Цыган-археолог

Вот радости-то было у любицких цыган, когда старый Дзурица явился вечером с большой бутылью самогона и, обходя одного за другим, давал каждому приложиться и кричал:
— Пейте, все пейте! Еще будет, клянусь богом!
— Где же это ты денег достал на такое угощение? — послышался из группы цыган голос молодого парня.
— А дело было так — начал рассказывать Дзурица. — Иду это я тропинкой, что ведет к лесу, дай, думаю, дров нарублю... Иду, значит... А тут прямо на меня, откуда ни возьмись, его милось пан фарарж¹, а с ним еще два пана... Ай-ай-ай, три пана навстречу! Ну, я, понятно, струсил. Думаю: ничего хорошего не жди, паны — это паны. Я было назад. А тут пан фарарж кричит: «Эй, Дзурица, иди сюда! Послушай, что я тебе скажу!»
Ну, я шел... А тут один из этих панов сует мне в руки деньги и говорит: «Ты послушай, мы собираем черепки от горшков, которые можно найти в лесу, в поле или в горах. Раньше это были похоронные урны. Понимаешь? Урны — это глиняные сосуды, горшки; в них хоронили пепел умерших. Понял? Так вот слушай: если найдешь такие старые черепки, иди на фару², и за каждый черепок получишь деньги. Все понял?»
Ну, я сказал: «Увидим. Если найду — принесу».
А тот пан еще показал мне кусочки от тех старых черепков, а там на них всякие черточки.
А пан фарарж еще сказал: «Если принесешь вот такие черепки, на которых эти черточки, так тебе заплатим вдвое. И скажи это всем цыганам».
Старый Дзурица закончил свою речь, хлебнул из бутылки, и снова каждый получил свою долю. А Дзурица до поздней ночи продолжал рассказывать и давал своей семье информацию, как нужно искать и что нужно искать, в особенности же — те черепки с черточками, за которые платят в два раза больше.
Еще поздней ночью цыгане продолжали толковать о старых черепках и горшках, в которых, как пан фарарж сказал Дзурице, был пепел от людей. Потом они снова пили и пели.

***

На следующий день, к вечеру весь любицкий цыганский табор стоял у дома фараржа, а старый Дзурица нерешительно топтался перед дверью, с трудом удерживая на плече объемистый мешок.
Наконец он набрался храбрости, вошел в дом и постучал в дверь, ведущую в покои пана фараржа. Войдя в комнату, он приложился к его руке, поцеловал руку и остальным двум панам, сидящим за столом, и, не говоря ни слова, начал вытаскивать из мешка и выкладывать на стол глиняные черепки.
— Господа, здесь же сплошной орнамент! — воскликнул по-латыни фарарж, обращаясь к своим гостям.
И в самом деле: на каждом черепке было украшение либо в виде продольных линий, горизонтальных или в форме спирали.
— Где ты это нашел? — спросил фарарж цыгана, который с набожным усердием вытаскивал все новые и новые черепки с новым и новым орнаментом.
— А это там, в лесу, на горе. Туда тяжко подниматься. Так я шел со всей семьей, и мы это нашли. И все мы вот как намаялись!
— На вот, получай и раздели с семьей, да сходите туда еще раз, — сказал фарарж, вынимая из кармана кошелек.
Цыган истово поблагодарил и исчез.
Вскоре в корчме началось веселье. Цыгане пили, пели, плясали, так что все псы в окружности наперебой заливались лаем.
А в это время у священника шел оживленный разговор о принесенных черепках и похоронных урнах, украшенных орнаментом. Все трое сошлись на том, что рисунок на принесенных образцах носит совершенно иной характер, чем те, что были известны до сих пор. Правда, пан профессор из Левочи утверждал, что в музее в Пеште он видел подобные урны; найдены они были в курганах доисторических эпох и принадлежали уральско-чудским племенам. Но пан профессор из Кошиц категорически возражал, считая, что орнамент на тех урнах резко отличается не только по своему богатству, но и по технике выполнения, от того, что украшает принесенные черепки.
Интересно, как вообще они наносили этот орнамент: может быть, сначала выскабливали, а потом уж обжигали, или наоборот — сначала обжигали и только после этого выскабливали.
Интересно, какими они пользовались инструментами...
Пан профессор из Левочи как раз рассказывал о том, что на перуанских урнах находили подобный же рисунок; и кто знает, к каким открытиям и к каким научным выводам они пришли бы... Но тут снаружи, перед фарой раздались отчаянные крики, распахнулась дверь, и перед изумленными археологами предстал пьяный цыган Дзурица,
— Ваша милость, — забормотал он прерывисто, заливаясь слезами, — я забыл вам еще сказать, что поломал два ножа. Так смиренно прошу заплатить и за эти ножи. Я уж все пропил, а еще не напился.
— Какие еще ножи? — удивленно воскликнул пан фарарж.
— Да как же, ваша милость, ведь я ими выскабливал черточки на черепках, — плача, ответил Дзурица. — Я все сам сделал на тех разбитых горшках, что мы собрали за гумнами. Два ножа поломал, ваша милость! Почтительнейше прошу...
В эту ночь, наверно, панам-археологам снились сплошь погребальные урны с неизвестным до сих пор новым типом орнамента, изобретенным цыганом Дзурицей, который выскабливал его на старых разбитых горшках, валявшихся за цыганским табором...
С той поры пан фарарж стал величать цыгана Дзурицу археологом.

Примечания

1. Фарарж — приходский священник.

2. Фара — дом приходского священника.