроил лицензию, ну, правда, кое‑что и ему перепало, но зато лицензия на торговлю водкой в кармане. А этот Малек… Вор, каких свет не видывал. Представьте себе, милочка, он даже свячёными предметами не брезгует. Стали мы святить к пасхе крутые яйца и, пока они лежали в сакристии, этот безбожник влез туда и все съел. Брал яйца голыми руками, а они ведь свяченые были.

Между тем Малек продолжал разговор с жандармом.

– Но, думаю, и до старосты дойдет черед.

– Вас никто не спрашивает, так что помалкивайте, – сказал жандарм бродяге.

– Слава богу, – прошептали сзади, – господин жандарм велел ему замолчать. Мыслимое ли дело – слушать такие речи.

– Котвалтице, – послышался крик кондуктора.

– Приехали, вставайте, – приказал жандарм Малеку.

* * *

Начальник канцелярии Ванек со своей семьей ехал на том же поезде, что и бродяга Малек.

– Сколько лет я не видел родных мест, – вздыхал он, – видите, дети, вон там башню, это башня нашего маленького костела.

– Как здесь хорошо, папа, – кричали дети в бричке, везущей их со станции в Котвалтице.

– Подождите, вот увидите дом, где я родился, знаете, тот, что мы сняли. Все время будем в лесу. На охоту будем ходить, рыбу ловить…

– Муженек, – сказала супруга Ванека, прижимаясь к нему, – ах, как я рада, что мы будем жить в твоей родной деревне.

Повозка поравнялась с бродягой Малеком и жандармом.

– Фу, – сказал господин начальник, – видите, дети, этого грязного человека, которого ведет жандарм? Это Малек. Он, когда я еще учился, – видите, вон там школа – все время ходил к школе просить подаяние. Видите, к чему это привело…

– На обед неплохо было бы цыпленка с горошком, – заметила его супруга.

Родные места… милые… дорогие…